Гончаров и дама в черном

Аннотация

МИХАИЛ ПЕТРОВ Гончаров и дама в черном Детективная повесть РЕТРОСПЕКТИВА Примерно за час до полуночи по речному серебристому зеркалу реки медленно и вкрадчиво скользил темный силуэт лодки. Двигалась она бесшумно, вниз по течению, сидящая в ней фигура лишь немного подправляла ее ход. Миновав яркие огни стоящего на крутой возвышенности дома причудливой архитектуры, лодка понемногу начала прижиматься к высокому берегу и вскоре скрылась под его черной тенью. Прошло еще некоторое время, прежде чем она мягко уткнулась в узкую полоску песка дикого пляжа. Высокая стройная фигура, спрыгнув на берег, с некоторым усилием вытянула свое суденышко на песок и, используя кустарник как кнехт, тщательно завязала на нем причальный фал. Потом гребец на секунду замер, слушая тишину и неспешный бег реки. Молодой месяц и сияние реки позволяли ему ориентироваться на местности. Впрочем, особенной надобности в этом не было. Судя по всему, он и без того достаточно хорошо знал местный рельеф. Судя по всему, его волновало главным образом желание остаться незамеченным и невидимым. Оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, лодочник юркнул под спасительную черноту берега и заскользил в обратном направлении к освещенному дому по сужающейся песчаной косе. Когда до цели оставалось не более двадцати метров, коса закончилась и теперь берег круто, почти отвесно уходил в воду. Незнакомец остановился, немного передохнул и тихо, без всплеска, вошел в воду и так же тихо поплыл. Впереди перед ним черным силуэтом маячила темная конструкция лестницы. Не доплывая до нее метров пяти, пловец ушел под воду, чтобы вынырнуть под самым основанием металлических сходней. Подтянувшись с изнаночной стороны лестницы, он вылез из воды и, кое-как укрепившись между ступенями и известковым шершавым берегом, затаился. Видимо, здесь и в таком положении он предполагал провести довольно большой промежуток времени. Прошло не более пяти минут, как сверху послышался шум двигателя подъехавшей машины, стук дверцы, а затем последовали какие-то громкие, но невнятные переговоры. Человек замер, прислушиваясь, стараясь уловить хотя бы одно слово из этого разговора, однако безуспешно. Потом послышался звук отпираемой калитки, видимо сторонам удалось договориться, а затем калитка с металлическим лязгом захлопнулась, и этот знак незнакомец расценил как повод к началу действий. Подтягиваясь и скользя спиной по известняку, он начал потихоньку взбираться наверх. Примерно на полпути его остановил голос динамика, который кому-то предписывал снять маскарадный костюм и заходить в дом. Вновь стукнула дверца автомобиля, а потом и калитки. Зло выругавшись, приплывший продолжил прерванное восхождение. До конца пути оставалось несколько метров, когда лестница вдруг дрогнула и задрожала, словно по ней ударили чем-то мягким и тяжелым. Человек замер. Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем он осмелился высунуть голову из-под ступенек и осмотреться. То, что он увидел, ввергло его в состояние шока. Внизу к самому началу лестницы пришвартовалась лодка, и в ней неподвижно кто-то сидел, видимо тоже ожидая дальнейшего развития событий. Чертыхнувшись из-за непредвиденной помехи, скалолаз устроился поудобнее, приготовившись к длительному ожиданию. Примерно через час калитка вновь отворилась и до него донеслись два взволнованных женских голоса. Они о чем-то спорили, но в конце концов пришли к согласию, и калитка захлопнулась. Второй лодочник оставался неподвижным, человек под лестницей, ориентируясь на него, тоже решил ждать. Прошло еще не меньше часа, когда сверху неожиданно раздался ружейный выстрел, а минут через пятнадцать - второй. Первый наблюдатель напрягся, готовый в любую секунду сорваться и бежать наверх, но фигура в лодке только сменила позу и по-прежнему чего-то выжидала. "Господи, ведь скоро утро. Неужели ничего не получится? Черт бы ее побрал", - про себя ругнулся скалолаз и, едва сдерживая нервную дрожь, до боли закусил губу. И все-таки он дождался. Неожиданно, как гром среди ясного неба, послышался взрыв, треск и скрежет металла, за которым последовала серия многочисленных и довольно громких хлопков. Вой собак и крики умирающих людей - все слилось в единый дикий хор. Второй лодочник встрепенулся, вскочил и быстрыми тяжелыми шагами побежал наверх. Пропустив его, затаившийся под лестницей ужом выскользнул на поверхность и успел заметить, как его негаданный сотоварищ грузно перелезает через забор. Подождав, пока тяжеловес скроется за оградой, он тут же последовал его примеру и, проделав тот же путь, заметил, что впереди бегущий человек заскочил в открытые двери флигеля. В три прыжка он достиг этого места и, следуя за первопроходцем, спустился в длинный тоннель. Далее, держась друг от друга на расстоянии не более десяти шагов, они выскочили в довольно просторный подвал. Казалось, что им по пути. Как один, так и другой поднялись по первой лестнице и оказались в широком коридоре дома, и только здесь их пути разошлись. Тяжеловес заскочил в какую-то дверь, а скалолаз неслышно метнулся налево. Осторожно ступая, он прислушивался к малейшему шороху, словно хотел обнаружить какого-то конкретного человека. Он останавливался возле каждой двери, слушал и только потом ее открывал. Так продолжалось несколько минут, пока он не услышал явственный шум и шипящий разговор. Тот разговор доносился из гостиной. Чуть-чуть приоткрыв дверь, при слабом свете он увидел ту, ради которой и затеял это опасное предприятие. Она лежала на полу, а сверху на ней сидел тяжеловес в шерстяной маске и, накинув на ее шею веревку, что-то настойчиво требовал. Он то затягивал удавку, то отпускал. В конце концов он своего добился. Она сказала то, что от нее требовали. Грязно выругавшись и пнув ее на прощание в живот, тяжеловес умчался. Женщина начала приходить в себя, но стоявший за дверью и до сих пор молча наблюдавший за этой сценой первый лодочник выскочил из своего укрытия и, придавив жертву всем своим телом, начал ожесточенно затягивать уже ослабевшую было петлю. И, только дождавшись, когда последняя судорога передернет тело несчастной, он торжествующе захохотал и выпрямился. Снизу послышались шаги и взволнованный говор поднимающейся группы людей. Не мешкая ни секунды, душитель выскользнул в ту же дверь, через которую недавно зашел, и уже известным путем, минуя подвал и тоннель, сиганул к обрыву реки. Часть первая В воскресенье, второго июля, стояло чудесное летнее утро. В лоджии, в шезлонге, подобно коту, нежился тесть. Он щурился на солнце, чесал волосатый живот и пил темное пиво. Настоящий кот Машка лежал у него в ногах и, словно хоккейную шайбу, лениво перекидывал когтями пивную пробку. Милка убивала свое свободное время более целесообразно. С самого утра запустив стиральную машину, она мужественно сражалась с ворохом нашего грязного тряпья. Я тоже вроде бы как был при деле. По уши в муке и по пояс в тесте, я старательно и трудолюбиво лепил пельмени и преуспел в этом немало. По крайней мере, за час моей работы на фанерках ровными рядами уже лежало больше ста штук. Работали мы молча, потому как каждый из нас четко знал свою задачу и выполнял ее старательно, без лишних слов. Если бы я мог взглянуть на нас со стороны, то невольные слезы умиления непременно бы затуманили мой взор. - Когда харчиться-то будем? - отставив пустую бутылку, заинтересованно спросил полковник. - С такими поварами и с голоду подохнуть недолго. Учти, через полтора часа, ровно к двенадцати ноль-ноль, стол должен быть накрыт. - А вы бы, дорогой тестюшка, вместо того чтобы бухтеть и в одиночку накачиваться пивом, помогли бы мне в моем нелегком труде, тогда бы моя производительность повысилась и пиво сохранилось. - Совесть бы поимел, Костя, видишь, что пожилой человек отдыхает, отщелкнув пробку второй бутылки, укоризненно заметил он. - Старость надо уважать. Кстати сказать, чуть не забыл вас предупредить: сегодня на обед я жду одну свою знакомую, уж постарайтесь, чтобы все было на уровне. Вера Григорьевна Кравчук - дама приятная во всех отношениях, и мне бы хотелось... - Поздравляю, - защипывая очередной пельмень, хихикнул я. - С чем? - неуютно заерзал тесть. - С тем, что вам все еще хочется. - М-да, хамства и пошлости тебе не занимать, видимо, это врожденное. - Вероятно, - согласился я. - Позвольте задать вам несколько вопросов? - Да, если они будут заданы в корректной форме. - Каков возраст вашей фемины и ее социальное положение? - Ей сорок лет, а следовательно, она младше тебя и чуть постарше Милки. Совсем недавно она стала вдовой, похоронив восьмидесятилетнего мужа. - Значит, дама специализируется по старичкам? - не смог сдержать я ухмылки. - Что значит - специализируется и почему по старичкам? Может быть, ты и меня считаешь старым гнилым пнем? - не на шутку осерчал тесть. - Ну как вы могли такое подумать! - огорченно покачал я головой. - Вы у нас еще мужик хоть куда! На экскурсию в гарем вас бы не пустил ни один самый демократичный евнух. - Да, уж я бы там шороху наделал, - самодовольно усмехнулся полковник. - Не сомневаюсь, - услужливо поддакнул я. - Но позвольте вас спросить, где же вы имели счастье познакомиться со своей несравненной Верой Григорьевной? - Совершенно случайно, прямо напротив фирмы, в Центральном сквере. Гляжу, а на скамейке сидит дама в черном и заливается горючими слезами. Я, конечно, подсел и, как подобает настоящему джентльмену, начал ее успокаивать. Вскоре выяснилось, что она днем раньше похоронила своего старичка и по этому поводу весьма убивается. Но за столом, настоятельно прошу, об