Я в бешенстве схватил ее за ворот, но она вдруг исчезла, и я лишь ощутил на своей щеке ее дыхание.

– Кто это был?
– спросил я Джастин.

– Она просто пришла взглянуть на тебя, ведь ты так близок к смерти.

– Тогда при чем здесь ты?

Опять эта безжалостная улыбка.

– Я всегда возле смерти. Я ненавижу жизнь, а смерть мой союзник.

Между деревьев стояла кушетка, освещенная тусклым светом. Я посоветовал Джастин прилечь и отдохнуть. Она согласилась, сказав, что сначала должна полить растения. Она взяла ярко-красный кувшин с длинным носиком и принялась ходить между деревьями, поливая корни. Я прилег на вторую кушетку, наблюдая за действиями Джастин.

Закончив работу, Джастин подошла к своей кушетке, поставила рядом кувшин, легла. Я захотел встать и подойти, но обнаружил, что не в состоянии этого сделать. Казалось, что причина в кувшине: у Джастин он был, у меня нет.

И тут я увидел, что с деревьями происходит что-то неладное. Они беспорядочно корчились. Я догадался, что они умирают, вздрагивая в смертельной агонии. Случайно или намеренно, но Джастин отравила деревья. Листья чернели, стебли и ветви болезненно содрогались.

Я в отчаянии потянулся к Джастин. Она казалась очень маленькой, бледной и незаметной. Ее губы были слегка приоткрыты, и я со слезами бросился к ее кушетке.

Кушетка тотчас превратилась в грубую белую поверхность. Я медленно и с трудом поднял глаза.

Я лежал внутри бетонной трубы. Плечи упирались в стенки, я мог повернуть лишь голову. Во мне росло ощущение упущенной возможности что-нибудь понять. Будучи ничем, я был всюду. Даже внутри бетонной трубы. Я мог бить струей через сточные трубы нереальности.

Хотя главная цель этого повествования - показать картину эпохи, в которой я жил, и лишь затем - самого себя, я не могу показывать себя вне тех ситуаций, где находил временный приют. Возможно, мой скелет живет внутри меня своей жизнью, глядя на вселенную своими глазами. Когда человек представляет себе образ скелета, мыслящего о космологии и о первопричинах, это увеличивает чувство ответственности.

Итак, я лежал в бетонной трубе, постепенно возвращаясь в нормальное состояние. Повернув голову, я увидел снаружи стену магазина и строительный мусор, по которому недавно ходил. Я подумал, что стало еще одной галлюцинацией больше. Сколько же мне осталось жить до окончательного ухода в нереальный мир? После последнего своего сна я ощущал необъяснимое отвращение.

Однако, откинув от себя весь этот самоанализ, я понял, что Исрат и его приятели наверняка обыскивают эту территорию. Мне следовало убираться отсюда и поскорее.

Но мужество покинуло меня. Я не мог решиться выйти и подставить себя под зажигательные пули. В конце концов, я должен был считаться со своим скелетом. Действуя по линии наименьшего сопротивления, я медленно пополз вниз по трубе.

Темнота впереди, по мере моего продвижения, густела, а круг света позади уменьшался. Я полз, пока, наконец, не натолкнулся на что-то твердое. Мои пальцы ощутили металл. Я надавил, и заслонка открылась. Я, не раздумывая, выскочил.

Я оказался в большой пустой комнате. У противоположной стены стоял телефонный распределительный щит, на полу лежали катушки с кабелем, валялись инструменты. Видимо, я полз по трубе, в которой должны были проложить линию связи.

Было тихо, и я подумал, что сейчас, наверное, полдень, и все ждут, пока спадет жара. На другой стороне комнаты была дверь; я вышел, спустился в коридор. Проходя мимо негритянки, удивленной моим появлением, я сказал: "Доброе утро" и пошел дальше. Наконец, я оказался на улице.

Шагая, надеясь обнаружить какое-нибудь надежное убежище, я поражался, насколько диковинным был Вэлвис Бэй.

Город был явно спланирован с размахом, но не доведен до конца. Множество узких улочек заканчивались тупиками и походили на постоялые дворы. Узкие улочки, собираясь вместе, образовывали площади с кафе, магазинами и прочими увеселительными заведениями. Эти кварталы казались частью больших кварталов, которые разрезались прямыми широкими улицами. Были и вовсе громадные кварталы, просторные, как парки, с бассейнами и огромными белыми зданиями. Но очень многое было не закончено, не достроено. Некоторые дома были обозначены лишь фундаментом, магазины были не освещены, в бассейнах отсутствовала вода. Молодые деревья погибали, как и в моем сне. На совершенно новых домах уже образовались трещины. Кое-где валялись куски отвалившихся от стен фасадов.

Мне все это казалось цитаделью смерти. Я желал одного - выбраться отсюда. Я мог нанять или украсть лодку. Размышляя об этом, я стал искать дорогу к побережью. Вэлвис Бэй был построен в общем-то симметрично, и вскоре я увидел океан, блестевший в дальнем конце улицы.

Тут я сообразил, что мне придется пересечь большую площадь. Это громадное и, вероятно, прекрасное место в будущем, со множеством превосходных зданий и уже распланированным парком посередине. В парке стояли гигантские мраморные постаменты, ожидая статуй. Я прочитал, что место это называется площадью Президента. Одно из боковых зданий было, очевидно, храмом - оно упиралось высоким шпилем прямо в сверкающее небо.

Храм был покрыт сложной мозаикой. На некоторых рисунках изображались представители различных народов Африки. Эта сложность находилась в таком контрасте с простотой белых стен других зданий, что я невольно вспомнил Сандерпека в шлюпке: глубокие морщины, придававшие его лицу угрюмую серьезность, разительно контрастировали с бессмысленными движениями тела.

На пустом пространстве работали люди. Они кропотливо выкладывали цветные блоки, которые со временем должны были образовать гигантский рисунок, покрывавший большую часть площади.