Они ехали быстро, меняя лошадей на всех почтовых станциях и по очереди управляя ими. Сент-Обен молчал. Мысли его были заняты Дианой, и он старался не думать о будущем.

Чем дальше на север, тем веселее становилось на душе у Джерваза. Он просто не мог поверить, что его любовница была нечестна с ним — ведь он несколько месяцев провел в ее обществе, видел, как она разговаривает с сыном, со своими приятельницами. Ни одной актрисе было не по силам изобразить такую чуткость, приветливость, нежность. К тому же у него не было ни одного доказательства, что она — не та, за кого себя выдает: никто не видел, чтобы Везель входил в ее дом, да и мерзкий аптекаришка мог ошибиться. А копию с его заметок наверняка сделал какой-нибудь клерк Уайтхолла, желая подзаработать. Глупо было думать иначе.

Сент-Обен даже позволил себе помечтать о том, какой будет его жизнь, если он сможет купить себе свободу. Хоть Диана и была куртизанкой, она никогда не вела такой жизни, как, к примеру, Гарриет Уилсон, так что ее вполне смогут принять в свете. Хоть Джерваза и не очень интересовало мнение окружающих, он хотел, чтобы к Диане относились с должным уважением У них могут быть общие дети. Сент-Обену нравился Джеффри, и он позаботится о том, чтобы мальчик был хорошо устроен. Виконт раздумывал о том, каково это — иметь собственных детей, сыновей и дочерей, похожих на Диану. Он смог бы дать им столько любви, смог бы столько сделать для них! Он бы дал им все, чего не получил сам.

Три дня они провели в пути, и с каждым днем мечты Джерваза становились все лучезарнее.

Дом его жены находился не в самой деревне, и виконту указали на узкую дорогу, ведущую к холмам, где и стоял одинокий коттедж. Недоумевая, какой черт заставил Гамильтона запрятать свою дочь в такой глуши, Сент-Обен передал поводья Боннеру, соскочил на землю и постучал в тяжелую дубовую дверь.

Ожидая ответа, Джерваз слушал, как ветер шумит в ветвях деревьев. Все здесь казалось таким мирным, спокойным, воздух был напоен ароматом цветов. Может, Мэри Гамильтон и счастлива здесь? Если так, Сент-Обен не станет увозить ее отсюда, а себя постарается убедить, что ей живется совсем неплохо. Внезапно он подумал о том, узнает ли она его. А если узнает и страшно испугается, что тогда ему делать?

Дверь отворила хорошенькая девушка. Это явно была деревенская жительница с веселым личиком, однако на Джерваза она взглянула весьма сурово; Когда он назвал имя Мэри Гамильтон, девушка кивнула и указала ему на дверь в левом конце коридора. Войдя, виконт осмотрелся. Комната была обставлена очень простенько. Диваны и стулья были обиты мягкой цветной тканью, отчего комната казалась милой и уютной. Но все это Сент-Обен заметил лишь мельком, потому что все его внимание сразу приковала к себе женщина, стоявшая у окна спиной к нему. Он обратил внимание, что она стройна и хорошо сложена.

Услышав шум, женщина медленно повернулась к нему лицом. На мгновение Джерваз оторопел, но, придя в себя, понял, что не ошибается.

Женщина была Дианой.

Сент-Обен недоуменно и сердито смотрел на нее. — Ради Бога, Диана, скажи, как ты здесь оказалась? Ты что, выудила адрес у моего адвоката и приехала проверить, что я буду здесь делать?

На Диане было мягкое коричневое платье, простой покрой которого подчеркивал изящные линии ее точеной фигуры; лицо ее было белее полотна.

— Нет, Джерваз, — покачала головой девушка. — Я нахожусь здесь, потому что это мой дом. Я жила в нем целых восемь лет.

Виконт никак не мог уловить смысла ее слов.

— Так значит… ты знакома с Мэри Гамильтон? Может, ты ухаживала за ней?

— Нет. — Облизнув пересохшие губы, девушка заговорила едва слышным голосом:

— При крещении мне было дано имя Мэри Элизабет Диана Линдсей Гамильтон. Я — твоя жена, та самая девушка, на которой ты женился против воли.

Молчание.

— Это невозможно, — промолвил виконт. У Брэнделина был шок. — Ты же умная, совершенно нормальная женщина. В тебе нет ничего общего с ней.

— Неужели ты запомнил, как выглядела та девочка? Вспомни-ка все как следует, а потом попробуй утверждать, что это не могла быть я. — Диана говорила ровным, спокойным голосом, но ей пришлось прислониться к подоконнику, чтобы удержаться на ногах — колени ее дрожали.

Так они и стояли друг против друга, разделенные пространством уютной комнаты. Джерваз мучительно пытался вспомнить ту женщину. Ему казалось, что у его жены были темные волосы и глаза, однако в полумраке каштановые волосы Дианы и ее лазурные глаза всегда казались темными. Но неужели он мог забыть ее черты, ее лицо? Впрочем, лицо Мэри в ту проклятую ночь было скрыто длинными волосами, к тому же она заливалась слезами. Фигурка его жены была еще по-детски угловатой и несформировавшейся, однако прошло столько лет…

Мороз пробежал по коже Джерваза, но все же он продолжал спорить с Дианой:

— С ней было что-то не то, она едва могла говорить. У нее было такое лицо, такие странные глаза… Ты не могла быть такой.

— Не могла? — горько переспросила Диана. — Да ты же был до полусмерти пьян! Ты ошибался насчет меня, но был совершенно прав, считая моего отца безумцем. Так оно и было. Когда ему надо было куда-то ехать, он всегда брал меня с собой, воображая почему-то, что я пересплю с половиной прихожан в его отсутствие. В тот злополучный день мы остановились в гостинице, и отец заставил меня выпить настойки опия, причем следил, чтобы я проглотила все до последней капли. А затем он ушел и запер дверь снаружи, чтобы я не могла выйти из комнаты. — Диана помолчала, заметив, что Джерваз, похоже, начинал верить ей. — Я могу понять, почему ты решил, что я слабоумная. Я едва проснулась тогда, а когда пришла в себя и увидела рядом мужчину, то решила, что меня мучает очередной кошмар, вызванный наркотиком. Я даже понять не могла, что происходит.