Гаврила покачал головой, удивляясь прихотливости пути добрых мыслей, залетевших в голову Избора и избавивших их от джинов.

— Точно хватило… Не идут, джины-то…

— Может они еще дров не нашли, а с пустыми руками возвращаются совестно. — Он сам не верил в то, что говорил и не сдержавшись довольно засмеялся — хитрость удалась.

— Какая там у них совесть? Сбежали….

Исин, мечтательно глядя в лес, сказал.

— В телегу бы их впрячь и за яйцом…

Гаврила поднялся и заинтересованно посмотрел в лес. Грохот там утих.

— Нет, — сказал воевода с сожалением. — Рядом с талисманом у них сил не хватит не то что телегу тянуть, а и руку поднять.

Исин поскреб голову.

— Ничего. Оглобли бы подлиннее сделали бы…

Он вздохнул. Что мечтать о бесполезном. Джины сбежали — теперь это было ясно всем и делать тут больше было нечего… Позади них лежали поваленные ветром деревья. На обломанных ветках накренившихся, но еще державшихся за землю лесных великанов, висели клочья зеленого дерна. Рядом с ними, буквально в нескольких шагах землю покрывали вороха срезанной травы и вмятины от ударов дубиной. В воздухе висел сладкий запах травяного сока.

— Земле опять досталось, а нам хоть бы что… — сказал Избор. Он разломал клетку с поддельным талисманом и одел его на шею.

— А как там этот… Остроголовый?… — спросил вдруг Исин, привставая на цыпочки.

Они завертели головами, отыскивая своего врага, но теперь и у виднокрая ничего не было видно. Мурины джины то ли забили его, то ли отогнали за лес. Посмотрев на солнце, Гаврила сказал.

— Все. Пошли.

Он закинул за спину мешок, заглянул в лицо Избору.

— Доставай поводыря.

Избор кивнул и опустившись на колени начал шарить в мешке. Рука его погружалась в него все глубже и глубже, но яйцо куда-то закатилось и все не попадалось под руку.

— С утра все теряется… — сказал воевода, сунув голову в глубину.

— Потерял? — ахнул Масленников.

— Да нет, я о другом, — успокоил его Избор.

Он кряхтя распрямился, оставив под ногами белый комочек. Яйцо, словно разгоняясь, сделало небольшой круг по срезанной траве и покатилось по направлению к лесу.

— Сперва Картагу потеряли, потом Мурю, потом двух джинов.

— Остроголовый вот пропал… — напомнил Исин.

— Да. Хоть дальше не ходи. Последнее что есть потеряешь… Нищим станешь.

Гаврила, повернувшись, осмотрел Изборов халат.

— С таким халатом в нищие не берут… Хоть год в ногах валяйся. Такой халат и за сто лет не прогуляешь.

Воевода весело покачал головой.

— С тобой все промотаешь. Купишь коней — потеряешь коней, купишь — потеряешь… На это никакого халата не хватит.

Избор подергал за полу халата, оторвал камень, подбросил его на ладони, а потом швырнул в Исина, шедшего чуть в стороне.

— Да и не держится у меня это…

В хазарина он не попал, зато в траве рядом с ним что-то звонко щелкнуло и, искрой сверкнув на солнце, камень отскочил в сторону. Исин сделал несколько шагов в сторону, нагнулся и поднял что-то с земли.

— Не все нам терять. Можно и найти.

В поднятой вверх руке он держал одну их Муриных бутылок.

Избор застыл с поднятой ногой, словно увидел перед собой змею.

— Светлые Боги!

Гаврила, успевший представить, что тут будет, если из бутылки еще кто-нибудь вылезет, выдернул меч, потом, вспомнив, какой он, с руганью сунул его обратно.

— Тихо, тихо, — успокоил их довольный переполохом хазарин. — Чего всполошились? Никуда он отсюда не денется. Бутыль-то целая… Там бочажок… Так она в воду попала…

— На наше счастье… — облегченно вздохнул Гаврила.

Избор выдохнул сквозь зубы. Страх скатывался в ноги, и через них уходил в землю.

— Ты давеча одну бутыль хорошо пристроил. Может и эта пригодится? — продолжил хазарин, словно не видел, что творится с ним.

— Сунь в мешок. Сам же говорил «Первая заповедь: нашел — подбери!». — Решил Гаврила. — Мало ли что?

— Джин и талисман…. — вслух подумал Избор, прикидывая, усоседятся ли они.

— Ничего, — сказал Масленников. — Талисман в ковчежце, джин в бутыли…. Обойдется, а на нашей дороге чего не случается. Сгодится еще.

Санциско стоял, озираясь и старался представить, чем тут занимался Тьерн. Тут было хорошо и уютно — за спиной сопел здоровенный песиголовец, ворковали почтовые голуби, а сам претендент на место главы Совета лежал чуть в стороне, за занавеской, и тихонько стонал.