Птица, появившаяся ранним утром, оставила их после полудня. В лесу сгущались сумерки. Медленно, со страхом небольшой отряд спускался по тропе. Леатрис, шедшая впереди, с любопытством оглядывалась, потом подтолкнула мать.

– Посмотри, мама, на деревья. Там дом.

Хуана всмотрелась в лесную полумглу, но увидела только смутные очертания. Это может быть чем угодно. Она вздрогнула.

– Оставь, Леатрис, - прошептала она. - Одни боги знают, кто там живет один, как зверь.

Леатрис тоскливо подумала об отце, который, в отличие от матери, ничего не боялся. Потом она решительно переместила тяжелый тюк, продолжая отыскивать взглядом дома. И увидела еще несколько смутных теней, увидела тропы - все это может и не означать наличие людей, но может и означать. В щели ставен она увидела свет огня. И снова толкнула мать. Хуана неохотно признала:

– Возможно, это дом. - И сразу начала переговариваться с остальными женщинами.

Эгил посмотрел с отвращением.

– Эти женщины будут болтать всю ночь. Разбудить хозяев?

– А ты готов сразиться с ними, если они разбойник или колдуны, меняющие обличье? - испуганно спросила Леатрис.

Эгил презрительно скривил губы.

– Не следовало спрашивать девчонку, - ухмыльнулся он, произнеся последнее слово как смертельное оскорбление.

Леатрис опередила его и нашла дверь.

– Помогите! - крикнула она. - Помогите нам! Мы заблудились и умираем с голоду, с нами нет мужчин, и мы вам не причиним зла.

Эгил выругался, возмущенный таким немужским поведением.

Дверь открылась. В ней показалась остроносая бронзоволосая девушка лет четырнадцати. Она сонно протерла глаза.

– Я позову старших, сестра. Как тебя зовут? И - что такое "мужчины"?

Арона, у которой прервали неспокойный сон, потрясенно смотрела на пришедших. Она никогда не видела столько незнакомых людей. И говорили они на языке, которым пользуются только чужаки, единственные, с которыми она знакома: дочери Ганноры, которые ежегодно приходят торговать, а также странная женщина, обладающая Силой и называющая себя Несогласной. Ветер рвал ее открытую дверь, принося с собой первые капли ночной бури. Арона спохватилась.

– Заходите и погрейтесь у моего огня, - с трудом выговорила она на языке, которым пользовались пришельцы. - Я Арона, дочь Бетиас, из клана женщины-лисицы, помощница хранительницы записей. Моя хозяйка отсутствует. Входите.

Они вошли, примерно полторы дюжины. Юная девушка прикусила губу. Она не может оставить этих людей одних, но нужно как-то сообщить другим. Неожиданно она высунула наружу голову и издала условный крик. Он означал: "Неизвестные люди! Тревога, но не очень большая". Довольная, она подбросила дрова и поставила на огонь котелки для приготовления пищи.

Кошка, по кличке Рыжая Малышка, подошла к незнакомцам, и девушка, которая заговорила первой, опустила руку, чтобы погладить ее. Высокая девушка в брюках из овечьей шкуры, какие носят пастухи, издала какие-то звуки, и мать шлепнула ее по заду, как мула. Потом мать обратилась к Ароне:

– А твоя (что-то) или твоя (он-мать) дома, девушка?

"Провались этот проклятый язык", - про себя выбранилась Арона, подыскивая слова, чтобы ответить на ;вопрос, который не поняла.

– Я больше не живу в доме моей матери. Моя хозяйка ведет и хранит записи. Я имею право оказать вам эту услугу, - заверила она. На расстоянии послышались звуки: это пробираются сквозь дождливый лес женщины. Пусть старшие, которые лучше владеют этим языком, берут на себя такую тяжесть! Потом, вспомнив, как ее назвала Хуана, поправила ее: - Я теперь не девушка и могу скоро стать матерью, потому что вчера ночью приходили фальконеры.

– Фальконеры! - воскликнула женщина, голос ее прозвучал сдавленно, и она смотрела на Арону, словно та прокаженная и не предупредила ее. И как будто лиса напала на птичий двор, все женщины одновременно закричали. Грубая рослая девушка, у которой Арона видела волосы на лице, как у старухи, сказала:

– Не волнуйся, мама, я тебя смогу защитить.

– Ты хороший мальчик, Осеберг, - благодарно ответила женщина, и в это время в дом одна за другой начали входить старейшие. В маленькой комнате стало очень тесно.

Старейшая из матерей неожиданно резко повернула голову, от этой внезапности у Ароны даже заныли зубы.

– Мальчик? - зловеще спросила она.

Вокруг Ароны, у которой уже начинала болеть голова, разразилась буря.

– Мальчики - это молодые фальконеры! - истерически кричала Леннис, мельничиха. - Мы видели на что способен этот кузен Джомми, если оставляли его без присмотра, как ни воспитывала его тетя Эйна. Он убил фальконера! Вот почему они снесли хижины! И ко мне Джомми применил насилие!

– Фальконеры? - изумилась Хуана. - Вы принадлежите фальконерам?

"Еще один Джомми", - подумала Арона, с любопытством глядя на Осеберга. Дождь пошел сильнее, и ветер врывался в дверь дома. Голова у Ароны болела все. сильнее. Ей нравился кроткий калека Джомми - хромой; он всегда помнит о своем уникальном положении в деревне; а Осеберга она невзлюбила, даже когда считала его девушкой. И из-за боли сказала резко:

– Мы не можем продержать их здесь всю ночь, пока спорим, сестры, потому что они вот-вот упадут. И я тоже.