Шрифт:
Эмма шла по направлению к центру городка, к развилке дорог, где привязывали коней и нагружали фургоны.
Наконец прохожие начали обращать на нее внимание. Женщины склоняли друг к другу головы и о чем-то горячо шептались, замолкая только тогда, когда проходили мимо нее; поля капоров скрывали выражения их лиц. Мужчины кивали и неуверенно приподнимали шляпы — обычные, отделанные мехом или вязаные.
На бревенчатом здании висела вывеска, написанная золотыми буквами — «Модная мануфактура Цоллера», — и Эмма вошла. Внутри Она ощутила тепло, такое тепло, которого не чувствовала с самого момента своего пробуждения в незнакомом доме.
Несколько мгновений она ничего не видела, кроме пляшущих пятен, но постепенно разглядела интерьер магазина, Это была одна большая комната. В центре стояла железная печка, источник щедрого тепла. Стены выкрашены в нежный серо-голубой цвет, и каждый дюйм пространства занимали полки, бочки или открытые джутовые мешки.
Полки были уставлены посудой из глины и фарфора. Сине-белый фарфор смотрелся очень красиво — тонкий и прозрачный, но глиняные изделия выглядели фантастично — грубые, однако сделанные с воображением. Покрытая глазурью свеча, согнутая в виде держателя для колец, и кувшин были украшены изображениями эльфов и других лесных созданий.
Эмма протянула палец и прикоснулась к кувшину.
— Гм-м, — раздался мужской голос.
Она подпрыгнула. Пожилой джентльмен в полотняном переднике учтиво поклонился ей:
— Доброе утро, мэм. Я так рад видеть, что вы наконец поправились. — Эмма посмотрела на него бессмысленным, как она понимала, взглядом, и он продолжал:
— Я Ганс Цоллер, владелец этого заведения. Я хорошо знаю вашего мужа, мэм, и, полагаю, выражу мнение всех жителей Овертон-Фоллза, если скажу, как мы гордимся, что среди наших граждан есть такой талантливый человек, как он.
— Вот как? — Эмма неуверенно улыбнулась. — Он отличный человек, правда?
— Ну да. — Мистер Цоллер кивнул. — Ему удалось прекратить здесь вечную войну, действительно удалось. У меня нет сомнений, если бы не ваш муж, на улицах Овертон-Фоллза лилась бы кровь. Попомните мои слова.
Ей хотелось поговорить подольше, выспросить у него подробности, имена, все, что могло помочь ей узнать что-нибудь о Майкле. Возможно, это поможет ей понять, почему она здесь.
Но вместо этого Эмма снова повернулась к полке.
— Какая красивая глиняная посуда. — Вот. Это, кажется, то, что надо. Никто в Овертон-Фоллзе не обвинит ее в излишней смелости.
У мистера Цоллера сделалось странное лицо, полное сочувствия. Эмма этого не видела. Когда он заговорил, она представления не имела, что что-то не так.
— Да, мэм. Эту посуду делают прямо здесь, в Фоллзе, семейство Ларсон. Они живут чуть подальше, возле таверны «Голодный вепрь».
— Как мило, — ответила Эмма, разглядывая другие товары. На одной из полок стоял уродливый чайный сервиз отвратительного зеленого оттенка. Мистер Цоллер проследил за ее взглядом и с гордостью ткнул в него пальцем.
— Подлинная глазурованная посуда, прямо из Сент-Луиса. — Он широко улыбнулся. — Это глина, но покрытая глазурью, чтобы придать ей вид самого лучшего серебра. Посуда, достойная королей.
Эмма снова улыбнулась. Ей нечего делать в этом магазине. Уже собравшись уходить, она повернулась, чтобы задать хозяину вопрос. Важный вопрос. Следует задать его как-нибудь поестественнее.
— Благодарю, мистер Цоллер. Кстати, как легче всего добраться до конторы моего мужа? Я ужасно плохо ориентируюсь.
Эмма надеялась, что ослепительная улыбка несколько сгладит впечатление от ее вопроса.
Лицо мистера Цоллера осталось бесстрастным.
— Ну, думаю, вы просто отсюда пройдете один-два дома по Мейн-стрит и увидите вывеску с именами судьи Хокинса и вашего мужа.
— Спасибо. — Эмма поплотнее завернулась в попону. И именно в тот момент заметила синюю миску из необожженной глины, полную сморщенных лимонов. Это было странно: миска с лимонами, которые выглядели хуже, чем любые продукты, залежавшиеся в ящике для овощей у нее дома.
И снова опытный лавочник заметил ее любопытство.
— Вы когда-нибудь видели такие раньше, мам? Настоящие апельсины! Конечно, это особый продукт. Мы получаем их только на праздники.
— Праздники?
— Да, мэм. До Рождества осталось меньше двух недель.
— До Рождества, — повторила она.: т — О, благодарю вас. Едва она успела выйти из лавки, как в комнате появилась седая женщина.
— Ну, Ганс! Расскажи мне, расскажи мне все! Ты видел, что на ней надето? Пробыла здесь почти полгода и ни разу не вставала с постели. Этот бедняга все делает сам, и мужскую, и женскую работу. Что она говорила?