Шрифт:
"Какой он черный на ровном белом снегу. И мельтешит, как блоха", подумал Кеша.
"Жалко, что я не могу разглядеть эту крупную амебу почетче. У здешней звезды такой ограниченный спектр!
– посетовал пришелец.
– Тело, по-моему, состоит из пустот. Ужасно расточительная планета: везде вода и вода. Даже живые существа готовы пролиться. Кстати, а почему он не проливается?"
"Странно, - снова подумал Кеша, - в какой абсолютной тишине он опустился. Если б не его дурацкий вид, я бы подумал, что это привидение. Хотя привидений не существует".
"В таком нестерпимом грохоте могло безмятежно спать только самое низкоорганизованное существо. Интересно, есть ли у него хотя бы зачатки нервной системы? И где она может помещаться?" - размышлял пришелец.
Они продолжали внимательнейшим образом, с чувством превосходства рассматривать друг друга. И оба были не правы.
Если б мы знали этапы движения от нуля к единице, то могли бы говорить о поступательном развитии. Но ни нуля, ни единицы не существует в действительности; мы проводим воображаемую прямую от несуществующего к несуществующему. Поскольку неизвестно в масштабе вселенной, что такое регресс, то и понятие "прогресс" теряет всякий смысл.
Ни Кеше, ни лунному человечку (назовем его для простоты именно так) абсолютно нечем было гордиться друг перед другом.
Отдадим, однако, должное интуиции: с первого мгновения оба безошибочно ощутили, что имеют дело с представителем живой и организованной материи. Но было бы преждевременным утверждать, будто они понравились друг другу. По крайней мере, Кеша не ощутил прилива братской приязни.
Живое и разумное мыслится нами лишь в одной-единственной штампованной форме человеческого варианта. Признавая множественность миров, мы, однако, - чисто психологически - едва ли готовы воспринять их посланцев, коль скоро те будут проявлять себя иначе, чем мы этого ожидаем.
Человеческий эгоизм не вышел пока из стадии первобытного любования самим собой. Наши руки и ноги, наши глаза, посаженные на параллельной прямой под лобным куполом, - вот она, бесспорная вершина эволюции и мирозданья!
И разумная деятельность представляется нам только в форме подчинения своим нуждам окружающей природы. Раз мы готовы топтать ее тело, ломать руки деревьям, иссушать прохладную кровь рек, как же можно вообразить, будто существует другой путь, когда, скажем, организмы сами станут изменяться, вписываясь в планету и гибко следуя ее бурным метаморфозам?
Нам досталось умиротворенное, благожелательное небесное тело; на нем нетрудно ужиться. А если воздух жжет, подобно сухому пламени, и давление большее, чем в самых мрачных глубинах земного океана?! Неужели существа, обосновавшиеся там, не разумны только потому, что они более нетерпеливы, чем мы, и предпочли существование саламандры долгому дреманию в первичных зародышах прасуществ, безвольно и покорно, в виде комочка слизи, дожидавшихся наступления более удобных эр на Земле?!. Впрочем, ничего подобного Кеша в ту минуту не думал. Ход его размышлений был предельно прост.
"Экая сопля!
– сплюнул он.
– Одним пальцем можно перешибить пополам".
Кеша хоть и был ленив, но гордился своими бицепсами. Сейчас вошла в моду статическая гимнастика: вытянул руку и стой. Мускулы нарастают сами собою. Кеша поиграл ими и снисходительно поглядел на диковинное существо.
"Так, - деловито подумало, в свою очередь, это последнее.
– Частота альфа-ритмов биотоков его мозга около семи герц. Достаточно издать инфразвук с такой частотой и - каюк! Или, проще простого, остановить пульсирующий в нем энергетический комочек".
"А впрочем, почему мне желать ему зла?
– добродушно подумал Кеша. Живи, козявка!"
"Зачем вмешиваться в эволюцию, даже уродливую? Но как, однако, далеко зашла энтропия на этом сфероиде, - с сожалением продолжал несколько смягчившийся пришелец.
– Так называемая кислородная жизнь - это же полное вырождение материи!"
"А почему не представить, что такими фитюльками населен где-нибудь целый мир?
– раздумывал, в свою очередь, Кеша.
– Вот разнесчастная планетка! У этого типа и мозгов-то, наверно, нет".
– Слушай, парень, - сказал он вслух.
– Ты что, с Луны свалился? Или, может, с Сатурна?
Кеша говорил очень громко и раздельно, как с глухим.
"Диапазон в одну тысячную звучащей волны, - отметил пришелец.
– Но можно ли назвать это осмысленной речью? Едва ли. Попробую спросить его о чем-нибудь примитивном".
И с наивозможнейшей четкостью произнес:
– Является ли магнитное поле постоянным на данном сфероиде?
Кеша не столько услыхал, сколько отгадал стрекотанье собеседника, но ответить, естественна, ничего не смог.