– Как же так, голубчик, это же очень важно для понимания общей обстановки. Пожалуйста, уточните и доложите...

При этом он всегда делал ударение только на слово "пожалуйста".

В годы Великой Отечественной войны, а еще больше по окончании ее мне довелось работать в различных должностях в Главном морском штабе, и поэтому я очень близко соприкасался со Львом Михайловичем. Ему было уже за шестьдесят, а его работоспособности могли позавидовать тридцатилетние. Жил он в маленькой комнате - позади своего служебного кабинета. Бывало, в выходной день пройдется по улице Горького и через час опять за работой.

В июле на флот, и в частности к нам на "Марат", прибыли из училища комсостава первые выпускники - краскомы. Встретили их дружески. Служба пошла более четко и весело. Отличное пополнение! Г.А. Вербовик, И Д. Снитко, А.А. Руль, И.И. Грен и другие бывшие матросы, героически сражавшиеся с белыми под Петроградом, теперь получили высшее военно-морское образование. В годы Великой Отечественной войны все они прославились боевыми делами.

Наступил долгожданный день. 1 августа было приказано линкор вывести на Большой рейд и поставить на якорную бочку. Накануне командир вызвал меня и сказал:

– Штурман, пойдите на катере на рейд и установите вешку. Вот здесь должна стоять бочка...
– Командир поставил на карте точку и предупредил: Помните, если бочка станет в любой другой точке рейда, то при разворотах по ветру мы можем закрыть движение остальным кораблям. Ясно?

Разумеется, я здорово волновался. Позорно будет, если, приведя на рейд такую махину, как линейный корабль, нам придется перемещать его с одного места на другое...

На счастье, день выдался солнечный, тихий. С катера я секстаном по углам приметных мест - маяков и мысов - долго выбирал точку, потратив на это не один час, благо меня никто не торопил.

На следующий день утром буксиры повели "Марат" на рейд. На баке играла музыка. У нас и на всех других кораблях команды были выстроены во фронт, на мачтах развевались приветственные сигналы.

Двигались мы очень медленно, осторожно. К обеду линкор стал на бочку, она находилась в точно назначенном месте.

Сейчас все эти опасения могут вызвать лишь ироническую улыбку, а тогда казалось, что проделана огромная и сложная работа. Командир линкора, видя мое волнение, подошел и, скрывая улыбку, прохрипел:

– Ну, что же, штурман, "бочоночек" стоит, кажется, на месте...

От радости у меня перехватило дыхание, и я ничего не ответил.

Ремонтные работы продолжались и на рейде. И вот опробована артиллерия, машины. Линкор поднял вымпел. Он в боевом строю.

Подошли баржи с углем. Его для наших двадцати пяти прожорливых котлов требовалось очень много. Был объявлен общий аврал, в котором участвовал весь экипаж, кроме командира, врача и радистов. Руководили работами старпом и главный боцман. Одни в трюмах барж насыпали мешки, другие эти мешки таскали на корабль.

На палубе играла музыка. В облаке пыли скоро и музыканты стали черными, как негры. Было весело, с шутками и прибаутками краснофлотцы бегали с мешками на спине от баржи к угольным шахтам. Роты соревновались в скорости погрузки. Над трюмами барж и над палубой корабля густела серая завеса угольной пыли. Перерывы на перекур, на обед и ужин были короткими. Начиналась погрузка с подъемом флага - в 8 часов утра, кончалась вечером, после чего все устремлялись в бани, душевые и ванны, но все же мы еще долго ходили с подведенными глазами. Угольная пыль въедалась не только в нашу кожу, она забивалась во все щели, проникала сквозь, казалось бы, наглухо задраенные иллюминаторы и двери. Поэтому мы долго и сами мылись, и мыли весь корабль.

Все это уже история. Наши корабли ныне ходят на жидком топливе, и традиционный ритуал угольной погрузки канул в далекое прошлое...

К осени в строю находились подводные лодки, эсминцы типа "Новик", учебное судно "Океан" и большое число беспрерывно работавших тральщиков. Авиации у нас было мало. Летало несколько тихоходных гидросамолетов старой конструкции.

Стало известно о близящихся маневрах Балтийского флота. Началась подготовка. Матросы, как муравьи в муравейнике, целыми днями двигались в разных направлениях, сверху вниз и снизу наверх, вдоль палубы и поперек нее. Мыли и подкрашивали корабль, несли мешки с продовольствием и ящики с приборами и инструментами. Шума было мало, а движения - много, лица озабоченные, а настроение приподнятое. Мы понимали, что маневры - это не только учеба, но прежде всего первый экзамен флота на боевую зрелость.

Летом на "Марате" проходили практику курсанты первого курса училища комсостава флота. Многие из нас были привлечены к занятиям с ними в качестве нештатных преподавателей. Практика закончилась, курсанты должны были возвращаться домой, и вдруг ко мне заявился курсант Анатолий Петров. Он и его друзья - Алафузов, Краснов и Керт убедительно просят оставить их на маневры в качестве штурманских учеников.

– Позвольте, а как же ваши отпуска?
– недоумеваю я.
– Вы же потеряете десять-двенадцать отпускных дней! Петров даже обиделся: