Шрифт:
– Как вы сказали? – удивилась я.
Было довольно странно слушать лекцию о требовании фиксации рёбер при переломах от человека, который способен без точной дозировки и капли сомнения поить меня отравой, от которой есть риск просто не проснуться.
Однако, травница превратно поняла моё сомнение, полагая, якобы меня поразила глубина её познаний и навыков.
– Много поколений тому назад, когда только ваш народ вступил на эти земли, наука врачевания была доступна лишь избранным и люди стремились к знаниям. У моего прадеда было двенадцать учеников, у отца – пять, а у меня – только один. Древние знания о человеке уходят в небытие, так что недолог тот момент, когда мы станем уповать только лишь на милость Великого.
– Вечно ты ерунду какую-то городишь, Асвейг! – возмутилась вошедшая с тазом кормилица. – Ну, для чего девочке знать про ваши богопротивные учения про движения небесных тел, про устройство тела человеческого и прочую ересь? Вот попомни мои слова, добром это для тебя не закончится. Благодарна будь лорду Свейну, папеньки Камиллы, за то, что он привечает тебя. И потом, что же плохого в святой молитве?
При этом кормилица поставила таз на столик рядом со мной и, достав угрожающего размера тряпку, сообщила, что пришло время омовения.
– Как бы то ни было, - продолжала лекарь, - но я рада видеть, что вы пришли в себя, помните, кто вы и откуда, а это значит, что ваша жизнь больше вне опасности. Однако, выздоровление – процесс небыстрый и довольно мучительный. Я сменю вам повязку, которая сдавливает ваши рёбра.
Неприятная процедура была вскоре закончена, лекарь ушла, сопровождаемая недобрыми взглядами Ранни, после чего наступило то самое «омовение» - все непострадавшие участки тела были просто протёрты приятно пахнувшей водой, после чего кормилица аккуратно разделила мне волосы и заплела в две косицы, нацепив свежую рубашку длиной до пят.
– А уж отощала-то вся за последнее время, кожа да кости! – горестно покачала головой Ранни, оглядывая меня.
Да уж… не могу не согласиться… несмотря на то, что я старалась не делать резких движений, любопытство пересилило и я опустила голову вниз, оглядывая свои тощие ноги, очертания которых виднелись под сорочкой, и руки-веточки, которые чинно лежали на одеяле. Полагаю, что и раньше бедняга Камилла не отличалась упитанностью, а теперь и вовсе – все модели-анорексички просто позеленели бы от зависти, увидев такую «красоту». Вновь было подано зеркало, и я смогла уже при свете дня качественно себя рассмотреть – волосы оказались каштановыми, слегка вьющимися. Прямой нос, торчащие скулы и некрупный рот не выделяли бы меня из толпы других девчонок, если бы не глаза, те самые, которые зеркало души. И, если судить по ним, то душа у Камиллы была прекрасна, даже сейчас, когда были сильные отёки на лице.
Наконец, я вернула зеркало и обратила внимание на явную маету Ранни. Оказывается, что мой дорогой папенька прослышал про то, что я передумала помирать, и намерен нанести мне визит. О, как! Впрочем, пока ничего особенного в этом поступке я не усматриваю – разве родители не должны тревожиться и переживать, как там их кровиночка? Или же самолично убедиться в том, что за ней осуществляют должный уход, к примеру… мог бы и раньше посетить, конечно… но, как говориться, чем богаты… теперь только бы не сказать чего-то лишнего…
В комнату без стука открылась дверь и вошли трое мужчин самого сурового вида. Просторное помещение сразу стало казаться меньше из-за габаритных мужиков. Вот зуб даю на отсечение, это те самые ожидаемые родичи. Тот, что постарше, напряжённый кареглазый и русоволосый мужик лет «нормально за сорок», отчего-то явно ощущает дискомфорт. Быть может, он не слишком времени уделял дочери? Двое мужиков помладше, чем-то неуловимо похожие между собой, наверняка мои братцы. Все прибывшие были одеты примерно одинаково – в свободные мягкие штаны, куртки с торчащими из-под них рубахами, и высокие сапоги.
– Раннвейг! – кивнул родитель притихшей кормилице. – Ты можешь быть свободна. Думаю, что леди твоя помощь пока не нужна.
Та молча кивнула и быстро вышла. Мужики приблизились и сурово поинтересовались:
– Ты помнишь, кто ты и где находишься?
Да у них фобия какая-то, что ли? Сначала Ранни ненавязчиво поинтересовалась, потом травница, и вот эти… любящие родственники…
– Конечно, отец! – помедлив, всё же ответила я. – И, если вы желаете, то я сообщу, что вас зовут лорд Свейн. Не желаете ли, я расскажу о себе, начиная с момента прорезывание зубов?
Папеньке, надо думать, такой ответ не слишком понравился, поскольку он скривился, как от зубной боли. Ну, или же тут не было приняты подобные вольности, что тоже может быть. Парни синхронно улыбнулись и ударили по рукам, словно отмечая мою лучшую шутку. Папенька хмуро пожелал мне скорейшего выздоровления и отбыл.
– Не принимай близко к сердцу поведения отца, сестрёнка! – жизнерадостно заявил один из здоровяков и ободряюще улыбнулся.
– Ингвар прав, дорогуша! – тоже неизвестно чему радовался второй. – Просто все немного на взводе после того, что случилось. Да ещё и эти предрассудки про то, что в людей, внезапно оживших, вселяется демон. Только он не знает ничего об этих людях, ни о том, где он оказался…