– Да, мой дорогой друг, - сказала она,- я никогда не забываю твоих слов: "Ты не будешь моей, но ты не достанешься и другому!" Как ты оказался прав! Я никогда не смогу полюбить атабека, - клянусь тебе в этом. Но до определенного дня наши отношения будут только такими, как сейчас. Ты должен помогать мне устранять преграды на моем пути.

– Ах, мелеке! Клянусь тобой и могилой моей матери, я до конца моих дней буду верно служить тебе!
– с жаром воскликнул Хюсамеддин.
– Ты хорошо знаешь, что я преданный человек и у меня железная воля!

– Но ты не должен оскорблять меня в угоду каждой смазливой рабыни!

Хюсамеддин снова принялся клясться жизнью Гатибы, уверяя ее в своей вечной верности и преданности.

– Клянусь тебе, мелеке, я даже не прикасался к Себе-ханум! Я буду жить лишь для тебя одной. Я буду жить только для того, чтобы устранять преграды на твоем пути. И наградой мне будет одно твое слово: "Люблю!" Этого для меня достаточно!..

Гатиба пригласила Хюсамеддина разделить с ней вечернюю трапезу.

Когда подошло время расставаться, она сказала:

– Хюсамеддин, верь мне, я люблю тебя!..
– И, оторвав свои губы от его губ, добавила: - Остальное потом!..

Хюсамеддин ушел.

Вскоре в шатер вошла Себа-ханум и увидела, что мелеке весело смеется.

Нетрудно было угадать причину ее веселья.

– Вот они каковы - мужчины!
– сказала Себа-ханум.
– Греша, они клянутся в своей невинности. Такова их натура!.. Их сердца находятся целиком во власти впечатления. Они готовы любить всех, кого увидят.

– Продолжай услаждать его!
– приказала Гатиба.- Иначе он может бросить все и вернуться в Гянджу. Хюсамеддин нужен мне здесь!

ШИРВАНШАХ

Волна народного недовольства прокатилась по Ширванскому государству. Хаган Абульмузаффер, заподозрив придворного поэта Хагани в связи с бунтарями, отдал приказ тайно следить за ним.

Бежавшие из Ширвана в Гянджу опальные люди принесли известие о том, что над жизнью великого поэта нависла угроза.

Чтобы известить Хагани об опасности и дать ему повод покинуть Ширван, теща поэта Джахан-бану отправила ему с гонцом письмо следующего содержания:

"Махтаб сильно больна. Немедленно приезжай в Гянджу.

Джахан-бану".

Получив письмо, Хагани не мешкая собрался и в полночь выехал со своим слугой. Но перебраться через границу Ширванского государства беглецам не удалось. По приказу Абульмузаффера Хагани был схвачен и брошен в тюрьму.

Через несколько недель после этого события Низами закончил поэму "Лейли и Меджнун", которую он писал по заказу ширваншаха. Поэт решил лично отвезти поэму в Шемаху и добиться у Абульмузаффера освобождения великого Хагани. Сказано - сделано, - вместе со своим маленьким сыном Мухамддом он отправился в Шемаху - столицу Ширванского государства.

Поэты и просвещенные люди Ширвана, прослышав о приезде в Шемаху Низами, устроили ему торжественную встречу недалеко от города.

Все дивились бесстрашию Низами, который не побоялся приехать в Ширванское государство в столь мрачное время.

Отдохнув один день и побывав в бане, Низами надел праздничную одежду и вместе с сыном отправился во дворец хагана.

Придворные Абульмузаффера встретили его без всяких почестей. Поэт около часа прождал, сидя на веранде дворца, - ему сказали, будто хаган отдыхает после трапезы.

Видя такое невнимание, Низами начал сожалеть о своем приезде в Шемаху. А ведь не так давно хаган Абульмузаффер приглашал его на жительство к себе во дворец и даже прислал в Гянджу специальных послов.

Под мышкой у Низами была его только что завершенная поэма "Лейли и Меджнун".

Наконец его пригласили к хагану.

Владыка Ширвана сидел в окружении визирей и придворных. Низами поздоровался.

Абульмузаффер ответил на приветствие, не вставая с места:

– Добро пожаловать, уважаемый поэт, рады тебя видеть!
– Хаган деланно улыбнулся и продолжал: - Удивительно, как ты не испугался ширваншаха и пересек нашу границу в столь беспокойное время?! Но раз ты уже здесь, садись!

Низами, поклонившись, сел.

– Скажи мне, закончил ли ты поэму "Лейли и Меджнун", которую я тебе заказал?
– спросил ширваншах.

– Да, закончил и привез. Если поэма понравится хагану, я уеду из Шемахи преисполненный гордости.

Низами развернул большой шелковый платок, в который была завернута поэма, и приподнес ее Абульмузафферу.

Ширваншах открыл изящно переплетенную книгу и начал вслух читать предисловие:

Мне просторечье низкое претит,

Твое наречье тюркское претит,