– Жена утром положила, - пояснил он, - не нести же обратно. После моря аппетит волчий...

Аппетит действительно был отменный. Мы по-братски разделили еду и умяли ее в считанные минуты. Потом он открутил крышку термоса и разлил в раздвижные стаканчики чай.

– Ты как, с сахаром пьешь?

– С сахаром.

– Напрасно. От сахара весь вкус пропадает, один цвет остается. Симаков подул в стаканчик, отхлебнул и зажмурился от удовольствия.

В штатском, с непросохшими взъерошенными волосами, он выглядел моложе своих пятидесяти, но лицо, как и прежде, удивило меня своей бледностью. Собственно, чему удивляться: при его распорядке солнечный удар не схватишь - днем занят, а ночью не позагораешь, разве что под кварцевой лампой.

– Тебе долить?
– спросил он.

– Спасибо, не откажусь.

Морская ванна и общая трапеза слегка сбили нетерпение, с которым я ждал начала разговора, но вот этот момент наступил. Симаков достал свой "Беломорканал", по привычке потарахтел спичками и закурил, пустив по кабине синеватый табачный дым.

– Ну выкладывай, Сопрыкин. Что нового?
– Он повернулся вполоборота и приготовился слушать.

– Новостей хватает, Игорь Петрович, не знаю, с какой начинать...
– И, подобно Шехерезаде, я начал с того, чем закончил в прошлый раз, - с анонимных писем, которые подарила мне Нина.

Затем описал утреннее столкновение с сомбрероносцем, посещение парикмахерской и участие в субботнике.

– Это еще зачем?
– нахмурился он.

Чтобы не пускаться в длинные объяснения, я слегка подретушировал действительность:

– Гулял по набережной, случайно столкнулся с Ниной, ну и...

Поверил он или нет, не знаю, но последовал кивок, означавший, что я могу продолжать.

Посещение магазина и обнаруженная в почтовом ящике записка вызвали у него интерес. Когда с уточняющими вопросами было покончено, Симаков спросил:

– Записка у тебя с собой?

– С собой.
– Я передал ему послание Стаса.
– Там должны быть отпечатки мои и Нины.

– Ясно.
– Взявшись за уголки, он развернул бумагу и поднес ее к лампочке. Прочитав, так же аккуратно сложил и спрятал в целлофановый кулек.
– Дальше?

О моих приготовлениях к свиданию в "Страусе" слушал молча, не перебивая, но стоило перейти к самому свиданию, остановил:

– Погоди, Володя. Давно хочу спросить: что за отношения у тебя с этой девушкой?

– Нормальные отношения.

– Нормальные?
– Ответ явно не удовлетворил Симакова, и он ждал продолжения.

Надо было что-то говорить, но слов, как назло, не было, и с отчаяния я ляпнул первое, что пришло на ум:

– Между прочим, ваша газета, Игорь Петрович, за сегодняшнее число.

– Какая газета?

Я понимал, что сморозил глупость, однако отступать было поздно.

– В которую продукты завернуты.

– При чем тут газета?
– удивился он.

– При том, что не могла ваша супруга утром завернуть в нее бутерброды. "Вечерка" выходит во второй половине дня, после пяти.

Самое поразительное, что Симаков тоже порозовел.

– У вас кто криминалистику читал?
– спросил он.

– Крутилин, - ответил я.

– Иван Сергеевич?

– Да, а что?

Он тщательно затушил окурок и только после этого сказал:

– Насчет газеты ты прав. Продукты я у ребят конфисковал, когда к тебе собирался, думал, голодный ты. Но к нашему разговору это никакого отношения не имеет. Так что, Сопрыкин, зря ты мне зубы заговариваешь. Я тебя о чем спрашиваю?

По опыту наших телефонных собеседований я догадался, что сейчас последует вспышка, и тушить ее мне было нечем.

– Это что ж получается?!
– начал Симаков на нижних регистрах.
– Нина отдала тебе письма. Нина рассказала тебе о муже. Нину ты случайно встретил на набережной. Она же согласилась позвонить в бар спустя полчаса после того, как ты туда заявишься.
– Оборвав на высокой ноте перечень обличающих меня улик, он закончил в прежней тональности: - Ты вообще улавливаешь разницу между личными делами и служебными?

Удар был, что называется, не в бровь, а в глаз. Вопрос, казавшийся мне сложным и запутанным, вмиг представился простым и самоочевидным: конечно же, ни при каких обстоятельствах я не имел права вовлекать Нину в свои дела, не говоря уже о том, чтобы держать это втайне от своих.

– Ты понимаешь, что ставил под удар не только себя, ее, но и все дело в целом?

Я кивнул, вперившись в резиновый коврик под ногами.

– Ты что, сказал ей, кто ты?

– Нет, товарищ подполковник, этого не было...