— Но вы сумели разрешить свои разногласия?

Робин улыбнулся.

— Слава Богу, сумели. Сейчас мы стали гораздо ближе, чем раньше.

— Я рада за вас. Но отца вашего следовало бы бить кнутом на базарной площади. Свалить собственную вину за смерть жены на беспомощного младенца! — гневно сказала Макси.

— «Собственную вину? Как это?

— Может быть, твоя мать забеременела без его помощи? — бросила Макси. — Ты не знаешь, у нее были до этого выкидыши?

— Джайлс как раз и сказал, что к тому времени уже было несколько выкидышей и она часто болела. Макси кивнула. Она этого ожидала.

— Если бы твой отец вел себя более сдержанно, она, может быть, и не умерла бы такой молодой.

Робин долго молчал, потом сказал с удивлением в голосе:

— А мне это ни разу не пришло в голову.

— Это пришло бы в голову любой женщине.

— Жаль, что в Вулверхемптоне не было такой здравомыслящей женщины, чтобы прочистить нам мозги.

Тут они дошли до беседки, построенной в виде греческого храма. Пропорции были так выдержанны, колонны так совершенны, что Макси опять заподозрила, что кто-нибудь из предков герцога купил этот маленький храм в Греции, разобрал его на части и перевез в Англию.

Они поднялись по ступенькам и зашли внутрь. Здесь было просторно и легко дышалось, а вдоль невысоких стен шли скамейки. У стены, противоположной входу, стоял прямоугольный каменный алтарь, предназначенный скорее для пикников, чем для жертвенных коз. В лунном свете храм был полон очарования.

Робин посмотрел на свою спутницу. Черты ее лица в лунном свете создавали гармоничную симфонию светотени. Не в силах больше ждать, он поднял ее голову за подбородок и поцеловал.

Этим поцелуем Робин хотел только выразить свою нежность и благодарность, но как только их губы встретились, он потерял контроль над своими чувствами. За несколько последних дней на него обрушились воспоминания обо всем, что было в его жизни самого плохого. Если бы не женщина, которую он сейчас держал в объятиях, он, наверное, не пережил бы этой черной полосы.

И сейчас он жаждал ее, как человек, погибающий в пустыне, жаждет напиться.

Весь этот вечер, начиная с его прихода к ней в комнату, и потом, обмениваясь долгими взглядами и многозначительными улыбками, они словно танцевали медленный танец желания. Но то, что Робин чувствовал сейчас, выходило за пределы страсти: это была настоятельная потребность сейчас, сию минуту, согреться ее теплом, упиться колдовскими тайнами ее тела.

Он обнял ее под шалью и стал ласкать округлости ее ягодиц. Макси замурлыкала от удовольствия. Тогда он взял двумя пальцами ее сосок и начал играть им. Даже через несколько слоев шелка он почувствовал, как тот немедленно отреагировал.

Но Робину хотелось большего, гораздо большего. Он подхватил Макси за талию и посадил на каменный жертвенник. Она ахнула от неожиданности, но в следующую минуту расслабилась, взявшись руками за край жертвенника.

Теперь Робину было легче добраться до ее обольстительного тела. Он накрыл ее руки своими. Ее пальцы затрепетали и успокоились.

Робин наклонился вперед и потерся щекой об ее щеку. Гладкая, как лепесток розы, кожа была прохладной, но под ней пульсировала жаркая кровь, Робин тихонько подул ей в ухо, затем языком прошелся по его завиткам. Макси постанывала от удовольствия, изгибая шею, как кошка. Шаль была такая большая, что Макси сидела на ней и та все же закрывала ее плечи и грудь. Робин подбородком отодвинул шаль в сторону, и она соскользнула с ее плеч и складками легла ему на руки. В таком положении у Макси соблазнительно выдался вперед бюст.

Робин прильнул к ее шее. Ему хотелось проглотить ее, чтобы впитать не только ее чувственность, но и ее здравомыслие и цельность.

Его губы коснулись ожерелья, быстро перескочили через него и пошли дальше. Он заплатил немыслимые деньги за эти украшения, но бриллианты и рубины казались холодными и безжизненными по сравнению с атласными холмиками над самой кромкой ее декольте. Робин страстно и нежно целовал их, с наслаждением вдыхая дурманящий женский запах.

Стараясь скрыть свое нетерпение, он выпустил ее руки, а сам ладонями обхватил ее бедра. Затем его руки двинулись по мягкой округлости ее живота к чувствительному бугорку между ног.

— Милый, пора остановиться, — задыхаясь, попросила Макси.

— Подожди.

Ее колени были слегка раздвинуты под юбкой. Он раздвинул их еще шире и встал между ними, так близко к ней, что чувствовал глубинный жар ее тела.

Он нашел ее рот и, не прерывая пьянящего поцелуя, поднял платье и нижнюю юбку и положил ладони на ее обтянутые шелковыми чулками колени. Потом стал двигать руки выше, поверх резинок, подбираясь к ее сокровенной женской сути.

Макси с упоением отвечала на поцелуй, но ее голова работала ясно, и она понимала цель этих маневров. Когда Робин начал гладить ее между ног, она отдернула голову и инстинктивно попыталась сомкнуть колени. Но он не давал ей этого сделать, а давление ее коленей на его бедра воспламенило его еще больше. Чувствуя, что не может высвободиться, Макси затихла.

— Робин, — прерывающимся голосом сказала она. — Нам надо вернуться в дом. Здесь не место и не время.

Она его не боялась — пока не боялась. Робин не позволил бы себе ее напугать, но и не имел сил отойти.

Тяжело дыша, он выпрямился и обнял Макси обеими руками. Кровь стучала у него в висках и еще сильнее — у него в чреслах. Он рвался через тугую ткань ко входу в женское тело, чтобы слиться с ним воедино. Она была такая маленькая, так легко умещалась в его объятиях, но одновременно такая женственно могущественная.