Клык не был трусом, умирать не хотел, но огрызнулся, сыщик хотел сломать волю уголовника.

– Пуля дура, отыщется и моя, – согласился Гуров. – Но сейчас она где-то заблудилась, а твоя, парень, здесь, – и надавил пистолетом сильнее. – Чувствуешь? Отвечай!

– Больно же, сука!

– Будет значительно больнее, пуля в животе – очень больно! Ты это знаешь? Отвечай!

Человек с детства знает, что он умрет обязательно, иногда думает о смерти, а через секунду забывает. Когда человек о своей смерти говорит вслух, и не болтает, а говорит серьезно, то реальнее представляет неизбежность смерти. Сыщик требовал ответа, пытаясь раздавить волю уголовника, подчинить, сделать его полностью управляемым.

– Знаю, что больно, не дурак, – прохрипел с присвистом Клык.

– Вставай, – Гуров вновь обхватил Клыка за плечи. – Я старый больной человек, ты помогаешь мне, идем не торопясь, пуля уже прилипла к твоему животу. Ты знаешь, что твоя смерть на кончике твоего языка.

Юдин вернулся из аэропорта, поселил своего знакомого в гостинице, заплатил за него, дал несколько тысяч на карманные расходы; велел из номера не выходить и прошел в свой люкс. «Вот я и стал оперативником, – думал Юдин, развалившись в кресле, – полковник заставил меня работать. К нему никто не прилетел, значит у Гурова произошла осечка, и его могут здесь убить. А сегодня от Гурова до Юдина – только руку протяни. Я порвал с Корпорацией, респектабельный и небедный человек, так чего мне нужно, куда я лезу? Не обманывайся, Борис Андреевич, ты не лезешь, уже увяз по горло. Собрать вещички, сесть в машину и умчаться к чертовой матери. Но я пригласил сюда человека, раздавленного, нищего человека. Видимо, я сошел с ума, полковник околдовал, действует как наркотик, парализовал волю. Будь я проклят, если, выпутавшись из этой истории, хоть раз встречусь с проклятым сыщиком. Он ненормальный, псих, гладиатор, ну так я же вполне здравомыслящий человек».

Борис Андреевич Юдин себя переоценил, так как войдя в номер, дверь не запер. Сейчас она неожиданно распахнулась. В гостиную влетел незнакомый мужчина, не удержался на ногах, упал. Следом вошел высокий горбатый старик, запер дверь, взглянул на хозяина поверх пенсне.

– Что вам нужно? – тихо, севшим голосом спросил Юдин. – Вы ошиблись номером. Я сейчас…

– Налей выпить, – перебил Гуров, стянул парик, скинул горбатый балахон, который тяжело шмякнулся на палас. – Извини, Борис, – он указал пистолетом на лежавшего неподвижно человека, – что я вваливался к тебе один, теперь гостя приволок.

Юдин понимал, что от него ничего не зависит, опустился в кресло, стараясь говорить как можно спокойнее, произнес:

– Пустяки, даже приятно, располагайтесь, как дома. Но если вы, господин полковник, желаете выпить, обслужите себя сами.

– Я бы рад, руки заняты, – сыщик, глядя на свой пистолет, с отвращением кивнул на лежавшего неподвижно Клыка. – Он здоровехонек, просто задумался о бренности всего земного. Борис Андреевич, не откажи в любезности, возьми нож, срежь с портьеры шнур, хорошенько намочи его водой и дай сюда.

Юдин не двинулся с места, смотрел с ненавистью.

– Ты абсолютно прав, но, пока мы господина убийцу не обесточим, ты не сможешь мне высказать свои чувства.

– Да гореть мне в вечном огне, если когда-нибудь… – бормотал Юдин, поднимаясь из кресла и выполняя указание сыщика.

Мокрым шнуром Гуров связал Клыку руки за спиной, согнул ногу, притянул к связанным кистям, облегченно вздохнул.

– Если вздумаешь кричать, ударю железом по голове и воткну кляп, – сыщик ухватил Клыка за шиворот, отволок в ванную, вернулся, молча налил себе коньяку, выпил залпом, прикурил, сел напротив Юдина. – Так на чем мы остановились? То, что ты обо мне думаешь, можешь пропустить. Знакомого ты привез, а генерала не встретил, тоже известно. Вот свежий вопрос: что делать? Понимаешь, Борис Андреевич, наша беда в том, что мы следуем за событиями, а не направляем их, пока удачно работаем в контратаке. Но удаче доверять нельзя, она дама капризная, может и отвернуться. И потому, что? Правильно! Пора перехватить инициативу!

Юдин знал, что глаза у сыщика голубые, сейчас же то ли свет так падал, то ли по иной причине, но на коммерсанта смотрели глаза темные, мрачные, своим выражением абсолютно не соответствующие легкому, даже ироничному тону. Почему-то вспомнилась песня Высоцкого о человеке, которому осталось пройти четыре четверти пути. Но Юдин не поддался сентиментальному порыву и ответил:

– Вы абсолютно правы, господин полковник, инициатива – составляющая победы, но я сегодня отбываю в Москву.

Юдин ожидал, что сыщик начнет отговаривать, предпримет другой маневр, но попытается задержать, и в который раз не угадал.

– Я тебя понимаю, ты, безусловно, прав, – ответил спокойно Гуров. – В каком номере твой гость и как его зовут?

– В триста восьмом, он сам представится, – ответил Юдин.

– Конспирация? – Гуров улыбнулся. – Существует масса способов установить его личность…

– Ну и пользуйся ими! – перебил раздраженно Юдин. – А от меня ты больше ничего не узнаешь.

– Интересно, недавно мы были почти друзья, – Гуров закурил новую сигарету, взглянул на огонек, решительно продолжал:– Ты пожалеешь, что смалодушничал, это не угроза, а, как говорится, реплика в зал. За помощь я тебе искренне благодарен, считай, что мы в расчете, последние мои просьбы тебе будет выполнить легко и совершенно безопасно. Я на полчасика загляну в триста восьмой, побеседую. А ты, пожалуйста, спустись к администратору, оплати номер за двое суток вперед, скажи, что будешь работать и просишь не беспокоить. После этого мы пожмем друг другу руки, я пойду своей тропой, а ты заберешь своего приятеля, сядешь в шикарный лимузин и с чистой совестью – на свободу.

– Договорились, – Юдин поднялся. – Ты умный и хитрый, но я тоже не мальчик, меня на «слабо» не поймаешь. Я действительно сяду за руль шикарного лимузина и с абсолютно чистой совестью отправлюсь отсюда на свободу. А что с этим? – он указал на дверь ванной.

– А что? – Гуров уже отсутствовал, словно мгновенно переместился в пространстве, о хозяине номера забыл, разговаривал сам с собой. – С этим я разберусь.

Сыщик поднял подаренную Классиком хламиду, оружие тяжело оттягивало полы, сунул в карман парик и пенсне, свернул, сунул под мышку и быстро вышел. Он не стал пользоваться лифтом, спустился на второй этаж, ключ от своего номера сыщик предусмотрительно не сдавал. Он проверил простенькие метки, которые оставил перед уходом, выяснил, что в номер заходили, но в чемодан не лазили, кейс не трогали, значит, была лишь уборщица. Гуров быстро умылся, переоделся, бутафорскую одежду, которая блестяще послужила, но больше не годилась, забросил под кровать.