этом ни слова. Незачем лишний раз травмировать бедную девочку. Как у тебя подвигаются дела? Учти, уже одиннадцать. - Успею, - ухмыльнувшись, заверил я его. - Только вот вам бы не мешало помыться, побриться и вообще привести себя в надлежащий для смотрин вид. - Ты так считаешь? - трогая двухдневную щетину, с некоторым сомнением спросил полковник. - Тогда пусть Милка поскорее освобождает ванную. - Я освобожу! Я тебе сейчас так освобожу!... - шипя змеюгой, с мокрым полотенцем в руках появилась Милка. - Что все это значит? Уж не хочешь ли ты привести свою шлюху сюда на вечное жительство? - Я попросил бы вас выбирать выражения, - немного растерялся полковник от такого бесцеремонного натиска своей дочурки. - Я ей такие выражения выберу, папаша, которые ты не слышал ни в одной тюряге, и полетит твоя "девочка" у меня с лестницы кверху задницей, воинственно размахивая мокрой тряпкой, пообещало неблагодарное дитя. - Ну вот что... - обрел полковник дар речи. - Во-первых, хозяин в этом доме пока еще я, и первым, кто полетит отсюда кверху задницей, это будешь ты. А во-вторых, к слову сказать, она унаследовала огромный дом. - Тогда все в порядке, папуля, - виновато улыбнулась Милка. - Встретим твою красавицу по высшему классу. Ступай в ванную, стирку я закончила. Вера Григорьевна явилась ровно в двенадцать часов, когда благодаря моим усилиям и стараниям стол был накрыт, а квартира убрана засуетившейся вдруг Милкой. Несмотря на темные, траурные одежды, на скорбящую вдову эта стройная рыжеватая шатенка совсем не походила. Не верилось, что этот здоровый румянец щек и искорки, бесятами брызгающие из черных насмешливых глаз, принадлежат женщине, недавно похоронившей супруга. Да и траур она носила своеобразный. Короткая черная юбка на три пальца открывала колени, а темная гипюровая блузка позволяла детально рассмотреть узенький бюстгальтер и наливные груди довольно внушительных размеров. В общем, баба была в самом соку и ничуть этого не стыдилась. Интересно, в какие игры с ней играл ее восьмидесятилетний муженек и за каким чертом он ей понадобился? Ответ напрашивался сам собой: старичок был сказочно богат, и это обстоятельство толкнуло смазливую женщину на компромисс. - Проходите, Вера Григорьевна, - обряженный по последнему слову техники, суетился тем временем тесть, украдкой поглядывая на соблазнительный бюст гостьи. - Проходите и будьте как дома. Позвольте представить вам моих домочадцев. Мой любимый зять Константин Иванович Гончаров, - бесцеремонно ткнув меня в грудь, нервно заржал он. - А это его супруга, моя дочь Людмила, в обиходе мы зовем ее просто Милой. - Очень приятно, - низким грудным голосом заметила Кравчук. Здравствуйте, Людмила Алексеевна. Я очень рада нашему знакомству. - Добрый день, Вера Григорьевна, - протягивая руку, в тон ей вежливо ответила Милка. - Я слышала о вашем несчастье, позвольте мне выразить вам свое соболезнование. Это такое горе... - Оставьте, Милочка, ну какое горе? - усмехнулась гостья. - Помер восьмидесятилетний старик, недавно переживший инфаркт. Я к этому была готова, какое уж тут горе? Жалко, конечно, но в конце концов все мы смертны, и дай нам Бог дожить до его возраста, сохранив такое же здоровье. Далеко не каждому дано выпить рюмку водки в день своего восьмидесятилетия. И давайте оставим эту мрачную тему. Не для того я к вам пришла, чтобы поскорбеть вместе с вами. Алексей Николаевич, где ваш обещанный чудотворный портвейн и пельмени собственного изготовления? В ожидании их я сегодня даже не завтракала. - Верочка, - умильно проворковал полковник, - так все уже готово, прошу к столу. Сначала мы отдадим дань холодным закускам, а уж потом перейдем к более авторитетной еде, пельменям, которые я начал лепить с шести часов утра, - соврал не моргнув глазом тесть. Галантно подхватив гостью под локоток, он препроводил и усадил ее на самое удобное место, туда, где нам с Милкой сидеть воспрещалось. После нескольких рюмок вина и необходимого по такому случаю обмена любезностями наш разговор непроизвольно коснулся судьбы Веры Григорьевны. - Да нет, - стряхнув пепел, после некоторого раздумья заговорила Кравчук. - Кроме благодарности к покойному, я ничего не испытываю. Еще при жизни он честно поделил свое имущество между мной, сестрой и единственным сыном. Мне досталась треть огромного двухэтажного дома, где мы проживали, сестре - ее флигель вместе с пристройками, а остальное получил сын. Три машины он разделил таким же образом. Нам, женщинам, он выделил по "шестерке", сыну отдал "девятку". - Как я понимаю, вы не являетесь матерью его сына? - закуривая, в свою очередь спросил полковник. - Ну что вы, он старше меня на пять лет и уже сам имеет двадцатилетнего сына. Он рожден от первого брака, а я у мужа была третьей женой. - И какие у вас отношения с его семьей? - Не могу сказать, что блестящие, - принужденно усмехнулась Кравчук. Да оно и понятно, кому понравится тот факт, что за пять лет до смерти старик приводит домой совершенно чужую тетку, которой потом отписывает здоровенный кусок особняка, да еще в придачу машину и некоторую сумму денег. - Старика-то я понимаю, - глубоко затянувшись, выдохнул полковник. Мне не понятна ваша позиция. Почему вы, красивая умная женщина, решились на этот альянс? - Все очень просто, мне надоела вечная нищета и муж-пьяница, который, напиваясь, избивал меня до полусмерти. Рожать я теперь не могу именно по этой причине. Вы скажете, что можно было развестись и разменять квартиру? Я и развелась, но вот с разменом двенадцатиметровой малосемейки дальше разговоров дело не пошло. Но жить с пьяницей и драчуном я больше не могла. Снимала у бабки комнату за четыреста рублей, притом что сама, как медсестра, получала пятьсот. Приходилось подрабатывать черт знает как и черт знает где. Из дому уходила в шесть утра, а возвращалась в полночь. Постоянное недосыпание. За тот год я вымоталась так, что стала похожа на бестелесную тень. Кожа, кости да клок волос на голове. Появились глубокие морщины, ими был изрезан весь лоб и щеки. Под лихорадочно блестящими глазами свисали зеленые мешки, которые не брала ни одна косметика. Я понимала, что пропадаю, и была близка к тому, чтобы наложить на себя руки. Однажды перед закрытием к нам в кафе, где я подрабатывала уборщицей и посудомойкой, заглянул старик. Здоровый, румяный, он казался гораздо моложе своих лет. Несколько минут понаблюдав, как я орудую шваброй, он поманил меня пальцем. С некоторым раздражением я подошла к его столику. - Садись, - просто предложил он. - Кушать будешь? Отрицательно мотнув головой, я хотела отойти от столика, но он крепко ухватил меня за руку и насильно усадил напротив. - Может быть, выпьешь рюмку водки? - Спасибо, но я не пью, - пролепетала я под его тяжелым, оценивающим взглядом. - Взаправду не пьешь или кобенишься? - сдвинув мохнатые брови, сурово спросил он. - А с чего мне пить, дядя? - усмехнулась я, доставая из его пачки сигарету. - Какое может быть питие, когда мне едва хватает на хлеб, да и работаю я в больнице медсестрой, а пьяниц там не держат. - Это хорошо, - подумав, пробурчал он. - Что - хорошо? - зло усмехнулась я. - То, что мне на хлеб не хватает, или то, что я не пьяница? А может быть, хорошо то, что я на грани самоубийства? - И то, и другое, и третье - все хорошо, - оскалил он ряд идеальных искусственных зубов. - А особенно меня радует твоя основная профессия медсестры. - А меня она совсем не радует, платят меньше, чем уборщице в этом кафе. - Позволь спросить мне, старику, а сколько ты получаешь в общей сумме? - Чистыми выходит тысяча двести рублей, и при этом четыреста плачу за комнату, - почему-то разоткровенничалась я. - И при этом мой рабочий день длится восемнадцать часов. - Как же ты живешь? - удивился старик. - Впрочем, это твои проблемы и меня они не касаются. Я же хочу предложить тебе вот что. Переходи жить ко мне домработницей. Две тысячи будешь получать чистыми. Питание бесплатное, лопай сколько влезет, и комнату я тебе организую отдельную с видом на Волгу. У тебя дети есть? - Нет и не предвидится. - Тем лучше, - возрадовался старец моему бесплодию. - Значит, по рукам? - Я подумаю, - неуверенно ответила я. - Вопрос довольно серьезный. Что будет входить в круг моих обязанностей? - Два раза в неделю уборка моей половины дома, раз в неделю стирка моего белья и, конечно, приготовление завтрака, обеда и ужина, но здесь ты можешь быть спокойна: в еде я не привередлив. Рассчитываться с тобой могу раз в неделю или раз в месяц, как пожелаешь. Такие мои условия. И еще тебе придется следить за моим давлением и иногда делать уколы, но думаю, что для тебя это труда не составит. - Хорошо, я подумаю, - повторила я и уже через неделю перебралась к нему со всеми своими пожитками. На правах домработницы его домочадцы встретили меня довольно приветливо. Мне сразу же был очерчен фронт работ, который на деле оказался несколько большим, чем говорил о том старик. Кроме его половины, в круг моих обязанностей входила также уборка территории сына и его жены, но я не больно-то переживала, потому как за это мне платили отдельно. Кроме того, я должна была готовить ужин для всей семьи, но и за это мне приплачивали. Так началась моя новая жизнь, и скажу откровенно, она меня устраивала гораздо больше, чем мое прежнее нищенское существование. У меня появились свободные деньги, свободное время, и я впервые за десять лет почувствовала себя женщиной. Мне даже назначили выходной день, который пришелся на понедельник. В этот день я была независима и вольна в своих желаниях. Я могла сходить в кино, навестить полузабытых подруг, а то и просто