– Если только я доживу до твоего пятого года.
– Улыбнувшись одними губами она обожгла его ледяными зрачками черных глаз.
– Если только доживу, а?

– Алена, ну что ты такое плетешь.
– Укоризненно качнул он головой. Что за дурные мысли? Конечно, за здоровьем надо следить, но нельзя же так...

– На здоровье я не жалуюсь, здоровье у меня отменное. Тебя я Стасик боюсь, тебя и твою волчью натуру.

– Ну, знаешь ли... Всему бывает предел. Это уже оскорбление! Я могу и обидеться. Это просто подло, оскорблять человека огульно.

– Так ведь не огульно, Стасик, а обоснованно, опираясь на факты.

– И что же я тебе сделал плохого? Почему ты меня боишься?

– Да потому, что ты можешь меня убить.

– Да ты рехнулась, подруга! Тебе и в самом деле нужна медицинская помощь...

– Тебе ничего не стоит меня убить, как ты убил моего отца, нотариуса Свиньева, вместе с его охранником и какого - то Костенко из Питера. Теперь я склонна думать, что и к скоропостижной кончине матери ты тоже приложил руку. Не правда ли? Утром я оставила её цветущей и веселой, а в обед она скончалось. Странно, да?

Ты убил четверых и при этом ещё двоих подставил. По твоей милости, ни в чем не повинные, старик и женщина томятся в СИЗО и ждут приговора, который судя по всему, мягким не будет. Подонок ты, Синельников.

– Я вызываю психбригаду.
– Побледнев он кинулся к телефону.

– Не успеешь, Стасик.
– Одним движением она выхватила пистолет и направила его на мужа.
– Ты снимешь трубку, но набрать номер уже не успеешь, твои гнилые мозги вместе с поганой душонкой вылетят из твоей вонючей задницы.

– Что ты делаешь, Алена?
– Побелевшими губами беззвучно прошептал Стас.
– Не делай этого, не надо. Тебе на меня наговорили. Подумай, как я мог убить твоего отца, милейшего человека. Ты только вспомни, когда он болел я покупал ему лекарства, а помнишь, мы играли с ним в шахматы?
– Как ты могла такое обо мне подумать?Завороженно глядя в глаза он начал к ней приближаться.
– Спокойно, Алена, все будет хорошо, все у нас с тобой будет замечательно...

– Стоять и не двигаться!
– Сбросив оцепенение крикнула она, когда их разделяло не больше трех метров.
– Еще один шаг и я стреляю. Ты меня прекрасно знаешь и знаешь то, что я всегда выполняю обещанное. Не советую тебе затевать со мною игру, все равно проиграешь. Впрочем, так или иначе, а все равно я тебя уничтожу. Но от тебя зависит когда это произойдет, то ли после суда, где тебе вынесут официальный приговор, то ли прямо сейчас. Я бы с удовольствием это сделала ещё пять минут назад, когда ты только пришел, но меня сдерживает только то, что ты не сможешь во всем признаться и тень подозрения останется на мне.

– Елена, кто тебе сказал подобную глупость?
– Попытался он взять себя в руки.Это же чистой воды бред и вымысел. Назови мне его имя и будь уверена, я подам на этого негодяя в суд! Кто он такой?

– Не волнуйся, Стасик, он такой же негодяй как и ты. Его зовут Юрий Матвеевич Топорков. Что ты на это скажешь?

– Чушь, я в это не верю.
– Облегченно вздохнул Синельников.
– Ты просто больна. Не мог Матвеич выдать такой абсурд.

– Тебе в этом ещё предстоит убедиться.

– С удовольствием, а пока отдай мне пистолет.
– Решительно и твердо он протянул руку.
– Лена, это не игрушка, он стреляет...

Гулко и неожиданно грохнул выстрел, а следом послышался визгливый отборный мат раненного человека. Вылетев из чулана мы не сговариваясь рванули в гостинную.

Забившись под рыжий рояль седеющий брюнет потрясал своей окровавленной кистью, поскуливая при этом жалостливо и обиженно. Над ним, с пистолетом в руках, стояла Батурова и, кажется, готовилась произвести контрольный выстрел. Впрочем, этого у неё не получилось. Совсем скоро, стараниями Ухова, она послушно улеглась на пол.

– Зачем же вы

так, Елена Дмитриевна?
– Укоризненно спросил я.
– Ведь мы с вами договаривались - без глупостей, а вы...

– А я видеть этого шакала уже не могла.
– Поднимаясь с колен она злобно зыркнула на мужа.
– Что бы вы там не говорили, а я все равно удавлю его своими руками.

– Не возражаем, - серьезно ответила Ткаченко, - но только не не здесь и не сейчас, не на наших глазах и только после того как состоится суд.

В начале осени я получил довольно крупный денежный перевод из Новосибирска.

Хоть никакой приписки к нему и не было, но я почему - то сразу понял откуда дует ветер. Принять от неё такой гонорар я посчитал для себя зазорным. Тут же собравшись я поехал к ней домой, но дверь мне открыли совершенно незнакомые люди и заявили, что о судьбе Инны Николаевны ничего не знают. Ее разведенных родителей я тоже дома не застал, а соседка Лидии Антоновны, преподобная Галина Петровна по секрету мне сообщила, что Инна ещё летом продала квартиру матери и увезла её вместе с отцом куда - то в Сибирь.