Нужно отметить также и блестящие декорации, выполненные Федоровским. Когда мы ездили с "Борисом Годуновым" за границу, то восторгу и удивлению публики перед оформлением оперы и ее костюмами не было границ. Федор Федорович, как талантливый художник, прекрасно чувствовал, какая гамма красок должна сопутствовать той или иной картине. Вот, например, первая сцена у ворот Новодевичьего монастыря. Она была сделана из толстых бревенчатых срубов, такой же мощный был вход в монастырь. Действие происходило в ночное время, поэтому только кое-где горели факелы, которые создавали настроение таинственности. И вдруг после этой темной картины открывалась сцена коронации в Кремле. В этой сцене народ был уже одет во все праздничные одежды, и Борис Годунов тоже в торжественном облачении выходил на площадь. Контраст поражал, и публика встречала эту сцену овацией.

А затем опять темная келья, сводчатые потолки, сводчатые окна и двери, и Пимен при свете свечи пишет свой ужасный донос на царя.

И снова смена красок - сцена в корчме. Большая комната в деревянном доме у литовской границы с большим столом и большими длинными лавками, печка, всевозможные приспособления для приготовления пищи. Кувшины, разноцветная керамическая посуда, вышитые полотенца.

И другие внутренние покои - царские: кабинет царя Бориса, где он вершит свои дела. Здесь тоже сводчатые потолки, но все стены обиты шелком. Окна с цветными стеклами и прозрачными легкими занавесками. Большая изразцовая печь. Большой дубовый стол, покрытый богатой скатертью. На нем приспособления для письма, свитки, документы, большой глобус, светильники. Рядом - кресла из витого дерева с мягкими сиденьями. Все это красиво, но неброско. (Когда я потом бывал в Кремле, в этом же самом царском тереме, то всегда поражался - терем, как и подлинные одежды того времени, не произвел на меня яркого впечатления - декорации Федоровского были ярче.)

Новую краску вносила и сцена "У фонтана" с красивыми лестницами, балюстрадой, нарядными польскими костюмами. Пейзаж "Под Кромами" с прогалинами, лесом, на фоне которого виднелась церквушка, был выписан Федоровским тщательно и ярко. А последняя сцена смерти Бориса проходила на фоне темных тонов. Хотя убранство внутренних покоев отличалось богатством, все краски были приглушены.

С партией Бориса я объехал вскоре весь мир и должен сказать, что оперу Мусоргского всюду любят и принимают восторженно.

В июне 1953 года была поставлена опера Ю. Шапорина "Декабристы". Работа над этой оперой напоминала творческую лабораторию.

Прежде всего, Шапорин принес партитуру, в которой музыки было гораздо больше, чем могло прозвучать в один вечер. (Так уже случалось раньше - и Глинка, и Мусоргский не всегда учитывали возможности сцены.) И все сообща уговаривали Шапорина эти длинноты сократить. Композитор долго сопротивлялся, но, когда спектакль был уже готов, всех похвалил: "Молодцы ребята, а то было бы скучно".

На всех репетициях оперы присутствовали и сам композитор, и дирижер Мелик-Пашаев, и режиссер Охлопков, а также все участники спектакля. Сначала мы собирались в директорской ложе и обсуждали, что получилось накануне и что нужно сделать сейчас. Каждый из нас делился своими мыслями, это был интересный творческий процесс, и он дал большие результаты. Кроме того, сколько пользы приносило общение с такими замечательными музыкантами, как Шапорин, Мелик-Пашаев, с режиссером Охлопковым! Хотя драматические режиссеры в оперных спектаклях обычно проявляют себя не самым лучшим образом, однако разносторонние исторические познания Охлопкова сыграли в этой постановке полезную роль. Успеху спектакля очень способствовали прекрасно поставленные массовые сцены на Сенатской площади, сцена шествия на каторгу, бала у Николая.

Охлопков помогал нам и в овладении ролью. Он показывал, как нужно держаться на сцене, мог изобразить, например, походку Николая. Мне, как исполнителю партии Бестужева, он показывал, как тот должен вбежать, снять на ходу плащ, бросить шляпу и в порыве радости обнять своего друга.

Вокальная партия Бестужева несложна. Александр появляется во второй картине "На почтовом тракте", чтобы объявить своим друзьям, что император скончался и всем нужно срочно ехать в Петербург. Здесь Бестужев обрисован небольшой порывистой арией "Бьет барабан, трубы восстания зовут нас". А перед расставанием с друзьями молодой декабрист запевает грустную задумчивую арию песенного склада "Ой вы, версты, версты, да белы снега", навеянную, быть может, нерадостными предчувствиями грядущих событий.

Это самые выразительные, эмоционально сильные моменты в партии Бестужева. Однако он участвует и в сцене на Сенатской площади, появляется в кабинете Рылеева, в последней картине "По Сибирской дороге" - маленькой остановке по пути на каторгу.

Я пел партию Бестужева с удовольствием. Образ экзальтированного, бесстрашного, порывистого молодого человека, одухотворенного идеей свержения самодержавия, был мне очень близок, ставил передо мной интересные актерские задачи.

Как всегда, в спектакле были собраны лучшие исполнительские силы театра: Пестеля пели Кривченя и Пирогов, Каховского - Нэлепп и Ханаев, Рылеева - Алексей Иванов и Лисициан, Трубецкого - Селиванов и Воловов, цыганку Стешу - Давыдова и Вербицкая, Елену - Покровская, Дмитрия Щепина-Ростовского - Ивановский.

Судьей нашей работы стали не только публика, всегда тепло принимавшая спектакль, но и время - спектакль продержался в репертуаре семнадцать лет. Быть может, только трудность постановки оперы, сложность декораций и костюмов помешали ей выдержать соревнование с нашими классическими произведениями.

Через год, летом 1954-го, я выступил в еще одной новой для себя партии, мимо которой не может пройти ни один бас,- в партии Ивана Сусанина.

Дирижировал этой оперой Небольсин, а ставил ее Баратов. Одним из ведущих исполнителей Сусанина был тогда Михайлов. Это быта его вотчина партия Сусанина удивительно отвечала его громадному голосу и богатырской внешности.