поболтаться по городу. Все складывалось просто прекрасно, и уже через полгода такой жизни, глядя на себя в зеркало, я с удивлением и радостью заметила, как во мне вновь просыпается женщина. Разгладились морщины, исчезли жуткие мешки под глазами, округлились бедра и грудь. Мне вновь захотелось жить. Однако рановато я начала радоваться: всякая медаль имеет свою оборотную сторону. Моя радость и физические изменения не остались незаметными для глаз старика. И вот однажды в полночь он пожаловал ко мне в спальню, чтобы засвидетельствовать свое почтение и поздравить с произошедшими переменами. Сопротивлялась я как могла, но здоровый стокилограммовый бугай справился со мной шутя. Я и охнуть не успела, как он овладел мною. На следующий день я провела ряд превентивных мер, чтобы в какой-то степени обезопасить свое жилье. Я укрепила на дверях два шпингалета и злорадно ждала наступления ночи. Однако рано я радовалась: ему понадобилось только слегка нажать плечом, как эти самые шпингалеты вместе с крепежными шурупами отлетели далеко в глубь комнаты. Вчерашняя история повторилась вновь, только теперь он мычал и ревел, как племенной бык, и просил меня стать его женой. На следующий день, в воскресенье, мне было ужасно неуютно и стыдно под насмешливыми взглядами его сына, невестки и внука. Ко всему прочему и сам старик, совершенно не стесняясь, смотрел на меня хитренько и многозначительно, а вечером, после ужина, улучив момент, когда я оставалась совершенно одна, вполне серьезно вновь повторил свое предложение выйти за него замуж. Больше трех месяцев я крепилась и неизменно ему отказывала. Наверное, так продолжалось бы и впредь, но постоянные грязные ухмылки и придирки со стороны невестки старика в конце концов сделали свое дело, и я согласилась. Свадьбу сыграли пышно и с размахом, однако от того, что я стала его женой, мое положение в доме совсем не изменилось. По-прежнему я стирала белье, убирала дом и готовила ужин. Единственное, что теперь кардинально изменилось, так это отношение ко мне его сына и невестки. Нет, внешне они держались со мной вежливо и корректно, но видели бы вы, какие злобные взгляды они бросали на меня исподтишка. А тут еще старика свалил инфаркт, и он недолго думая вызвал нотариуса и продиктовал завещание, в котором почти половину дома и "жигуленок" отписал мне в наследство. Еще он передавал мне довольно крупную сумму денег, которые после его смерти мы, к сожалению, так и не нашли. Я понимаю, чья это работа, ну да бог с ними. Если говорить начистоту, то я действительно их не заслужила. - Верочка, - подливая гостье вино, заметил тесть, - заслужили вы их или нет, это дело совсем другого порядка, главное то, что вы их унаследовали. Кстати, разрешите спросить, откуда у старика такие капиталы? Он что, был хозяином крупного коммерческого банка? - Ну что вы! - удивилась Кравчук. - Сколько себя помню, он вообще нигде не работал. Думаю, что деньги у него водились от каких-то старых и давних запасов, потому что ни сын, ни невестка первое время тоже не работали, а внук принимает наркотики. А на это, как вы сами понимаете, деньги нужны не маленькие. - Как умер старик? Это случилось у вас на глазах? - Почти что. Дело было вечером. У него сильно болел зуб, и он практически ничего не ел. Зато у остальных аппетит был отменный... Вместе с невесткой мы вышли на кухню, чтобы принести второе блюдо. Мы уже возвращались назад, когда в дверном проеме я увидела, как он привстает, словно собираясь выйти из-за стола. Сидевший рядом с ним внук, помогая, отодвинул его стул. Он привстал и вдруг, как-то нелепо прогнувшись, резко упал на спину, а падая, сильно ударился затылком о батарею. Выронив на ступени поднос, я бросилась к нему, но поскользнулась на жирных ступеньках и полетела вниз. А когда поднялась во второй раз, то все уже было кончено. На его запястье не прослушивалось даже слабой ниточки пульса. Я хотела сделать массаж, но какой там, к черту, массаж, когда, скорее всего, его сердце еще при падении разлетелось вдребезги. Я разревелась, пытаясь силой прорвать круг родных, которые плотным кольцом обступили старика, но меня буквально силой выпихнули из столовой на кухню. Приехавшие врачи подтвердили мой диагноз, сказали то же самое. Умер он мгновенно и, скорее всего, упал затылком на трубу, уже будучи мертвым. Его даже в морг на вскрытие не повезли. Восемьдесят лет, второй инфаркт, тут и козе станет ясно, что никакой насильственной смерти быть не могло. - Кто в момент его смерти находился в столовой? - Сын, внук и еще какой-то незнакомый гость, который жил у нас уже второй день. - И как комментируют его смерть сын и внук? - Примерно так, как я вам рассказала. Мы немного замешкались со вторым блюдом, и он был очень недоволен нашим долгим отсутствием. Потому-то и встал из-за стола. Хотел идти на кухню, чтобы дать нам хорошую взбучку. В этот момент его качнуло, и он упал, ударившись затылком о батарею. Они тоже говорят, что, скорее всего, когда он падал, то был уже мертв. - Как долго вы отсутствовали при замене блюд? - Пока вытащили из духовки гуся и курицу, полили их соком, обложили картошкой... Наверное, минут пятнадцать, а то и двадцать. - А вы, случайно, не знали, где старик хранил свои деньги и драгоценности? - У себя в кабинете, во встроенном в стену сейфе. - Как далеко он от столовой? - Нужно хотя бы в двух словах объяснить вам расположение нашего дома. Столовая у нас общая, одна на две половины. Она находится на втором этаже, а с первого к ней ведет лестница из кухни. Со стороны половины сына к столовой примыкает гостиная, а с нашей - коридор. За первой дверью, если следовать по коридору, кабинет старика. Когда переполох и паника поутихли и врачи уехали, то мы первым делом кинулись в этот кабинет. Все, что мы увидели, так это пустой, но аккуратно закрытый сейф. Они хотели тут же обвинить в воровстве меня, но, к их великому сожалению, у меня было слишком серьезное алиби. Кухня находится на противоположной стороне, а попасть в кабинет через первый этаж я не могла, потому что вход со стороны деда был перекрыт на защелку и замок. Ну а кроме всего прочего, со мной была невестка, от которой я не отлучалась ни на секунду. - Но, как я понимаю, для того чтобы открыть стенной сейф, тоже нужен был ключ? - А он и был, он лежал в ящике письменного стола. - Это был ключ старика? - Нет, его висел на шее. Кто-то воспользовался запасным, тем, что он хранил в запертом ящике стола. Этот ящик был варварски выломан. - Кто знал о существовании дубликата? - Не знаю, наверное, сын, потому что он первым делом кинулся к этому столу. Лично я про второй этот ключ ничего не знала. - При вас он открывал когда-нибудь свой сейф? - Открывал, и неоднократно. И при этом приговаривал, что если я себя буду хорошо вести, то треть содержимого он отпишет мне. - Вы можете сказать, что там находилось? - Конечно. В основном доллары, но были и немецкие марки и отечественные рубли. А кроме того, в тяжелых железных баночках с закручивающимися пробками он хранил золото и к нему относился особенно бережно. Так вот, эти банки остались на месте, но - совершенно пусты. - Когда вы в последний раз видели сейф и был ли он закрыт или открыт? - Перед самым началом ужина. Следуя в столовую, старик по пути зашел в кабинет проверить, все ли нормально. Внешне все выглядело так, как надо, сейф был заперт, а открывать его он не стал. Помнится, неделей ранее он мне пожаловался на то, что у него почему-то неспокойно на сердце и было бы нелишне врезать в сейф еще один замок. Как видите, его тревога не была безосновательной. - Вы вызывали милицию? - Нет. Воспротивился сын. Он сказал, что, во-первых, за золото нас по головке не погладят, а во-вторых, скорее всего, "старый маразматик" сам перепрятал содержимое сейфа и теперь нам нужно самим, без посторонних, все внимательно осмотреть. - И что же вам дал этот детальный осмотр? - А ничего, - вздохнула Кравчук. - Ни в тот вечер, ни во все последующие дни нам так и не удалось ничего обнаружить. - Но совсем недавно вы говорили, что у вас осталась кое-какая сумма? - Да, но это то, что мне удалось сохранить от своей зарплаты. Уже будучи женой старика, я продолжала так же аккуратно получать зарплату и при этом практически не тратилась. Он мне все покупал сам. - Насколько я могу судить, бумаги на наследование тоже исчезли бесследно и вы теперь не можете являться наследницей его половины дома? - Тут вы ошибаетесь, Алексей Николаевич. Меня, кажется, сам Бог спас. Весь пакет на право наследования я держала у себя в комнате. Причем запрятала я его так хитро, что его не найдет никакая собака-ищейка. Здесь мне здорово повезло. - А вы допускаете такую мысль, что старик действительно мог перепрятать содержимое своего сейфа? - постукивая пальцем о стол, спросил полковник. - Мне трудно об этом судить, но вряд ли. Зачем, скажите на милость, он в таком случае постоянно твердил, что оставляет меня состоятельной вдовой? Был он немногословен, но слов на ветер не бросал. - Понятно, - скорее всего ни черта не понимая, объявил тесть. - Вера Григорьевна, вы уже несколько раз вспоминали про его сестру. Кто она такая и почему в тот вечер не ужинала с вами? - Она вообще входит в дом крайне редко, только в самых необходимых случаях. Она моложе брата лет на тридцать, мы могли бы быть подругами, но у нее своя жизнь, свой флигель, куда она никого не впускает. По крайней мере, днем, а ночью там у нее иногда творится черт знает что. Собираются гости, и начинаются оргии. - И все это он спокойно терпел? - Да, он ее очень любил, а кроме того, она сама зарабатывает себе на жизнь. - Вот