– Что тебе надо у святого Петра?

– Хочу попроситься в рай, - ответил я с земной учтивостью.

– Не можем мы тебя пустить, - мрачно заявила противная холуйская душонка.
– В рай пускают не всякого, кто захочет.

– Если это так, то у меня есть и рекомендации. Пожалуйста. Помню я наизусть и речь, произнесенную над моей могилой. В ней обо мне сказано много хорошего...

Парень щелкнул языком и махнул рукой, как будто хотел сказать: "Брось, это ничего не значит!" А когда я снова попросил у него совета, что мне делать, он показал на одну из канцелярских дверей и сказал:

– Иди ты, братец мой, вон туда, в архив, и посмотри, есть ли ты в райских списках, а больше тебе ничто не поможет.

Пошел я в канцелярию. Там встретил седоватого человека, то есть душу, с длинными расчесанными усами и красным носом. Как только я вошел, сразу почувствовал, что от этой души разит чересчур земным запахом, непохожим ни на запах ладана, ни на запах базилика. Не успел я и поздороваться, как он заорал:

– Фамилия?

Я назвал фамилию. Он поплевал на пальцы и принялся листать какую-то толстую книгу, шепча: "А, а, а... б, б, б..." и т. д. Когда же случалось ему переворачивать 2-3 листа вместе, он вслух поминал мать или отца, но таким нежным, небесным голосом, каким может ругаться только райская душа. Слушать его было одно удовольствие. Перелистав книгу, он поднял голову и решительно сказал:

– В списках райских душ тебя нет. Посмотрим вторую книгу, не направили ли тебя в ад.

– "Только этого мне и не хватало!" - подумал я.

Он снова принялся плевать на пальцы и переворачивать листы, и снова зазвучала нежная, как пение херувима, ругань. Я чувствовал себя как на иголках и пристально смотрел на архивариуса, пока тот не закрыл книгу и не произнес равнодушно:

– И здесь нет.

У меня отлегло от сердца.

– Но... что же теперь делать?
– задумчиво спросила душа-архивариус.

– Знаете что?
– решил я предложить.
– Посмотрите еще раз первую книгу.

– Незачем, - ответила душа, - я все просмотрел очень внимательно. Нет тебя нигде.

– Скажите, пожалуйста, - осмелился я вмешаться еще раз, - а где вы брали сведения для этих списков?

– Для Сербии мы брали из окружных гарнизонов, налоговых списков и метрических записей.

– Что вы говорите!
– хлопнул я себя по лбу.
– Тогда нет ничего удивительного в том, что меня нет в списках.

– Как так?

– Я принадлежу к числу тех счастливых граждан моего отечества, у которых во время войны сгорели метрические записи, у которых дядя староста, и поэтому они не внесены в списки окружных гарнизонов. Не могут они попасть и в налоговые списки из-за частых перемещений. Я и до сих пор не уплатил налоги.

– Хм!
– произнесла душа-архивариус и глубоко задумалась.

– И что же теперь будет со мной? Может быть, мне вернуться на землю?

– Это невозможно. Будем считать тебя сверхкомплектным.

– Сверхкомплектным?
– спросил я.
– Хорошо, но куда же я пойду сверх комплекта, в рай или в ад?

– Этого я не знаю. Придется тебе пойти к самому святому Петру, а он уж определит - куда.

Вышел я из архива. В среду, то есть в приемный день, кое-как протиснулся вперед, и наконец меня принял святой Петр.

Как я упросил святого Петра направить меня в рай, не буду рассказывать. Пусть это останется тайной, Хотя и "клялась земля раю, что все тайны знает". Главное то, что святой Петр принял меня в рай.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

И вот я в раю. Здесь уж не достанет меня ни господин окружной начальник, ни казначей, ни Мита-столяр.

Стоит ли вам говорить, что в раю я сразу же почувствовал себя как дома. У нас внизу, в Сербии, государственные служащие уже привыкли к дармоедству. То же самое и здесь. Похоже было, прости меня, господи, что меня будто бы переместили по службе в какой-то очень хороший округ, так как, ей-богу, у нас, внизу, есть округа с молочными реками и кисельными берегами, только не каждый умеет пользоваться этим.

Сначала я со всеми, с кем встречался, заводил знакомство. И, разумеется, не нашел в раю очень многих, о которых мы внизу, на земле, думали, что они, несомненно, пребывают в раю. Позднее я уже избрал для себя круг друзей, с которыми и проводил большую часть времени. Это был Алексей человек божий, мученики Фалалей и Гурий и апостол Онисим. Из женщин я ближе всего был знаком с мученицей Февронией.

Все для меня было ново и интересно, и время проходило в приятных развлечениях. Встретимся, бывало, я, Алексей человек божий и мученик Гурий, прогуливаемся взад-вперед, судачим понемногу о небе и апостолах. Мученик Гурий был особенно ехидным. Алексей, напротив, был очень тихим и скромным. Так, например, мученик Гурий всегда злился из-за того, что женщин тоже причисляют к лику мучеников.