– Ходжиакбар? Выпусти пленника.

– Минуту, – поднял руку Матвей. – Пусть Балуеву дадут трубку, я хочу сказать ему пару слов.

– Дайте ему телефон, – распорядился Шароев.

Через несколько минут динамик селектора донес флегматичный голос Василия:

– Кому я там еще понадобился?

– Привет, Баловень, – сказал Матвей. – Жив, здоров?

– Это кто? Соболев?! Какого хрена ты здесь делаешь?!

– По голосу слышу, что ты в порядке, – улыбнулся Матвей. – Не скажешь, зачем тебя сюда занесло?

– Они меня купили, – после недолгого молчания мрачно ответил Василий, имея в виду, очевидно, Первухина и Ельшина, передразнил кого-то из них: – «Это не наказание и не месть, капитан, это восстановление справедливости…» В общем, ты был прав.

– Хорошо, что ты это понял.

– Поздно понял.

– Лучше поздно, чем никогда. Сейчас тебя выпустят, довезут до аэропорта и посадят в самолет. Понял?

Пауза.

– Понял.

– Го-ёдзин. Понял?

Еще пауза.

– А ты как?

– Я тут задержусь на некоторое время. Встретимся в Москве.

– Может, я тебя подожду?

– Выполняй. – Матвей отошел от стола, сел в одно из кожаных кресел у стены, глянул на следившего за ним Шароева. – Посидим немного. Как только Балуев выедет за пределы Грозного и я услышу его голос, мы продолжим переговоры.

– А что это вы ему сказали по-японски?

– Ничего особенного, намекнул об осторожности. Вопрос у меня один: зачем я понадобился Союзу Трех? Точнее, зачем вы использовали для моего вызова столь экзотический способ?

– Какая разница? В конце концов расчет наш оправдался, вы здесь, остальное не важно. Вы знакомы с господином Рыковым?

– Так это по его заказу вы работали? – удивился Матвей.

Густые брови Шароева сдвинулись, ноздри раздулись, придав лицу грозно-хищное выражение. Координатор Союза Неизвестных Чечни не терпел ничьего диктата и не любил намеков, что от кого-то зависит.

– Рыков просто позвонил нам незадолго до вашего появления и предупредил об опасности. Видимо, вы его чем-то сильно огорчили, если он готов организовать вашу «волну выключения».

– Пока ничем. – Матвей снова подумал об ускорении событий, прожитых им в прошлом временном отрезке длиной в два года. – Но я его еще огорчу.

– Вы такой оптимист? Вы действительно верите, что спокойно уйдете отсюда когда захотите?

Матвей выдержал очередной волчий высверк глаз Шароева, ответил ему «щелчком по паутине» – чувствительным выпадом пси-поля, адекватным отрезвляющему щелчку пальцем по лбу. Координатор Союза Трех вздрогнул, стиснул руки в кулаки, но принять крутые меры до появления того, кого ждал, не решился. Сказал, сдерживаясь:

– Да, вы, безусловно, сильный человек, Соболев, тут мы прокололись. Но ведь я не один, нас трое. И придет еще четвертый… – Он замолчал, с трудом останавливая язык. – А как случилось, что вы до сих пор не Посвящены?

– Долго объяснять. Дайте, пожалуйста, связь с вашими тюремщиками, они, наверно, уже на пути к аэропорту.

Шароев щелкнул селектором, отрывисто произнес фразу на чеченском языке, выслушал такую же трескучую тарабарщину в ответ, выключил аппарат.

– Они еще на окраине Грозного, в аэропорту будут через полчаса, оттуда сообщат. Кофе хотите?

Матвей подумал.

– Пожалуй, выпью чашечку.

– Хамид хаважи, – сказал Шароев, нажимая и отпуская клавишу селектора. Встал из-за стола, подошел к двери и повернул ключ, сел на место. Через минуту в кабинет вошел давешний противник Соболева, лысый чеченец, мрачный и бледный, взглядом смахивающий на президента.

– Знакомьтесь, – дернул уголком губ Шароев. – Салман Борз, министр безопасности Ичкерии. Матвей Соболев, ганфайтер российской военной контрразведки.

– Мы уже познакомились, – угрюмо бросил Борз, обернулся в сторону оставшейся открытой двери. – Заходи, Солтан.

В кабинет вошел крупнотелый чеченец, чернобородый, но седовласый, одетый в черкеску с газырями, сапоги, с кинжалом на поясе. Кроме того, он был вооружен и огнестрельным оружием, спрятанным под одеждой, однако Матвей не стал говорить об этом.

– Министр иностранных дел Махмуд Солтанов, – проговорил Шароев. – Прошу любить и жаловать, как говорится.

– Союз Трех Неизвестных в полном составе, – невозмутимо отозвался Матвей. – Что ж, знакомство не из самых приятных, да еще и вынужденное к тому же, но ведь выбирать не приходится.