Шрифт:
– На первый взгляд?! – Мемозов бурно расхохотался. – Огорчать не хочу, но совсем недавно в «Ресторанчике Алисы» я расправился с двумя порциями креветок, блюдом салата, трехпалубным стейком по-техасски, порцией яблочного пирога, кейком из мороженого, так, так… боюсь соврать… три кофе-экспрессо, три рюмки водки «Смирнофф», бутылка бужоле. Жаль, что вас не было с нами, старина.
– Надеюсь, расплатились? – робко полюбопытствовал Москвич.
– Бежал! – гордо расхохотался Мемозов. – Прелестная кассирша гналась за мной по всему Западному Лесу, пока я не нашел спасение в ресторане «Голодный тигр», где мне пришлось заказать…
– Счета хотя бы у вас сохранились?
– Хотите оплатить?
– Ничего не поделаешь. Я за вас отвечаю перед…
Счета «Алисы» и «Голодного тигра» затрепетали перед носом Москвича. Он протянул было за ними руку…
– Э нет! – хихикал наглец. – Я вам счета, вы мне – ваш секрет!
– Какой еще секрет? – невольно огрубев, невольно басом, в самообороне спросил Москвич.
– А телефончик, который записали, олдфеллоу? Как вы думаете, в чем смысл моего появления? В телефончике!
Последнее слово Мемозов как бы пропел, и Москвич тогда тяжко подумал, что вот снова какая-то чушь, какая-то досадная ерунда прикасается к его сегодняшнему «юному» вечеру на самом западном берегу человечества. Невольно он прикрыл ладонью объявление на доске.
– Ха-ха-ха! – захохотал Мемозов уже по-английски. – Вот я и поймал вас, сэр! Как вы смешны! Как вы неисправимы! На свалочку пора, а вы туда же – приключений ищете!
Сквозь ладонь он легко прочел таинственное объявление и несколько раз повторил номер телефона – 876—5432.
– Не имеете права! – возмущенно запылал Москвич. – Убирайтесь, Мемозов!
Было темно уже и пустынно, и только шаркали мимо бесконечные кары калифорнийцев: «мустанги», «триумфы», «порше», «пэйсеры», «мерседесы», «альфа-ромео»…
Ну что бы, казалось, взять да бегом в университетский паркинг-лот, схватить машину, умчаться к ревущим незнакомым фривэям (авось выкатят к друзьям на тусклую улочку Холма или на Тихоокеанские Палисады), нет – нелепейшая перепалка продолжалась, и Москвич понимал с каждым словом все яснее, что эту глумливую мемозовскую пошлятинку, лукавое подхихикиванье и сортирный снобизм ему без труда не изжить.
Мемозов наконец замолчал, встреча как началась, так и кончилась по его воле. Афганским свистом с клекотом он подозвал своего то ли коня, то ли верблюда, то ли страуса, взлетел в седло – ковбой, видите ли! – и медленно с важным цокотом поскакал в сторону Биверли-хиллз. В самом деле, на чем же еще ездить Мемозову в автомобильной стране – конечно же на помеси страуса с верблюдом!
Развязная песенка авангардиста долетела из неоновых сумерек суперцивилизации:
На бульваре Голливуда Я не съел и соли пуда, Все рассчитывал на чудо, И однажды на Сансете Я попался, как сом в сети, К белой пышной Маргарете. Вместе с крошкой на Уилшире Мы увидели мир шире В замечательной квартире. Ай ду-ду, ай бу-бу, Ждет нас мама в Малибу…– Вот ужас, – простонал Москвич.
В его руке трепетали неоплаченные счета. Опомнившись, он бросился в телефонную будку. Ведь этот субъект может теперь все опошлить, изуродовать все приключение, которое и начинать-то он ведь не собирался, а вот сейчас приходится…
ВООБРАЖЕНИЕ И РЕАЛЬНОСТЬ
Между прочим, тут где-то, между двумя этими дымоходами, по коньку литературной крыши бродит драная кошка, именуемая на интеллигентском жаргоне «сермягой».
В таком ли уж страшном противоречии находятся эти понятия? Что стоит наше воображение без существ и предметов, населяющих мир реальности? Но как бы мы назвали все эти существа и предметы, не будь у нас воображения?
В путешествиях, однако, часто сталкиваешься с разными мелкими, я бы сказал, бытовыми противоречиями между воображением и реальностью.
К примеру, Нью-Йорк. Ты столько читал о стритах и авеню Манхэттена, столько видел фото, кино и теле, что в твоем воображении этот город, можно сказать, построен. Ты все уже прочертил в своем воображении и твердо знаешь, как эти стриты идут, откуда – куда, но попав в реальный Нью-Йорк, ты вдруг видишь, что ошибался, что стриты идут не «оттуда – туда», а «туда – оттуда», а весь Манхэттен греет свой хребет на солнце не совсем под тем углом, как ты воображал.
Другой пример – Венеция. Ты знал, что она красива, но в реальности она оказывается еще красивее, чем в воображении, несмотря на то, что дворцы ее чуть ниже, чем ты воображал.
Итак, в путешествиях ты сталкиваешься с этими мелкими противоречиями и радостно их уничтожаешь, радостно потому, что на месте твоего прежнего воображения вырастает новое и, клубясь, как тропическая растительность, покрывает твою новую реальность.
Значит ли это, что прежнее воображение ничего не стоило? Отнюдь нет. В новом лесу ты часто наталкиваешься на заросли старого, ты или продираешься сквозь них, или носом падаешь в их аромат, чтобы отдышаться, и путешествие твое становится одновременно как бы воспоминанием, а это хорошо.