как? - иронически ухмыльнулся полковник. - А мне всегда казалось, что женщине в пятьдесят лет зарабатывать старинным способом - занятие заведомо проигрышное и неблагодарное. - Ах вы старый греховодник, - рассмеялась Кравчук, оценив грубоватую остроту тестя. - Она зарабатывает себе на хлеб тем, что разводит породистых собак. Преимущественно это доги и сенбернары. - Почему не какие-то экзотические болонки? Они жрут скромнее, а вони от них поменьше, зато платят за них больше. - Про болонок я вообще не говорю. Их у нее штук двадцать, и днем она занимается преимущественно ими. Кормит, играет, вычесывает блох и дрессирует их непонятно для чего, потому что болонок она почти не продает, а если и продает, то худшую часть помета. Не знаю, на кой черт ей столько болонок. Я однажды спросила, уж не для цирка ли она их коллекционирует и дрессирует? "Для цирка, для цирка, - рассмеялась она. - Когда будет нужно, они устроят такой аттракцион, что небу жарко станет". Наверное, любит она болонок, но и к другим собакам, сенбернарам и догам, относится любовно и уважительно, потому и разводит. А зарабатывает она хорошо. Иногда в месяц тысяч по тридцать, по сорок получается. Конечно, большая часть этих денег уходит на собачью еду и содержание, но и ей остается достаточно. - Ну, дай Бог здоровья ей и ее питомцам. Я тоже люблю собак, но только тех, которые не кусаются. И последний вопрос, Вера Григорьевна: что за гость приезжал к вам и куда он потом делся? - Старик как старик, такой же бугай, как и мой дед, только борода у него была в пол-лица да седая львиная грива, спадающая почти до плеч. Уехал он от нас сразу после похорон, а куда уехал, я и понятия не имею. До автовокзала его отвезла невестка. Он ее поблагодарил и тут же смешался с толпой. Вот и все. Однако мне пора идти, засиделась я у вас изрядно. - Ну что же, Вера Григорьевна, не смею вас задерживать. Мы с Константином Ивановичем хорошенько подумаем о вашей ситуации и в меру своих возможностей постараемся вам помочь. Давайте договоримся заранее: вы звоните нам сразу, как только почувствуете, что в доме творится что-то неладное, либо в том случае, когда ваши домочадцы вздумают покинуть дом на достаточно продолжительное время. - Я непременно так и поступлю, хотя, честно говоря, не представляю, чем вы можете мне помочь. - Там видно будет, все-таки мой зять был неплохим сыщиком. * * * К вечеру, когда Милка только-только собрала со стола, к нам неожиданно пожаловал новый гость, сам Максимилиан Ухов. Держался он, как всегда, стеснительно. Поздоровавшись, долгое время переминался с ноги на ногу, не зная, с чего начать разговор, и вообще мне показалось, что он уже жалеет, что пришел к нам. - Ну что ты там пятки жмешь? - грубовато спросил полковник. Что-нибудь в фирме случилось? Говори, не трави душу. - Да нет, Алексей Николаевич, в фирме у нас все нормально, все на местах и ничего из ряда вон выходящего не случилось. Я к вам по личному вопросу. - Тогда снимай свои башмаки и проходи в комнату. Накормим тебя ужином. Возможно, это тебя успокоит и ты обретешь дар речи. - Не стоит беспокоиться, - проходя на кухню, предупредил он. - Я только недавно из-за стола. Собственно говоря, я пришел к Иванычу, но и ваш совет будет не лишним. Казусная история со мной приключилась. Не знаю, с чего и начать. - Попробуй с начала. Ты за рулем? - Нет. Вообще-то из-за моей машины и приключилась вся эта история. - Разберемся, а если ты без машины, то тебе стоит принять грамм сто. Это развяжет твой язык и изложение сделает более понятным. Милочка, обслужи Макса. Выпив полстакана водки, Ухов крякнул, откинулся на спинку дивана и, закурив, заговорил: - Случилось это примерно три недели назад, когда у меня лопнул блок цилиндров. А притом что и поршни, и кольца были достаточно изношенные, я решил поменять весь двигатель. Это хорошо говорить, когда есть деньги, а когда у тебя всех сбережений меньше десяти тысяч, то операция становится проблематичной. В общем, стою я у себя дома на лестничной площадке, курю и тяжелую думу думаю. И тут поднимается по лестнице сосед Алексей. Знакомство у нас шапочное. Он только недавно, где-то с мая, начал снимать комнату у соседской бабули. Так-то мы здороваемся, но и только. Кто он такой, где работает, откуда родом - ничего такого я о нем не знаю. Кто тогда мог подумать, что сведения о нем мне понадобятся так скоро? - Чего грустишь, Макс, или с похмелья мучаешься? - спросил он, смеясь. - А то пошли ко мне, враз тебя вылечу, у меня бабулька страсть какую самогонку гонит. Язык проглотишь. - Не до того мне, Леха, - ответил я и посвятил его в свое горюшко. Он рассмеялся и говорит: - Это поправимо. Дам я тебе в долг на две-три недели двадцать тысяч, но только уговор: за это время ты уладишь все свои дела и вернешь мне деньги, потому как к тому времени они мне край как понадобятся. Ударили мы по рукам, он без всякой расписки выдал мне двадцать тысяч, и уже через три дня я купил новый движок. Еще три дня понадобилось, чтобы его поставить. А за оставшуюся неделю я, человек слова, наскреб двадцать тысяч, но сейчас, видите ли, я не знаю, что же мне делать. - То есть ты размышляешь, отдавать ему деньги или этого делать вовсе не стоит? - подмигнул тесть. - Я понимаю твои страдания - берешь ведь на время, а отдаешь навсегда. - Нет, Алексей Николаевич, вы неправильно меня поняли, - покраснел Макс. - Дело в том, что уже десять дней, как нет Алексея. Как будто в воду канул. Я не знаю, где он работает, а дома он больше не ночует. Сама бабулька о месте его работы тоже ничего не знает, как не знает и его фамилии. - Он что же, съехал от нее официально и навсегда? - удивился тесть. - Да вроде нет. Во всяком случае, вся его одежда и обувь осталась у нее. - Значит, должны оставаться и документы, - предположил я. - В том-то и дело, что нет. По крайней мере, она так говорит, а не верить ей было бы просто глупо. Зачем семидесятилетней старухе чужой паспорт? - Да, ситуация у тебя довольно сложная, - согласился я. - Но чем мы можем тебе помочь? Как найти человека, если ты даже не знаешь его фамилии? - Вот тут-то я бы и хотел посоветоваться с вами. Дело в том, что с субботы на воскресенье бабулька уезжает к своей сестре в деревню. У нее второй этаж, и причем балкон незастекленный. Мне кажется, если бы мы как следует перетряхнули его вещи, то наверняка бы нашли какую-то зацепку. - Но это можно будет сделать только через неделю, - прикинул я. Сегодня воскресенье, а к следующей субботе твой кредитор вполне может объявиться. - Это можно сделать сегодня. Потому что на этот раз старушка уехала пару часов назад и обещала быть только ко вторнику. - Она что же, каждый день тебе докладывает о своих перемещениях? - Да, потому что я каждый день спрашиваю у нее, не появился ли Алексей. - Ну что же, Макс, хочешь не хочешь, а помочь тебе я обязан. Пойдем к твоей соседке в полночь, будет хоть какая-то гарантия, что ей не взбредет в голову вернуться из своей деревни раньше времени. * * * В двенадцать часов ночи мы проникли в скудное старухино жилье и, сориентировавшись при помощи карманных фонариков, прошли в одну из двух комнатушек малометражной квартирки. То, что мы попали по назначению, было понятно сразу. Сирая односпальная кровать, аккуратно застланная солдатским одеялом, расшатанный деревянный стол и фанерный гардероб - все указывало на то, что здесь живет холостяк. Его немногочисленные вещи - куртка, свитер да пара рубашек - аккуратно висели в шкафу. На дне его стояла пара ботинок, туфли и небольшая спортивная сумка. С нее мы и начали свои поиски. Нижнее белье, носки, полотенце и носовые платки, как, впрочем, и бритвенно-умывальные принадлежности, мы сразу же отложили в сторону, поскольку внимания они не заслуживали, а больше в сумке ничего не было. Нам оставалось осмотреть только куртку, и здесь нам неожиданно повезло. В верхнем внутреннем кармане мы обнаружили надорванное письмо с любопытным адресом: "Г. Тольятти. Главпочтамт. До востребования. Синицкому Алексею Алексеевичу". И обратный адрес: "Новосибирская область, село Медведково, ул. Лесная, 15. Прудовой Марии Аркадьевне". Вытащив плотно исписанный листок, при свете двух фонариков я прочитал: "Здравствуй, Алешенька! Здравствуй, сынок! Ну зачем же ты так сделал? Зачем так учудил? Не нужно тебе этого делать. Зачем только тебе твоя мамаша перед смертью рассказала?! Что было, то давно быльем поросло. За отца не отомстишь, зато себя погубить можешь. Он же натуральный зверь. И не тебе с ним тягаться. Уехал, а тетку одну оставил. Кровиночка моя, у меня же, кроме тебя, никого нету. Плюнь ты на все и возвращайся скорее домой, послушай меня, старуху. У нас же все есть - и огород, и скотина. Даст Бог, проживем как есть. Возвращайся, Алешенька, очень тебя жду. Посылаю тебе немного денег. На поезд, на плацкарту, должно хватить. Слышишь меня, тетка Марья ждет тебя и глаз не смыкает. Если можешь, то телеграфируй, когда выезжаешь. Твоя тетка Марья. 