Поцелуй смерти (Предел дозволенного, Заговор смерти)
В какие только переделки не попадала лейтенант нью-йоркской полиции Ева Даллас, но такого с ней еще не бывало. Во время сложнейшего расследования странных, на первый взгляд бессмысленных убийств она сама оказывается под подозрением. Ее даже отстраняют от работы! Но Ева не может сидеть сложа руки. И как бы убийца ни старался ей помешать, вместе с друзьями и верным Рорком она блестяще раскрывает еще одно запутанное дело.
Роман так же издавался как «Секреты смерти»
ПРОЛОГ
В моих руках власть. Власть, позволяющая исцелять и уничтожать, даровать жизнь – и смерть. Я благоговею перед собственным талантом, который мне удалось превратить в искусство, не менее великое и впечатляющее, чем любая картина в Лувре.
Да что искусство?! В тех областях, которые хоть сколько-нибудь имеют значение, я – бог.
Бог должен быть безжалостным и дальновидным. Он изучает и сортирует свои творения. Лучшие из них следует оберегать и лелеять, а неудачные – отбрасывать без сожаления.
Мудрый бог постоянно экспериментирует, творя чудеса с тем, что попадает ему в руки. Зачастую он действует безжалостно, как судья, выносящий приговор. Но того, в чьих руках власть, не могут касаться жалкие и мелочные законы, которым подчиняются обычные люди. Они слепы, их умы затуманены страхом – страхом перед болью и смертью. Они слишком ограниченны, чтобы понять, что смерть можно победить.
Мне это почти удалось.
Если бы мои деяния раскрыли сейчас, эти людишки с их нелепыми законами и предубеждениями прокляли бы меня.
Но когда мой труд завершится, они будут поклоняться мне.
ГЛАВА 1
Для некоторых смерть не являлась врагом, поскольку жизнь была для них куда менее милосердной. Боль, отчаяние и страх были постоянными спутниками бедных и бездомных обитателей Нью-Йорка. Для умственно и физически неполноценных город служил всего лишь разновидностью тюрьмы. Для призраков, плывущих в ночи, словно тени, наркоманов с их бледно-розовыми глазами и трясущимися руками жизнь представляла собой всего лишь бессмысленное путешествие от одной дозы к другой, зачастую наполненное болью, отчаянием, а иногда и ужасом.
Разумеется, существовали социальные программы. В конце концов, человечество вступило в просвещенный XXI век – по крайней мере, так утверждали политиканы. Либеральная партия требовала создания новых приютов, образовательных и медицинских учреждений, учебных и реабилитационных центров, не предлагая при этом сколько-нибудь подробных планов развития таких программ. Консервативная партия бодро урезала бюджеты уже имеющихся программ, а потом напыщенно заявляла о необходимости повышения жизненного уровня и укрепления семьи.
Конечно, тот, кто был способен переваривать скудную диету благотворительности, мог существовать и в тюрьме, а программы обучения и помощи предлагались людям, способным оставаться в здравом уме, петляя по бесконечным милям бюрократической волокиты. Однако эта система слишком часто душила получателя, прежде чем спасти его, и поэтому в приютах что-то не было заметно очередей.
Дети, как всегда, голодали, женщины торговали своим телом, а мужчины изнемогали в поисках денег. Каким бы просвещенным ни было время, человеческая натура оставалась такой же предсказуемой, как смерть.
Спящим на тротуарах нью-йоркский январь приносил кошмарные ночи, пронизанные леденящим холодом, который лишь изредка удавалось отогнать бутылкой пива или чего-нибудь покрепче. Некоторые не выдерживали и отправлялись в приют храпеть на горбатых койках или есть водянистый суп и безвкусные соевые булки, подаваемые расторопными студентами-социологами. Но другие держались до последнего, слишком растерянные или слишком упрямые, чтобы пожертвовать своим кусочком тротуара.
В эти страшные ночи многие переходили от жизни к смерти.
Город убивал их, но никто не называл это убийством.
Морозным утром лейтенант Ева Даллас ехала в центр города. Ее пальцы беспокойно барабанили по рулевому колесу. Обычная смерть бездомного на Бауэри вроде бы не являлась ее проблемой. Это было задачей отдела, который часто называли «трупоискателями» – его сотрудники патрулировали районы скопления бомжей, отделяя живых от мертвых и отвозя тела в морг для обследования, опознания и уничтожения.
Эту скверную работенку обычно исполняли те, кто все еще питал надежду поступить в более элитарный отдел расследования убийств, и те, кто уже в подобные чудеса не верил. Сотрудников же «убойного» отдела вызывали лишь в тех случаях, когда смерть выглядела явно подозрительной или насильственной.
Если бы в это злосчастное утро не была ее очередь для подобных вызовов, Ева могла бы все еще нежиться в теплой постели с любимым мужем.
– Возможно, какой-то наивный новичок рассчитывает, что нарвался на серийного убийцу, – пробормотала она.
Сидящая рядом с ней Пибоди широко зевнула.
– Мне кажется, я только зря занимаю место в машине. – Из-под прямой темной челки она метнула на Еву полный надежды взгляд. – Ты могла бы высадить меня у ближайшей остановки, и я через десять минут была бы дома в постели.