При Императорском дворе отличавшемся большой веротерпимостью (Император считал себя человеком далеким от вопросов веры) ему приходилось встречаться и с приверженцами Просветленного Арги, а одного из них (Эрмитриона, счетовода Императорской библиотеки) он даже знал лично.

Эрмитрион был небольшим и тощим мужичком, уже в годах и никак не походил на тех безжалостных и умудренных в единоборстве пробивателей монашеских голов, столь живо обрисованных братом Такой.

— И что же все они такие были? — спросил Шумон, держа в памяти щуплую фигурку Эрмитриона.

— Все, — подтвердил брат Така и тут же поправился. — Тех, кого я видел — все!

Шумон расхохотался.

— Я тоже знал одного просветленного.

Монах вопросительно поднял брови.

— На него сядешь — переломится, рукой сожмешь— не вода польется, а труха посыплется.

Монах не обиделся на недоверие Шумона, только сказал:

— Ну, это твоё счастье. Мне другие попадались… Тут где-то, кстати, место одно есть. Подземелье. Там он…

— Подземелье? — насторожился книжник.

— Да. Подземелье. Просветленный там своих людей испытывал.

— Откуда ты знаешь об этом? — спросил Шумон.

— Рассказывали люди, — неопределенно ответил монах. — Они его называли «Ходом 12 смертей». Кто его проходил, того Просветленный особо выделял. Так они…

— А что там было?

— Никто не знает.

— Так уж и никто? — усмехнулся безбожник.

— До чего ж люди одинаково устроены, хоть дураки, хоть умные… — одобрительно кивнул монах. — Когда мне об этом рассказали, я точь-в-точь так же спросил.

— И что же?

— Отвечу тебе, как мне ответили: кто не ходил — не знает, а кто прошел или там остался — не скажет.

Шумон потер рукой лоб.

Рассказ монаха, при всей его вздорности нес в себе зерно здравого смысла. Если конечно он был правдив, то он давал им еще одну возможность (кроме ворот и Божьей милости) попасть за Стену.

— Как считаешь, чтоб от двенадцати смертей увернуться места много нужно? А?

Младший Брат медленно кивнул, представив себе тоже, что и безбожник — подземный ход, начинавшийся в городе и уходящий за Стену.

— А не боишься среди чужих смертей на свою наткнуться? Сразу двенадцать штук — не шутка.

Шумон серьезно возразил:

— А я и с одной шутить бы не стал…

Монах посмотрел на него внимательнее, словно пытался разглядеть то, что недосуг было разглядеть раньше.

— Слабоват ты для этого дела… У Просветленного молодцы были — не чета тебе.

Шумон отчего-то почувствовал обиду.

— Это я им не чета,

Он выразительно постучал себя по высокому лбу.

— Пять лет прошло все таки. Если там и вправду что-то было, то уж истлело давно.

Монах неопределенно пожал плечами.

— Я так понимаю, что мы просто так через Стену не переберемся. Не для того ее строили, чтоб запросто туда попасть можно было бы. Разве только подкоп сделаем… А вот если этот ход еще цел, то все возможно…

Все следующее утро они осматривали развалины, отыскивая вход в подземелье. Ни тот ни другой не представляли где он может находится и как выглядеть поэтому немудрено, что хотя его никто не прятал отыскали они его только к тогда, когда солнце уже съехало вниз, пройдя почти две трети положенного ежедневного пути. Бестолковые эти поиски приведи их в подвал одного из разрушенных зданий, где они и обнаружили выложенный камнем колодец. По его стенам, растворявшимся в негостеприимной темноте, спиралью уходили вниз опоясывающие его выступы — ступени. Вокруг колодца Шумон насчитал двенадцать круглых камней. По каменному полу, откуда-то из темноты, тек прозрачный ручеёк. Он скользил между обломками камней вспыхивал яркими бликами в одиноком солнечном луче, пробившимся через разбитые перекрытия и стекал в темноту колодца. Где-то глубоко внизу вода разбивалась о камни. Шум возвращался назад в подвал, наполняя его глухим угрожающим бормотанием. Увидя ручей брат Така ухватил Шумона за руку и сказал торжественно:

— Вот он. Знак!

— Посмотрим, посмотрим, — ответил Шумон, озабоченный открывающимися перспективами.

Темнота не сулила ничего приятного, да Шумон и не ждал от неё ничего доброго. Выйдя из монастырского подвала, он с осторожностью относился к любому месту, напоминавшему хотя бы и отдаленно, столь не любезное его сердцу подземелье.

Привязав веревку к обломку столба, словно пенёк торчавшему рядом с колодцем, экс-библиотекарь начал спускаться вниз. Из колодца тянуло холодом. Несильный сквозняк поднимал снизу запах сырости и тления.

Льющаяся сверху вода, когда он неловко поворачивался, попадала ему на голову и стекала оттуда до самых пяток. Спускаться было трудно, но Шумон находил время и поглядывал на верх.

Привыкшие к темноте глаза скорее угадывали, чем видели свет над головой. Более темным пятном там выделялась фигура Младшего Брата. Время от времени он спрашивал озабоченности.

— Эй? Эй? Эй?

Шумон не отвечал ему — было не до того, но до монаха долетало напряженное дыхание безбожника, и он успокаивался.