25.05.2000". - Вот такие дела, - складывая письмо, резюмировал я. - Знаешь, что мне непонятно и неприятно во всей этой истории? - Что? - То, что мы не смогли найти ни его паспорта, ни даже копейки денег. Хотя, по твоим словам, он запросто, без лишних разговоров выложил тебе двадцать тысяч рублей. Откуда он их взял? - Действительно непонятно, а деньги он дал мне прямо на лестничной площадке. Просто взял и вытащил из кармана. - Наверное, он только в тот день их и получил? Что ты на это скажешь? - А что на это можно сказать, - вздохнул Ухов. - Кажется, мой Алешка врюхался не туда, куда следует. Что будем делать? Искать-то его надо. Живого или мертвого. - Думай сам. Можно послать его тетке Марье запрос, хотя я почему-то уверен, что его там до сих пор нет, и вообще вряд ли он там появится, потому что, как полагаю, попал он в цепкие руки. Наверное, надо съездить к ней лично и узнать, к кому именно и для какой цели приезжал твой Алексей. А уже исходя из полученной информации вести его поиски. Смотри, решать тебе, и только тебе. - Пожалуй, ты прав. Так мы и сделаем. Ты свободен? - Я-то свободен, а вот тебя-то отпустит мой тесть? - Думаю, он войдет в мое положение. - Будем надеяться. Если получится, то выезжаем прямо завтра. Нам дорога каждая минута. Неизвестно, где они его держат и сколько ему отмерено жизни. На отъезд Макса тесть согласился удивительно легко. Более того, сам отвез нас на вокзал до Сызрани, посадил в поезд и пожелал приятного пути. А какой там, к черту, приятный путь! Летом, когда "Аэрофлот" задрал цену на билеты в четыре раза, весь небогатый люд устремился на железную дорогу. Можно только отдаленно представить, что творилось в нашем шестиместном плацкартном купе. Здесь визжало, писалось и играло полдюжины малолетних детей, в то самое время когда их папаши злобно дули водку, а мамочки, стараясь заглушить друг друга, рассказывали разные увлекательные истории. Самым удобным местом в этом сумасшедшем поезде оказался вагон-ресторан, но в связи с тем, что мы были ограничены в средствах, это райское место нам пришлось вскоре покинуть и вернуться в свое вонючее купе. И здесь нас ждал неприятный сюрприз. За время нашего отсутствия два опившихся папаши заняли наши полки, да так, что стащить их вниз не было никакой возможности. - Что вы к ним пристаете? - видя наши ухищрения, всполошились их супруги. - Неужели непонятно, что мужики устали и прилегли немного отдохнуть. - Но это наши места, - резонно возразил Макс. - Это мы должны здесь спать. - Переночуете на третьей полке, - тоном, не терпящим возражения заявила толстая клуха, мать троих детей. - Ничего, от вас не убудет. А если попробуете скандалить, то я быстро найду на вас управу. Мой муж железнодорожник, - грозно сообщила она, а взглядом добавила: "Ну что, выкусил?" Тихо, но грязно матерясь, мы залезли на пыльные полки третьего яруса. Здесь плохо ли, хорошо ли, но в конце концов добрались до Новосибирска и, выйдя на перрон, вздохнули с облегчением. Дальше порядка пятидесяти километров нам предстояло добираться автобусом или электричкой. Однако, решив, что железнодорожных прелестей нам хватит с лихвой, мы отправились на автовокзал. * * * В село Медведково мы добрались к восьми часам вечера, когда солнце уже готовилось упасть за горизонт. Дом номер 15 по улице Лесной отыскался довольно скоро. Он оказался деревянным, аккуратно вылизанным и выкрашенным с каким-то уважением и любовью. Открыв желтую калитку, мы направились к веселенькому голубому крыльцу, и, наверное, вскоре бы на него взобрались, если бы не черная лохматая собака, наотрез отказавшая нам в приеме. Глухо и злобно она тявкала на нас, не давая никакой возможности приблизиться к двери. К нашей великой радости, собачья ругань была услышана и на крылечко вышла худенькая опрятная старушка в ситцевой кофточке и темной шерстяной юбке. - Казбек, замолчи, - приказала она тоненьким, но властным голоском. Вы к кому, люди добрые? - улыбнулась она всеми морщинками старого личика. - Нам бы хотелось видеть Алексея Алексеевича Синицкого, - откашлявшись, первым начал я. - Дело у нас к нему необыкновенной важности. - Батюшки, - сразу постарела и осунулась старуха. - Так ведь нет его. - А когда будет? Мы можем его подождать? - Ждите, а что толку. Я его с начала мая жду, уже два месяца. Ни слуху ни духу. Как уехал в конце апреля на Волгу, в Тольятти, так и нет его. А вы откуда будете и какое у вас до него дело? - Дело в том, что мы сами из Тольятти, - виновато отвел глаза Макс. Но его там нет. Уже десять дней, как он не ночует там, где снял квартиру. Я ему задолжал крупную сумму и теперь не знаю, как отдать. - Батюшки, да что ж это такое, - обмерла и заплакала старуха. - Значит, случилось все самое худшее, как я и думала. Как же я теперь? Где мне его искать? - Вот для этого-то мы и приехали, - подойдя к бабусе, участливо ответил я. - Но нам нужно знать, к кому и с какой целью ваш племянник туда направился. - Шурка это все, моя сестра и его мать... И надо же ей было перед смертушкой все ему рассказать, - запричитала старуха. - А ведь я ей говорила: "Шура, не делай этого, не смущай его покой". Так куда там! Разве она меня послушает! Все сделала по-своему. Все разболтала! А теперь что? Где Алешка? Ищи-свищи! Да и жив ли он вообще? Боже ты мой, это надо ведь случиться такому несчастью... - Мария Аркадьевна, вы нам спокойно расскажите, что случилось. Только зная, к кому и зачем поехал ваш племянник, мы как-то сможем вам помочь. Говорите спокойно и обстоятельно. - Да, конечно, что это я раскудахталась, заходите в избу, - подталкивая нас к крыльцу, засуетилась старуха. - А вы кто будете? - Частные охранники, - ответил Макс, проходя к столу. - А я, кроме всего прочего, сосед Алексея по дому. Именно на правах соседа я и занял у него деньги. - И много вы у него заняли? - невольно заинтересовалась старуха. - Двадцать тысяч рублей. - Батюшки, да откуда ж у него такие капиталы? - Изумленно глядя на нас, старуха с открытым ртом рухнула на стул. - Отродясь у него таких денег не было. Когда он уезжал, то забрал из дому последние четыре тысячи. Все, что удалось сэкономить его матери. Перед смертью она на моих глазах передала их ему, завязанные в платочек и перетянутые резинкой. Эх, Шурка, Шурка, знала бы ты, какое горе принесут твои трудовые рубли, - горестно вздохнула старуха, и слезы вновь побежали по ее щекам, изрытым морщинами и старостью. - Мы постараемся его найти, - повторил Макс. - Только вы расскажите, к кому и зачем поехал ваш племянник. Ему уже случалось бывать в нашем городе? - Никогда в жизни, а вот Шурочка ездила, выслеживала этого ублюдка, и, к нашему несчастью, ей это удалось, нашла мерзавца. Но я вам все расскажу по порядку. Жили мы тогда в Ленинграде. Папа с мамой погибли во время блокады. Александра была старше меня на семь лет и заботилась обо мне как мать. Она рано вышла замуж, сразу же после войны, когда ей только что исполнилось двадцать лет. Работала она тогда медсестрой в военном госпитале. С фронта уже начали возвращаться мужики, солдаты, офицеры и военные врачи. Один такой врач, тридцатилетний Алешка Синицкий, был назначен в ее госпиталь. Не прошло и года, как они поженились, и первое время все у них складывалось хорошо. Детей, правда, не было, но они не унывали, смеялись, что рано или поздно, но и у них народится это голопузое чудо, а пока хоть немного надо пожить в свое удовольствие. После работы, если не было дежурств, мы бегали по выставкам, ходили в кино или театры, в общем, нам казалось, что предела нашему счастью никогда не будет. Да и то верно, войной да блокадой мы его заслужили. Смертью родителей заплатили. А только рано мы радовались. В сорок седьмом по чьему-то гнусному доносу Алексея забрали и, как врагу народа, присудили десять лет. После так называемого суда отправили его сюда, в Сибирь. На золотодобывающий рудник "Самородок". Это недалеко отсюда, километров триста, не больше. Нас, правда, не тронули, времена уже стали немного другие. Хотя в высшие учебные заведения все равно не принимали. А мне к тому времени исполнилось пятнадцать лет, и я была в состоянии сама заработать себе на кусок хлеба. Пристроила меня Шура в свой госпиталь санитаркой, а сама укатила вслед за мужем в Сибирь. Вскоре я получила от нее письмо. Она сообщала, что снимает в свободной зоне у какой-то женщины угол, а Алешка живет в бараках и работа у него очень трудная, от самого рассвета и до поздней ночи катает он вагонетки из шахты и обратно. А если происходит какой-то несчастный случай, то его, как врача, будят ночью, и он оперирует раненых. Но и это ничего, стиснув зубы можно вытерпеть, да только начал привязываться к ней какой-то мордатый охранник, как она писала, вертухай. Он не дает ей проходу и норовит даже ночью ворваться в избу. Она отбрехивалась от него как могла, а однажды даже ударила лопатой. - Сука, - сказал он ей тогда, - ты здорово об этом пожалеешь. Твоего доктора я сгною в шахте, а вздумаешь жаловаться рудничному начальству отправишься за ним следом. Ты меня знаешь. Сержант Арбузов слов на ветер не бросает. Шурка тогда испугалась по-настоящему. Его звериный нрав знали все. Сестренку я очень любила и поэтому, не думая ни минуты, в тот же день, как получила от нее письмо, выехала на рудник, к ней на подмогу. Дурочка я, чем могла помочь ей шестнадцатилетняя девчонка? А сержант Арбузов, как рассказывала Александра, тем временем начал приводить свой замысел в исполнение. Он отправлял Алексея в самые опасные забои, где еще не были установлены крепи. Травил собакой, несколько раз избивал до полусмерти, и, скорее всего, он довел бы начатое дело до конца еще до моего приезда, но тут вышел приказ, по которому почти половина заключенных переводилась на положение вольных поселенцев. В эти списки попал и Алешка Синицкий. Если мне не изменяет память, то случилось это весной сорок девятого года, буквально за несколько дней до моего приезда. Наконец-то мы вздохнули свободней. Алексея назначили вторым врачом рудничной больницы, Шурочку старшей медсестрой, а меня сестрой по уходу за больными. За гроши мы купили старую развалюху на окраине села, летом ее немного подремонтировали и зажили вполне терпимо. Мы даже начали строить кое-какие планы на то время, когда Алешка полностью