Он пожал плечами. Универсальный жест. На все случаи жизни. Может и мне перенять?

— Ему нечего собирать, — сказал Джакомин. — Все, что здесь есть, принадлежит мне. Она ничего не получит.

— Умно, — сказал я. — Умно. Люблю, когда мужчина расторгает брак с достоинством.

— Что вы имеете в виду? — спросил Джакомин.

— Вам не понять, — ответил я. — У мальчика есть куртка? На улице холодно. Я позабочусь, чтобы вам ее вернули, если вы так хотите.

— Надень куртку, — сказал Джакомин сыну.

Мальчик вышел и вернулся в помятом военно-морском бушлате, как будто он валялся на полу, а не висел на вешалке. Я открыл дверь на лестницу. Пол вышел. Я посмотрел на Джакомина.

— Вы заработали здесь много неприятностей, не забывайте этого, — процедил он.

— Моя фамилия Спенсер, — сказал я. — Поэт еще такой есть. Если что, найдете меня в бостонском телефонном справочнике. — Я переступил через порог и закрыл дверь. Затем снова открыл ее и добавил:

— В разделе “Самые крутые парни нашего города”.

Мальчишка сидел рядом со мной на переднем сиденье и смотрел в окно машины. Сцепленные руки лежали на коленях, пальцы постоянно беспокойно шевелились. Ногти с заусеницами коротко обгрызены. Я повернул налево и направился на юг.

— Так все-таки, с кем бы ты предпочел жить, с отцом или с матерью? — спросил я.

Мальчишка снова пожал плечами.

— Это что должно означать: ты не знаешь или тебе все равно? — упорствовал я.

— Не знаю, — выдавил он.

— Что не знаешь: что ответить или с кем хочешь жить?

Мальчишка снова пожал плечами.

— Можно я включу радио? — попросил он.

— Нельзя. Мы разговариваем, — пресек я попытку уйти от разговора.

Он пожал плечами.

— Может хочешь, чтобы тебя усыновил кто-нибудь другой?

На этот раз привычного уже пожатия плечами не последовало.

— Хочешь, чтобы опекуна назначило государство?

Никакой реакции.

— Или планируешь присоединиться к банде карманников и жить в трущобах Лондона?

Он посмотрел на меня, как на ненормального.

— А может сбежать в цирк? Или сделать плот и плавать по Миссисипи? Или спрятаться на пиратском судне?

— Неважный из вас клоун получается, — с досадой сказал он.

— Мне это многие говорили, — ответил я. — Так с кем бы ты хотел остаться: с матерью или с отцом?

— А что вы будете делать, если я не отвечу? — вызывающе спросил он.

— Ездить по кругу и спрашивать, пока тебе не надоест.

Он промолчал. Но плечами не пожал. Только недоверчиво взглянул на меня.

— Хочешь — вернемся, и я отведу тебя к отцу?

— Какая разница, — устало вздохнул Пол. — Вам это надо? Это не ваша забота. Ну почему вы не оставите меня в покое?

— Потому что сейчас я за тебя отвечаю. И пытаюсь решить, как с тобой лучше поступить.

— По-моему, вас наняла моя мать. Почему же вы не выполняете ее распоряжения?

— А может мне не понравились ее распоряжения.

— Но ведь она вас наняла, — недоуменно проговорил он.

— Она заплатила мне сто долларов за один день работы. Если ты не хочешь ехать к ней, я отвезу тебя к отцу, а ей верну ее сотню.

— Да никогда вы этого не сделаете, — сказал он и отвернулся к окну.

— Убеди меня, что тебе с ним лучше, и я сделаю это.

— Хорошо. Мне с ним лучше, — сказал мальчик, все еще отвернувшись к окну.

— Почему? — спросил я.

— Вот видите. Я же знал, что вы этого не сделаете, — он торжествующе посмотрел на меня.

— Я не сказал, что не сделаю, — возразил я. — Я попросил указать причины. Выбирать одного из родителей — вещь нешуточная. И я не хочу, чтобы ты сделал выбор просто из духа противоречия.

Он опять уставился в окно. Мы были уже в северном Рединге и все так же ехали на юг.

— Понимаешь, Пол, я хочу, чтобы ты сделал правильный выбор. Я понимаю, вопрос очень трудный. Но ты же не хочешь, чтобы я решал за тебя?

— Мне все равно, с кем из них жить, — сказал Пол, все еще глядя в окно. — Они оба стоят друг друга. Никакой разницы. Оба ужасны. Я их ненавижу.

Голосок срывался. Казалось, он вот-вот заплачет.

— Вот черт, — сказал я с досадой. — Об этом я не подумал.