Шрифт:
Я помахал ей рукой. Между прочим, и она когда-то, и ее муж, инженер Калининградского машиностроительного завода, учились у меня же в этом классе. Таня, закончив Московский институт культуры, стала работать пианисткой, а ее муж Юрий играл в нашем заводском оркестре на кларнете-саксофоне.
Отыскав нужную улицу, я поднялся на третий этаж блочного серого дома, позвонил. Открыл мне высокий пожилой мужчина в полосатой пижаме, тапочках.
– Вы будете Степан Григорич Громиков?
– спросил я. Адрес Андрея у меня был записан в журнале.
– Точно, - ответил мужчина в пижаме, осматривая меня вопросительно.
Я назвался. Громиков виновато глянул на свею пижаму, шлепанцы, поспешно отступил в глубь коридора и пригласил меня войти.
– Андрей дома?
– Пришел недавно. У товарища сейчас... тут же в нашем доме.
Я вкратце рассказал о посещении лейтенанта и попросил Степана Григорьевича сообщить мне, что же произошло с его сыном, почему его задержала милиция. Старший Громиков опустился на диван против стула, где сидел я.
– Мне Андрей так изложил, - начал он.
– Этого Крутанова, у кого велосипед увели, он не знает. Както, с месяц назад, вышел Андрей из пивной с товарищем, а велосипед стоит. Он, дурак, возьми и сядь: в голове-то хмельные чертики. Объехал квартал, вернулся и поставил на место, а хозяин и увидь из окошка! Брился он, сидел в кресле рядом в парикмахерской, - ну и выскочил с мыльной пеной на одной щеке, цап за руку. "Чей?" Андрей лишь посмеялся:
"Громиков я. Охота пришла". Когда же велосипед и в самом деле угнали, Крутанов и укажи. Понимаете?
"Был случай. Вот такой-то примеривался". Мой, как на грех, на замечании был в районном отделении милиции. За драку с одним... Дали обоим петухам тогда по пятнадцать суток... помните указ декабрьский? Ну вот, Андрея и заподозрили. Спасибо вам, Илья Григорьевич, а то ведь кто знает, как кончилось бы.
– Дело не в "спасибо", - сказал я.
– Надо вам беседовать с парнем почаще... и я со своей стороны проведу воспитательную работу. Андрей-то способный, музыкантом может стать неплохим.
– Да обещал не брать в рот лишнего.
Упрашивал меня Степан Григорьевич чайку выпить, но я поблагодарил и отказался. Небось уже дома заждались.
Дня два спустя, когда я в третьему часу дня пришел обедать, жена, ставя на стол хлебницу, с улыбкой сказала:
– В магазине гастрономе кроликов нынче выкинули. Народу, конечно, все хозяйки кинулись. Ну и я.
Стою в очереди, слышу разговор: "Вот уж где заботливый. Не токмо что в оркестре, а и на дом ходит.
А все отчего? В хорошей семье рос. Воспитанный с детских годов". Мне сперва и невдомек было, о ком это судачат. Слушала вполуха, а после и навострилась.
Да это ж про тебя, Илюша. "Музыкант хороший, дирижер, консерваторию в Москве кончил, воевал" и фамилию твою назвали.
– Из семьи хорошей?
– повторил я вслед за женой.
– С малых лет воспитанный? Угадали.
– И я ж подумала, - засмеялась Анна Егоровна вслед за мною. Она-то хорошо знала мою биографию, какая у меня была хорошая семья и как меня в детстве воспитывали.
В оркестровый класс на занятия Андрей Громиков стал ходить аккуратно, играл на гобое, инструмент содержал в порядке: смазывал маслом клапаны, насухо вытирал байкой. Со мною был услужлив, словно и хотел подчеркнуть свою благодарность и стеснялся открыто высказать свое чувство. Я просил тогда Степана Григорьевича ничего не говорить сыну о моем участии в его "деле", но боюсь, что старик не сдержал слова. Я обращался с Андреем по-старому: хвалил за успехн; если он вдруг не выполнял домашних заданий, пропускал занятия, - не давал поблажки, сурово отчитывав. Еще раз ходил на квартиру к Громиковым, Сеседовал, советовались, чем и как лучше воздействовать на их сына, крепче держать в "шорах".
– Много с вами нянчатся, - как-то на занятиях сказал я своим ученикам.
– В мое время учили строже. Мой первый учитель, коли мы фальшивили, не ту ноту брали, вертелись на уроке - по рукам бил. Палочкой.., которой такты отсчитывал. А был интеллигент, профессор.
Прошло полторы недели. После очередного занятия, собирая ноты, журналы, я заметил, что Андрей задержался в классе. Последние дни он все вертелся возле меня, я чувствовал, что его что-то мучает.
Я запер в шкафчик журналы, ноты и словно только тут заметил парня.
– И ты здесь? Я на обед.
Мы вышли вместе, и, когда подымались из полуподвала по лестнице, он, покраснев до волос на веснушчатом лбу, спросил меня напрямик:
– Это вы, Илья Григорьевич, выручили меня из милиции?
– Тебе в отделении сказали?
– Да. Потом и дома подтвердила мать.
– Я тебя не выручал. Показал лейтенанту журнал... ну и все, - Я давно хотел вас поблагодарить.
– За что? Благодари себя, что не совершил npoj ступок, который бы тебе дорого обошелся. Родителей благодари... воспитали. Ну, а уж если на чистоту - правильно, что тебя милиция тряхнула. Пусть эта острастка послужит тебе предупреждением на всю жизнь.