освободится. Однако верно говорят, что мы предполагаем, а Бог располагает. Свои подлые намерения Арбузов не оставил, хотя к нам он теперь имел лишь косвенное отношение. Как уж ему это удалось, я в деталях не знаю, но, в общем, зимой он сообщил своему начальству, что Алексей готовит побег, а когда к нам пришли, то под крыльцом обнаружили мешок сухарей, несколько килограммов сала и три комплекта теплой одежды. Отпираться и заявлять о своей непричастности не было никакого толку. Хотя и ослу было понятно, что побег зимой, да еще городского человека, заранее обречен на провал и верную смерть. Это просто невозможно - в сорокаградусный мороз преодолеть путь в триста километров по глубокому снегу. Алексея вновь увели за колючую проволоку и добавили четыре года, а Арбузов озверел вконец. Алешку он теперь избивал без всякой причины, а иногда прямо на глазах осужденных и своих коллег сержантского состава. Несколько раз это происходило прямо на глазах у Шурочки, когда она, согласно разрешению, два раза в неделю приносила ему покушать. Она бегала к рудничному начальству, как к военным, так и к вольнонаемным, просила, умоляя их остановить зверя и его бесчинства, но в лучшем случае получала только туманные обещания. А Алешка тем временем сох и медленно умирал. Продолжалось все это почти полтора года, до того самого момента, когда главврач рудничной больницы, Ганс Карлович Шульц, не вздумал сходить на охоту в тайгу. Он надеялся завалить медведя, а вышло все наоборот. Полумертвый, он приполз через сутки. Оперировал его Алешка, но сделать уже ничего не мог. Кроме страшных ран, оставленных медвежьими когтями, он начисто отморозил себе руки и ноги. Скончался он через два часа прямо на операционном столе. Алешку вновь оставили при больнице, но теперь уже временно исполняющим обязанности главврача. Из города начальство вызвало хирурга, а пока, до его приезда, его функции возлагались на Алексея. И вновь мы более или менее, благодаря смерти Шульца, немного вздохнули, хотя прежнего уважения к нам уже не было, а за Алешей постоянно следил Арбузов и его звероподобная овчарка Чайка. Однако со временем, благодаря ряду удачно проведенных операций, конторские работники снова увидели в Синицком первоклассного специалиста, и нас начали приглашать в дома вольнонаемных горных инженеров и механиков. А в начале осени пятьдесят второго года Шурочка вдруг забеременела. Все мы ходили вне себя от счастья. Да видно, слишком рано обрадовались. Случилось то, что рано или поздно должно было случиться. В январе пятьдесят третьего года в шахте произошел обвал, и шестеро заключенных были заживо похоронены в забое. Их засыпало. Случилось это поздним вечером, почти ночью, и вместе с командой спасателей с постели подняли Синицкого. Шурочку не потревожили только потому, что она была беременна. С ней вдвоем мы оставались дома, чутко прислушивались ко всему тому, что творится на шахте. Спать мы, конечно, не могли, не до этого было, прислушивались и поэтому задолго услышали скрипучие шаги, приближающиеся к нашему дому. Сначала-то мы подумали, что возвращается Лешка, и обрадовались. Значит, в шахте не все так плохо. Какими мы оказались дурами, как страшно мы испугались, когда в нашу дверь стали колотить прикладами двое мужиков. Причем один из них был Арбузов. Забившись за печку и прижавшись друг к другу, мы притихли, словно мышата. Однако это мало нам помогло. Уже через пять минут, выломав два засова, оба вертухая входили в нашу избушку. Они детально, не торопясь заглянули под стол, под нары, а потом и за печку. - Ну вот, Васька, - счастливо рассмеялся Арбузов. - А ты говорил, что никого нет. Здесь они, за печью, что тебе тараканы забились. Сейчас, Васька, будет у нас свежая телятинка, свои-то старые коровы, чай, надоели. Спробуем свежатинки. Эй, вы, там, б... репрессированные! А ну, вылазь по одной, крыть вас будем, драть как Сидоровых коз. Да вы не бойтесь, все путем будет. Жила что у меня, что у Васьки не в пример твоему доктору, поорясистей будет. Понравится, так еще и сами прибежите. Вылазь, кому говорю. Плачущих и воющих, они вытащили нас за волосы, содрали юбки, кофточки и все остальное. Мы плакали и молили их не делать этого, но с таким же успехом можно было просить волков не резать овец. - Сволочи, вертухаи поганые, - из последних сил отбивалась Шурка. Отпустите сестру, она еще девчонка. Ну отпустите, пожалуйста, если уж вам так приспичило, то неужели вам меня одной не хватит? - А мы и тебя и ее в очередь попробуем, - заламывая ей за спину руки, гоготали охранники. - Сравним, а потом скажем, кто лучше. Началась их адская потеха. Шурка ревела от обиды и унижения, а я ко всему прочему еще и от боли. Со мной это делали в первый раз, делали грубо и откровенно, как на скотном дворе. Что и говорить, нежностью и тактичностью они не отличались. Когда все кончилось, мы, голые и обессилевшие, лежали на нарах и думали, что самое страшное позади, потому что вертухаи уже натягивали ватные штаны и бушлаты. И опять мы ошиблись, самое страшное случилось через несколько минут, в тот момент, когда из шахты вернулся Алексей. Как и у всех рудничных, у нас в сенях всегда стоял топорик. Не знаю для чего - то ли для того, чтобы вовремя отогнать какого-нибудь непрошеного зверя, то ли для того, чтобы не искать его, когда понадобится наколоть лущинок для растопки печки. Факт остается фактом, он там стоял, и первое, что сделал Алексей, когда вошел в избу и увидел, что с нами сотворили, так он схватил этот топорик и рубанул им по плечу стоящего ближе в нему Ваську. Никакой серьезной травмы он ему не нанес. Сами понимаете, через толстый бушлат сделать это практически невозможно, однако Васька заорал как резаный, а Арбузов испугался, отскочил в самый угол и передернул затвор. Грянул выстрел, но тогда мы с Шуркой еще ничего не поняли. Просто нам показалось, что Алешке на лоб села черная жирная муха, и он упал. - Вот так-то, суки! - Белея глазами, Арбузов облизал пересохшие губы. Вот что бывает, когда заключенные нападают на охрану с топорами. Б..., зарубите это себе на носу. А если кто узнает про то, что мы здесь вас драли, то я отправлю вас на тот свет, следом за вашим мужиком, или натравлю Чайку, чтоб она у вас глотки повырывала. Помните это до конца своих дней. Вот так убили Алешкиного отца, Алексея Дмитриевича Синицкого, заканчивая свой рассказ, опять всплакнула старуха. - Ни за что убили, просто так. Нас изнасиловали, а его убили на наших глазах. А потом они объявили своему начальству, что подверглись нападению со стороны заключенного в тот момент, когда проверяли режим и были при исполнении служебных обязанностей. Им дали по медали и поощрили недельным отпуском. В то время, когда они пьянствовали в Бийске, мы хоронили Алешу. Похоронили мы его и зажили отшельницами, ни с кем не разговаривали, ни с кем не общались. Во-первых, это было трудно - смотреть людям в глаза, когда они не верят ни одному твоему слову, а во-вторых, мы боялись этого бандита, который при встрече с нами только посмеивался и сплевывал желтую прокуренную слюну. Сразу же после похорон я предложила Шурочке уехать, оставить эти проклятые места, но она только отрицательно мотала головой и скрипела зубами. А в июне пятьдесят третьего родился Алеша, мы его так назвали в честь погибшего отца. И с самого начала, с самого дня его рождения я просила Шурочку не рассказывать, а тем более не показывать ему убийцу его отца, и до самой своей смерти, до пятнадцатого апреля этого года, Шурочка молчала, а под конец, видишь ли, не выдержала, назвала ему имя и фамилию изверга. Да еще и адрес в придачу сообщила. - Откуда же ей стал известен его адрес? - прервал получасовое молчание Макс. - О, это целая история. Летом пятьдесят третьего вышла амнистия, и больше половины заключенных были отпущены на свободу, а еще через три года тем, кто остался, было предложено вольное поселение и оплачиваемая работа на руднике. Колючая проволока рассыпалась сама собой. Офицеры были переведены в другие исправительные учреждения, а вертухаи, солдаты и сержанты, отслужившие срочную службу, оказались предоставлены сами себе. Многие из тех, кто вел себя с заключенными по-человечески, не издевался и не травил собаками, осели здесь и продолжали работать там же, на руднике. Зато такие, как Васька и Петр Арбузов, прекрасно понимая, чем может кончиться их дальнейшее пребывание на шахте, решили поскорее убраться подальше - кто по домам, а кто просто так. Уехал и Арбузов. Уехал как вор и преступник темной ночью, бросив жену и детей, боясь каждого кедра, пихты и елки, за которыми могли стоять обиженные им люди с ружьями. Он уехал, а через час, одетая в мужской пиджак и штаны, коротко подстриженная, за ним в погоню помчалась Шурочка. Возле Бийска ей удалось его нагнать, а дальше он следовал под ее неусыпной охраной. Она проводила его до самого города Куйбышева, а потом и до деревни Излучино, до того самого дома, где жили его родители. Вот таким образом она и узнала адрес берлоги, где проживает этот зверь и где он впредь намерен окопаться, да так, чтобы его не смогли вычислить многочисленные недруги, а таковых у него было хоть пруд пруди, и даже среди своих вертухаев. После смерти Шурочки, в конце апреля, по этому адресу и направился Алеша. Господи, как я только его не уговаривала! Нет. Все одно уехал, а спустя две недели, пятнадцатого мая, я получила от него телеграмму, что Петр Арбузов все еще жив, но только сменил адрес и проживает теперь в городе Тольятти в шикарном двухэтажном доме. В той телеграмме он сообщал и свой адрес, где временно снял комнату, и я в этот же день написала