Шрифт:
– Я не понимаю.
– Все вы понимаете. Не понимает забеременевшая восьмиклассница - как это так, вдруг? Поговорим о некоторых ваших знакомых. Вы хорошо знали Полюго Георгия Дмитриевича из Челябинска?
– Впервые слышу эту фамилию.
– А он говорит, что знает вас хорошо. На семинарах в Екатеринбурге встречались.
– Знаете, сколько людей побывало на семинарах в Екатеринбурге?
– А знакома вам Фомичева Валерия Павловна из Томска?
– О-о, вот с этой дамой мы пару раз на семинарах серьезно поругались
– Что-нибудь личное?
– Какое там! Она всегда в сопровождении мужа... Дура-дурой, а умной хочет казаться...
– Вас, Фомичеву и еще тут...
Смотрит в бумажку. Интересно, большой у него список?
– ...Относят к одной волне в фантастике. Я не ошибаюсь?
– Я не читаю критических статей. Лет десять уже не читаю.
– Зато читаем мы. А книги их вы читали?
– Приходилось. Но я не Белинский, в плане критики я беспомощен.
– А как вы объясните совпадение идей? Разными словами, с разной степенью мастерства, но речь идет по сути об одном: о разделении человеческой расы на две - на ту, что уйдет в космос и продолжит эволюционный путь, и ту, что останется вымирать на Земле...
Если бы ты, гнида надувная, понимал, в какие дебри тебя занесло. Если бы ты только представлял это...
– Что я вам могу сказать? Есть популярные идеи, есть непопулярные...
Штатский заерзал на стуле.
– Конец эры человечества. Человечество раскалывается на тех, кто перейдет на следующую ступень эволюции, и тех, кто останется в эволюционном тупике. А теперь, Щербинин, представьте следующий сюжетный фортель: некоторые из остающихся знают это и не хотят подобного расклада вещей.
– Эти, как вы сказали, некоторые - это вы?
– Да-да, мы. Мы организуем свои отряды, мы приходим к власти, нас даже поддерживает некоторая часть духовенства. И вы, просветленные, как всегда, на самом острие событий. Мы вас вычисляем, вылавливаем, пытаем, чтобы вызнать все, и чтобы потом добиться кое-чего от Высших. Мы не согласны, мы вас просто так не отпустим.
Протягивает свою бумажку. Список. Ну и что? Рядом с некоторыми фамилиями пометки. Я многих этих людей знаю. Писатели-фантасты, художники-авангардисты, музыканты...
– Помеченные фамилии - этих людей уже нет, мы их не нашли. Нет, они не выехали за пределы страны. Одни исчезли бесследно, другие, кого успели взять, умерли странно одинаковой смертью - от разрыва сердца. Вот мои вопросы, Щербинин, постарайтесь ответить. По какой причине забирают? Каким образом? Они что, потом вернутся? Или это уже началась "чистка"?
Подполковник закуривает новую сигарету, встает из-за стола, заходит сбоку.
– Открой тайну. Ты должен знать! Ты знаешь! Тебе известно!..
Штатский стучит пальцем по столу.
– Вам всем все известно! Вы знаете!..
– А если я скажу, что никто ничего не знает?
Штатский делает глупое лицо.
– А я не поверю. Ну как так - не знаете? Вас забирают, а вы не знаете!
Подполковник хватает за воротник, поворачивает к себе:
– Не-ет, ты все врешь, гад! У-у, писарь канцелярии небесной!..
Сам ты Змей Горыныч неопознанный! Блин, как разит от тебя, трупоед!..
– Вы нам лжете, господин писатель. Вы все знаете, Вы просто не хотите открыть тайну. Но мы народ пытливый. На сегодня все. В камеру.
Умываться. Вода еле бежит. Гнилая вода, как и весь этот мир. Ух! Как все тело болит, на нары не влезть. В кабинете не замечал боли, а тут чуть расслабился - и все, сдавайся.
Так что же такое серьезное происходит в мире, интересно мне знать? Что за события такие вершатся, и при чем здесь я? И ничего-то их не интересует: ни где я автомат взял, ни то, что пятерых спецподовцев в подъезде дома положил, когда семью выводил. Их вообще ничего не интересует, кроме цитат из моих рассказов. И ведь нащупали-таки настоящие куски... А из дома я ушел красиво!..
Я знал, что за мной придут. Многие со времен перестройки "сели на крючок". Еще когда разгул демократии только-только начался, сразу было ясно, что у нас на Алтае это дело не пойдет. Забитая толпа, люди, ничего не желающие знать, считающие, что их прозябание в дерьме и есть настоящая полнокровная жизнь. У нас и митингов-то толковых не было. Кому митинговать! К примеру, в Барнауле населения всего семьсот с небольшим тысяч, считай без детей и стариков - только треть взрослых. От этой трети пусть половина мужиков, две трети от этой половины пофигисты-на-все-плюющие и тихони-ни-во-что-не-вмешивающиеся. И вот только последняя треть на что-то способна. Но в ней такой разброд, такой бардак, такое взаимопожирание... Даже если бы эта треть вышла на площадь, двух пьяных десантников хватило бы, чтобы разогнать всех по домам. Да и по какой причине людям выходить на площадь? Как ничего не было при коммунистах, так ничего не появилось и при демократах. Барнаул - не сучара столичная, не Москва.