– Мы вот кто. Офицер Стольников, который тут?

– На что вам его? Спят они. Не к чему их беспокоить.

– Ты что же, денщик его, что ли?

– Денщик.

– И тебя заберем. Денщиков, брат, нет больше, коли не понимаешь. Ну поворачивайся.

И ввалились в спальню Стольникова.

Григорий смотрел мрачной тучей. Не испугался нисколько - видал всякие виды.

Обрубок лежал под одеялом, повернув голову к вошедшим. Он проснулся от стука, понял и теперь смотрел на вошедших молча, нахмурив брови. В глазах была злая насмешка.

– Вы, что ли, офицер Стольников? А ну, вставай, не стесняйся, здесь баб нет.

Григорий мрачно и раздельно сказал:

– Спроси сначала, могут ли они встать. Не знаете сами, куда идете. Разве это полагается инвалидов беспокоить?

Черная куртка прикрикнула:

– Ты, товарищ денщик, не очень разговаривай; заберем и тебя без предписания. Подымай своего барина. Мандат у нас имеется. Без разговоров, граждане, документы свои предъявите.

Стольников тихо произнес:

– Дай им документы, Григорий.

– Вы что же, инвалид?- спросил черный.

Стольников не ответил, смотрел черному в глаза насмешливо.

– Спрашиваю,- надо отвечать! И в постеле нечего проклажаться. Предписано доставить вас, а уж там разберут, чем больны. Это дело не наше.

Солдаты смотрели с любопытством. И лицо и голос лежащего офицера были особенными. И видели, что начальник наряда смущен, хоть и старается держать тон.

Отдавая документы, Григорий сказал тихо:

– Без рук, без ног они. Нечего вам с ними делать.

Начальник наряда промычал:

– Дело не мое. Есть приказ доставить. И никаких не может быть рассуждений. Ходить-то может он?

– Ежели говорю, без рук, без ног.

– Мне все одно, хоть без головы. Приказ ясный, значит, не о чем говорить. Смотри, как бы и тебя не забрали.

– Меня нельзя, я за ним хожу.

– Нянька? Тоже - солдат называется.

– Уж какой есть, тебя не спрашивал.

– А ты, товарищ, не дерзи, управа найдется. Ладно, подымай своего барина.

– А ты, хам, на войне-то воевал? Или только с офицерами воюешь?

Черный вспылил:

– Забирай его, ребята, как есть, нечего смотреть.

Ни один солдат не двинулся.

Тогда черный, держа в руке наган, подошел к постели Стольникова и закричал:

– Встать!

Встретил насмешливый взгляд. Стольников не шевельнулся.

Черный в бешенстве схватил край одеяла и сдернул с лежащего. В прорезь рубашки глянул лоснящийся рубец плеча; другой рукав был подвернут под спину, а вся рубашка - под бедра. Не дрогнув мускулом лица, Обрубок только впился в лицо черного.

Тогда сказал Григорий:

– Что ж это, братцы, делается! Разве так можно!

Один солдат стукнул прикладом и проворчал:

– Эй, брось его, пущай лежит. Какая в нем безопасность.

Другой поддержал:

– На кой он кому нужен. Видишь - инвалид полный.

Григорий подошел к постели, плечом отстранил черного и накрыл офицера одеялом. Обрубок лежал, закрыв глаза. Левая щека дергалась. Зубы стиснул.

Черный, не зная, что делать, закричал на Григория:

– А ну ты, товарищ, забирай свое барахло и собирайся. Айда, шевелись. Это у вас что тут за машина? Забирай, ребята, машину, велено для канцелярии. Протокол составим и айда. Вы, гражданин инвалид, до расследования останетесь дома, под арестом. Мое дело сторона, мандат имеется. А ты собирайся, денщик. Тебе там покажут, как офицера укрывать.

Григорий сказал решительно:

– Я не пойду. Тащи силой, коли на тебе креста нет. Воины!

Черный поднял наган, навел на Григория:

– Это видал? Скажи слово!

Но руку его резко отвела другая рука. Молодой солдат, покраснев до белесых волос, угрюмо буркнул:

– Оставь! Говорю, не замай. Машинку, коли надо, забирай, а его оставь. Не туда попали. Один на войне изрублен, а другой за ним ходит. Чай, не звери мы. Айда, собираться будем.

Черный совсем присмирел, сунул револьвер.

– Это дело не ваше, товарищи; я тут отвечаю один, а ваше дело исполнять.

– Ладно, очень тоже не начальствуй. Говорю - забирай машину, и будет.

И остальные заступились:

– Верно, здесь, товарищ, дело совсем особое. Тоже понимать нужно.

Черный совсем присмирел, сунул револьвер в кобуру, повернул к двери:

– Ну, там, который-нибудь, прихвати машину.

– Ладно.

Четверо повернули головы к Стольникову и, смотря вбок, oдин за другим козырнули:

– Счастливо оставаться!