ему письмо. - Мы об этом знаем, - подтвердил я. - Ваше письмо он получил. Но давайте вернемся к личности Арбузова. Вы говорите, что он и своим коллегам здорово поднасолил? Но им-то он что плохого мог сделать? - То длинная история, и слышала я ее из третьих уст, так что за точность ручаться не могу, но ходили слухи, что еще до моего приезда он убил в тайге своего товарища охранника и еще двух вольнонаемных. А если это вас заинтересовало, то вы можете обратиться к Андрею Тимофеичу Прудову. Он про это дело знает гораздо больше моего и с удовольствием с вами поговорит. Старик он общительный, живет неподалеку, на параллельной улице в 9-м доме. Можно пройти через огороды. Он был директором того самого рудника, а работу оставил всего-то двадцать лет назад, когда шахта была выработана вчистую. Хороший старик, это по его рекомендации мы с Шурочкой и Алешкой поселились здесь. Он был моим первым и единственным мужем. Отношения у нас до сих пор хорошие, так что не стесняйтесь и скажите все как есть, да передайте от меня привет, а ночевать приходите ко мне. Я буду ждать. Уже в темноте мы двинулись в гости к бывшему мужу Марии Аркадьевны, Андрею Тимофеевичу Прудову. Его домик огородом прилепился к огороду старухи и мало чем отличался от жилища его бывшей жены. Создавалось впечатление, что оба они построены одними и теми же руками. В его окошках, слава богу, все еще горел свет, и поэтому мы, без лишней деликатности, довольно громко постучали в стекло. - Кого там черти носят? - откашлявшись, спросил тоненький стариковский голос, и остренький носик хозяина прилип к стеклу. - Чего вам надо? - Поговорить, - вежливо ответил я. - Откройте, Андрей Тимофеевич, нас к вам Мария Аркадьевна прислала. - Она прислала, пусть она и разговаривает, - отодвигая щеколду, недовольно пропищал дед. - За какой это надобностью она вас ко мне на ночь глядя прислала? Кто вы такие будете, откуда? Первый раз вас вижу. - Приезжие мы, - пояснил Макс. - Но ты нас не бойся, дед. Приехали мы, чтобы получше узнать, к кому и зачем направился в наш город Алексей Синицкий. - Так вот у него бы и спросили, - резонно посоветовал Прудов. - Не можем мы этого сделать, дед. Пропал он. Уже больше десяти дней не ночует в той квартире, которую снимал. - Сукин кот! - заскулил дед. - Говорили ему, не суй свой нос куда не просят. И я и Марья в один голос твердили: забудь, сынок, времени-то сколько прошло, - да разве вам докажешь?! Прете на рожон, как быки на красное! Что теперь делать, где его искать? Может, его и в живых-то давно нет. Арбузов тот еще волчара! Ему что человека убить, что таракана раздавить. Проходите, спрашивайте, что надо. - В основном мы обо всем уже расспросили Марию Аркадьевну, - проходя через низкий дверной проем, сказал Макс. - Но есть несколько второстепенных вопросов, ответить на которые Мария Аркадьевна не может. - Что еще за вопросы? - усаживая нас перед самоваром, подозрительно спросил старик. - Может, это такие вопросы, на которые и я ничего вам ответить не смогу. - Мария Аркадьевна намекнула нам на какую-то драму, разыгравшуюся в тайге. И в этой драме не последнюю роль играл Арбузов. - А почему вы думаете, что информация об этом случае может вам помочь в поисках Алексея Синицкого? - разливая чай, едко спросил хозяин. - Не вижу между двумя этими происшествиями никакой связи. - Поймите, Андрей Тимофеевич, нам может быть полезна любая мелочь. - Возможно, - чуть помедлив, согласился он. - Пейте чай, а я буду вспоминать и рассказывать, если что-то будет непонятно, не стесняйтесь, переспрашивайте. Случилось это зимой сорок шестого года, тогда я, еще шестнадцатилетний пацан, был простым рабочим. Но сперва вам надо обрисовать положение дел на руднике. Золота мы добывали не много. В месяц выходило не больше двух килограммов. Добывали подземным, то есть шахтным, способом. Откалывали в забоях кварцевые глыбы с золотоносными жилами, вручную грузили их в вагонетки и откатывали на примитивную обогатительную фабрику. Там это сырье когда паровой машиной, а когда и вручную перемалывали в более мелкую фракцию. Потом магнитами и ртутью убирали шлих и таким образом обогащали. Технология была на уровне каменного века, но все равно хоть как-то мы помогали государству своими двумя килограммами в месяц. Сами понимаете, что с автотранспортом тогда было тяжело, если не сказать больше. А уж в зимнее время, когда стоит сорокаградусный мороз, а вместо дороги двухметровые сугробы, - и говорить нечего. С таким бездорожьем только лошадка и справится. В принципе то же самое и весной и осенью, когда автомобиль по уши погружается в грязь. Но государству золото нужно постоянно, и ему плевать на наше бездорожье и ненастье. Вот и наладились мы, да и не только мы, возить отснятое золото зимой в санях, а летом на телегах, хорошо помня пословицу: "Тише едешь, дальше будешь". Такой караван зимой состоял из двух саней, которые тащили по паре лошадок. То же самое и летом, с той лишь разницей, что вместо саней снаряжались телеги. Обычно сопровождали этот груз два вольнонаемных съемщика, а для безопасности и охраны от лихих людей к ним прикрепляли двух хорошо вооруженных охранников. Вам понятна ситуация? - Вполне, - наливая третий стакан крепкого чая, понимающе кивнул Макс. - Продолжайте. - Так вот, в декабре, перед Новым годом, мы собрали очередной ежемесячный обоз и, пожелав им счастливой дороги, отправили в город Бийск. Старшим в этот обоз был назначен Петр Арбузов. Обычно дорога туда и обратно занимала четыре, много пять дней. Однако уже через сутки на рудник вернулся раненый Арбузов и рассказал нам странную историю. Ехали они, как и положено, гуськом. Впереди старший съемщик с контейнером золота и охранник, а в двадцати метрах от них налегке второй съемщик и сам Арбузов. По его рассказу получается, что не успели они одолеть и пятидесяти километров, как в передних санях громко вскрикнул охранник и мертвый вывалился из саней. Конечно же Арбузов тут же осадил лошадей и поспешил на помощь товарищу, но было слишком поздно. Длинный нож старшего съемщика поразил его друга в самое сердце. Недолго думая Арбузов начал погоню и тут краем глаза увидел, как второй съемщик вытаскивает из-за пазухи финку. Бросив поводья, Арбузов в упор его пристрелил и возобновил погоню. Он был уже близок к цели, до беглеца оставалось не больше сорока метров. Арбузов уже праздновал победу, и тут съемщик открыл по нему стрельбу из карабина убитого охранника. Опасаясь, что таким образом он может лишиться лошади, Арбузов начал стрелять в ответ, но промахнулся и наповал убил лошадь съемщика, до которого оставалось не больше двух десятков метров. Съемщик же, увидев, в каком положении он оказался, спрыгнул с саней и сиганул по сугробам в таежную чашу. Плюнув на свою безопасность и движимый лишь одним чувством мести, Арбузов выпрыгнул из саней и бросился следом. Однако драгоценное время было потеряно, и враг сумел уйти довольно далеко. Впрочем охранник не отчаивался, он знал, что рано или поздно настигнет беглеца, и это обязательно бы случилось, если бы не прицельный выстрел подлого съемщика. Он поразил Арбузова в плечо. Пройдя еще метров двести, раненый понял, что если тотчас не вернется на рудник, то попросту истечет кровью. Из последних сил, временами теряя сознание, он вернулся к саням, сделал себе тугую перевязку и в таком виде добрался назад. Приехал он как герой, и первыми его словами было: "Расстреливайте меня, я не смог задержать преступника!" Ну не пламенный ли патриот своей Родины, - усмехнулся старик. - Конечно же мы поверили каждому его слову, тем более что сквозная рана мягких тканей плеча была ярким тому подтверждением. В надежде, что беглеца все-таки удастся перехватить, было тут же снаряжено еще двое саней с десятком охранников. Но тут, как назло, мороз пошел на убыль и начался обильный снегопад, так что, когда погоня прибыла на место преступления, все оно было покрыто толстым слоем снега. Им удалось обнаружить только два трупа, охранника и второго съемщика, да еще застреленную Арбузовым лошадь. Ни о каких следах, уходящих в таежные дебри, не могло быть и речи. За этот случай у многих полетели с голов шапки. В частности, были уволены и отданы под суд директор рудника, его зам и заместитель по сохранности металла. Что с ними стало впоследствии, я не знаю. А вот с Арбузовым обошлись довольно мягко. Ему просто срезали лычки и на месяц посадили под арест. На всей этой истории можно было поставить точку, но пришла весна и внесла кое-какие коррективы. Тогда я уже работал подсобным рабочим у геолога. Собирал пробы, обрабатывал их в камералке и по роду своих занятий довольно часто ездил в город. В тот раз - эта была середина мая - мы отправились в город вчетвером: главный геолог, инженер, я и возчик. Снег уже сошел, но на дорогах была непролазная грязь. Лошади рвали жилы, с трудом вытаскивая из липкой глины тяжелую скрипучую телегу. Выехав утром, мы только к вечеру проехали полсотни километров и недалеко от места зимней трагедии увязли и встали капитально. Лошадям, впрочем как и нам самим, необходим был отдых. Пока мужики гоношились насчет ужина и выпивки, я распряг коней и отвел их подальше от дороги, туда, где молодая трава была посочнее. Стреножив их, я уже было собрался возвращаться к гогочущей компании, но тут, в свете заходящего солнца, увидел такое, что невольно вздрогнул и закричал. В невысокой траве возле березки лежал полуразложившийся труп, и, судя по одежде, лежал он здесь с самой зимы. Подбежавшие мужики это подтвердили, и больше того, геолог признал в нем того самого сбежавшего от Арбузова съемщика. Убит он был