Шрифт:
— Совершенно верно, — сказал он, посасывая ложечку. — Вот не думал, что вы разбираетесь в политике!
Люси подозвала сафраги и заказала масбут — турецкий кофе без сахара и сухой бисквит.
— Не желаете ли пирожное, госпожа?
— Нет, подайте мне сухой бисквит, понимаете — английский бисквит.
— Хадер, йа ситт [30] , — поспешно ответил сафраги с такой счастливой улыбкой, словно Люси помогла ему найти истинное призвание в жизни. — Один ан-глий-ский бис-квит.
30
хорошо, госпожа (араб.)
— Почему бы вам не съесть санде с фруктами и толчеными фисташками ассорти, чуть-чуть политый киршем? — спросил ее, заглянув в меню, Куотермейн.
— Потому что мне еще надо сегодня работать.
— Или bombes по-венециански с толченым ананасом и клубничным желе в сладком миндальном соусе и мараскине?
— Замолчите. Мне от одного вашего чтения становится тошно.
— А вид у вас даже чересчур здоровый! Словно вы только и делаете, что играете в теннис! Но это совсем неплохо. Да вы и сами знаете, что вам идет ваш здоровый вид.
— Подумать только! И вы умеете говорить комплименты… А почему бы нам не перетащить Скотта на свою сторону? Чем плохо, если он наконец займется своим делом? И будет делать его хорошо? И получит за это награду?
— Вот этого именно я и боюсь.
— Чего?
— Ваших наград. Признания. Его-то я больше всего ненавижу!
— Разве вы можете что-нибудь ненавидеть?
— Ненавижу самое слово «признание», — сказал он, принимаясь за вторую порцию миндального мороженого со сливками. — Признание — самое растленное понятие в современной английской речи.
— Ну вот, опять новая теория…
— Но совсем не новая практика, — с трудом произнес он, так как рот его был набит мороженым. Ел он аккуратно, потому что страшно боялся запачкать кончики усов. — Мы должны признавать возражения своих противников, признавать их самих, признавать чужую точку зрения… Бр-р-р! Как только эта зараза проникла в Англию, все погибло! Вы хотите забрать в свои лапы лучших наших людей? Стоит им додуматься до чего-нибудь невиданного, необычайного, для вас опасного, как вы сразу же — хлоп! — признаете их и перетаскиваете в свою среду.
— И вы предлагаете, чтобы я уберегла от этого Скотта?
— Да. Он нам нужен.
— Для чего?
— Не знаю. Настало время кому-то сказать «нет!» Вот и все.
— Пусть ваш Скотти попробует это сказать! Если сумеет…
— То-то и оно… Скотти не такой человек, чтобы вспыхнуть разом, как фейерверк. Он только еще начинает всерьез задавать себе вопросы. А вы пытаетесь им завладеть прежде, чем он нащупает на них ответ.
— Ай-ай-ай, как нехорошо!
— Бросьте! Вот вам ваш кофе и ваш английский бисквит. И не будем больше философствовать. Мне пора в Аббасию. Однако, не говоря о Скотте, у меня к вам только одна просьба: спасите остатки дорожно-топографического отряда, пока кровавый Черч не превратил нас в противотанковую роту, отряд противохимической обороны или еще что-нибудь, столь же бесполезное. Мне кажется, вам стоит поговорить с Уорреном. Или же заставить Скотти с ним поговорить. Вы ведь умеете к ним подойти, к этому генералу Уоррену и его компании.
— Разве Скотти не говорил вам, что они задумали?
— Он сказал, что они еще сами толком не знают.
— Да?
— А что они задумали?
— Почем я знаю?
— Наверно, все это знают, кроме меня и Скотти.
— Может быть. Но мне кажется, что теперь все зависит от Скотти.
— Что именно?
— Ваша судьба. И судьба дорожно-топографического отряда. Думаю, что его прикончат. Скотти, конечно, мог бы дать ему новую жизнь после того как убили Пикеринга, но он забыл обо всем, кроме своей ненависти к Черчу. А теперь уже поздно.
— Вы могли бы еще что-нибудь сделать.
Она с раздражением помотала головой:
— Я ничего не могу сделать.
— А добиться у генерала Уоррена…
Она снова покачала головой.
— Почему?
— Потому что они, по-моему, хотят дать Скотти возможность отличиться, а я не желаю этому мешать. Генералу Уоррену кажется, что Скотти — человек стоящий. Вот и хорошо! И ему нужен сам Скотти, а не дорожно-топографический отряд. Уоррен знает, как я со всеми вами близка, и спрашивал меня, что вы об этом думаете. Я сказала, что никто из вас не обидится, если Скотт пойдет своей дорогой.
— Значит, они хотят нас разлучить?
Она попыталась было просто отмахнуться от ответа, но раздумала.
— Ну зачем вы на меня наседаете? — прошептала она, перегнувшись через стол. — Я ничего не знаю. Оставьте Скотти в покое.
Куотермейн расплатился по счету; он допил последний глоток светлого пива и снова отер усы:
— Так вот какие дела…
— Да, — ответила она.
— Не надо забывать о его отношении к Черчу, — сказал он с надеждой.
— Скотти решил на все это дело махнуть рукой.