пулей в затылок, и это можно было понимать двояко. То ли он действительно убегал от охранника, унося с собой металлический контейнер с золотом, но тогда как он мог отстреливаться? Сквозная дырка в затылке вряд ли позволила бы ему это сделать. Но если он убит во время перестрелки, то почему в затылок, а не в лоб? - Что-то тут не так, мужики, - задумчиво проговорил геолог. - Что-то не вяжется. Скорее всего, Арбузов, прикончив второго охранника и съемщика, предложил ему бежать, а когда бедняга, потеряв от страха рассудок, рванул в тайгу, то Арбузов выстрелил ему в затылок. Конечно, это всего лишь догадки. Завтра при свете дня мы осмотрим это место подробнее, и если не найдем где-то рядом с трупом золото, то картинка вырисуется сама собой. - И конечно же наутро возле трупа вы ничего не нашли? - наконец-то отставляя стакан, утвердительно спросил Макс. - Представьте себе, нашли, - усмехнувшись, ответил Прудов. - Не такой уж он дурак, этот Арбузов. Правда, кое-какие детали явно не вязались друг с другом, но в общем обвинить его было довольно трудно. Труп лежал на спине, а вот винтовка с двумя оставшимися в ней патронами почему-то оказалась под ним. Странно, не правда ли? Обычно если человек бежит вперед по глубокому снегу, то и наклоняется вперед, как бы помогая бегу весом собственного тела, а тут еще сзади его толкает пуля. Что получается? А получается то, что по всем законам он должен был упасть лицом вниз и карабин при этом, скорее всего, отлетел бы вперед и в сторону. Но это уже можно назвать фактом второстепенным, по крайней мере, серьезной экспертизы никто не проводил и ему удалось отбрехаться. - А как же золото? Вы нашли его? - Сначала мы нашли пустой металлический контейнер недалеко от трупа, а в карманах фуфайки съемщика мы обнаружили двадцать пять граммов золота. Арбузов как будто все разложил нам по полочкам - кушайте, дураки, делайте свои идиотские заключения, а меня оставьте в покое. Мол, неужели вам не понятно? Человек, которого я преследовал, бежал нагруженный карабином и увесистой банкой с золотом. На бегу, чтобы было легче, он от этой банки решил избавиться. Пересыпал золото в карман, а саму банку просто выкинул в снег. Чем не версия? Мол, судите сами! Да, я виновен, но только не в хищении золота, а в том, что не стал искать труп, потому как был уверен, что он жив и ушел от меня далеко и догнать его у меня не было никаких сил, поскольку сам истекал кровью. Такую или примерно такую речь загнул на суде Арбузов. Как это ни странно, она имела успех, и уже через месяц он был с почестями отпущен и вернулся назад на рудник, чтобы продолжить службу, мордовать заключенных и травить их собаками. - Странно, - заметил я. - В то время к преступлениям подобного рода относились особенно строго. - Нам это тоже показалось странным, да только факт оставался фактом, Арбузов вернулся и, почувствовав свою безнаказанность, озверел еще больше. Но не только этим прославился сержант Арбузов, - подумав, продолжал дед. Приехал он к нам в тридцать восьмом году и сразу занялся бурной деятельностью в кругу заключенных. Особенно его интересовали вновь прибывшие. Не они сами, естественно, а то, что на них было ценного. Колония наша состояла из мужиков, так что перстни и сережки у нас не присутствовали, а вот золотые мосты и коронки место имели, и они, рано или поздно, перекочевывали изо рта заключенного в его карман. - И каким же образом? - не смог скрыть удивления Макс. - Уж не ходил ли он днем и ночью с клещами и не рвали ли зазевавшемуся зэку зубы? - Конечно нет. Своими руками он ничего не делал, но только, как и во всякой колонии, среди заключенных были у него свои шестерки, которые за пачку табаку или бутылку водки проделывали для него всю грязную работу. Это все, что я могу вам о нем поведать хорошего, а про убийство доктора Синицкого, как я понимаю, вам уже рассказала Мария Аркадьевна. - Да, это так, - поднимаясь, подтвердил я. - А в последующие годы вы с Арбузовым не встречались? - В пятьдесят третьем вышла амнистия, и больше половины заключенных освободили, а в пятьдесят шестом и все остальные были переведены на вольное поселение. Примерно в этот момент и исчез Арбузов. Люди поговаривают, что лет через пять, примерно в шестидесятом году, его видели неподалеку от рудника, и на этом моя информация о нем заканчивается. Попрощавшись с хозяином, мы вернулись к его бывшей жене, где нас уже поджидал ужин и две пуховые перины, широко раскинутые на полу. Наутро, поблагодарив бабульку и пообещав сделать все возможное, чтобы отыскать ее любимого племянника, мы отправились в обратный путь. С поездом на этот раз нам повезло гораздо больше. То ли кто-то отказался от поездки, то ли продали невостребованную бронь, но мы заняли нижние места купе и чувствовали себя наверху блаженства. Нашими соседями оказались двое молодых парней, один из которых возвращался из армии домой, а второй оказался представителем малого бизнеса с грудой всевозможных сумок и тюков. Рассовав их во все мыслимые и немыслимые места, он выскочил на перрон и очень скоро вернулся с двумя бутылками водки, куском колбасы и прочими овощами. - За знакомство! - жизнерадостно провозгласил он тост. - Меня зовут Анвар. - А меня Константин Иванович, - поднимая стакан, ответил я. - А меня Максимилиан, - присоединился к нам Ухов. - А я вообще не пью, - грустно сообщил солдатик. - Что так? - удивился Анвар. - Солдат, а не пьет! - Нельзя мне, - опустив глаза, ответил он. - Меня комиссовали. Ударили по голове табуреткой, а потом комиссовали. Теперь, когда выпью, теряю сознание. - Не повезло тебе, парень, - выпив водку, посочувствовал Макс. - Ну так выпьем за твое здоровье, - нашел выход из положения бизнесмен. - Спасибо, - карабкаясь на верхнюю полку, поблагодарил солдатик. Когда была выпита водка и съеден последний огурец, его примеру последовал Анвар. Нам с Максом почему-то взгрустнулось. Долго сидели мы молча, слушая до боли знакомый и родной перестук вагонных колес. - Ну и что нам делать дальше? - словно продолжая только что прерванный разговор, спросил Макс. - Где теперь его искать? Как ты думаешь? Наверное, наша поездка оказалась бессмысленной. - Думай как знаешь, - уныло обронил я. - Только ведь это тебе, а не мне нужно разыскать этого Синицкого. А о бессмысленности еще надо подумать. Во-первых, мы теперь знаем, к кому и с какой целью Алексей приехал в наш город. Мы знаем его фамилию и адрес, где ранее проживали его родители. - Насчет фамилии охранника Арбузова и деревни Излучино я с тобой согласен, что же касается цели приезда Алексея, то тут мне не все понятно. Что он хотел от старика, убившего его отца полсотни лет назад? Поквитаться? - Вот это нам и предстоит выяснить, но сначала необходимо встретиться с самим бывшим вертухаем, иначе все это гадание на кофейной гуще. * * * Приехали мы рано-рано утром и первым делом, чтобы взять машину и позавтракать, отправились ко мне. На цыпочках, боясь разбудить полковника и Милку, мы проследовали на кухню. Выудив из холодильника колбасу и яйца, я на скорую руку поджарил глазунью, Макс же тем временем заварил чай. Мы уже доедали это дежурное, набившее оскомину холостяцкое блюдо, когда в дверях появился тесть, одетый в экзотические трусы с попугаями. - Привет, путешественники, - откашлявшись, поздоровался он. - Как получилась поездка, что удалось узнать? - Вечером расскажу, - торопливо допивая чай, ответил я. - А сейчас нам некогда, идем, можно сказать, по следу. - А у нас вчера опять была Вера Григорьевна, перепуганная, как горная лань. - Надеюсь, что вам удалось ее успокоить, - ехидно заметил я. - В ваших крепких мужских ладонях успокоится даже нервный бегемот. - К сожалению, на сей раз мне этого сделать не удалось, но я ей пообещал, что, когда ты приедешь, мы обязательно ее посетим. - Разумеется, - на ходу ответил я. - Вечером обсудим. Отмотав почти сто километров, в деревню Излучино мы приехали в одиннадцатом часу, мало надеясь найти там дом Арбузовых. За пятьдесят лет утекло столько воды, что от этого самого дома могли остаться только одни воспоминания, да и то остались ли? Единственное, что нас обнадеживало, так это тот факт, что мы идем по следу Алексея, а ему, надо полагать, все-таки узнать кое-что удалось. Въехав в убогую и унылую деревню с тремя улицами и сотней домишек, мы остановились в ее культурном центре, возле веселенького магазинчика. Кооперация процветала даже на нищенской деревенской почве. В пяти метрах от его мраморных ступенек толпа полуощипанных куриц самозабвенно рылась в пыли в надежде обнаружить какого-нибудь тощего червяка или полудохлого жука. Чуть левее, в зеленой луже, по берегам которой росла колючая осока, плавали и резвились желтоносые утки, тоже мечтая выловить со дна этого водоема что-то съестное. Три старичка, слегка покрытые желтым пушком волос, сидели на гнилом бревнышке и рачительно пили вино из горлышка, ревностно наблюдая друг за другом. К ним-то я и направился. - Здорово, отцы! - жизнерадостно поздоровался я. - Каково промышляете? - Мы не промышляем, - строго ответил самый старший. - Мы пьем портвейн, а ты нам мешаешь. Катись-ка ты отсюда, пока мы тебе неприятность не сделали. - Какую еще неприятность? - удивился я. - И главное, за что? - Мешаешь нам культурно отдыхать, - пояснил самый хилый старичок. - А неприятность тебе будет от нашего участкового, потому как ты проехал под запрещающий знак. - Виноват, сейчас отъедем, - пообещал я, только теперь заметив перекореженный и изогнутый знак, прибитый прямо к березе и надежно закрытый ее листвой. - То-то же, - вполне довольные своей бдительностью, удовлетворенно загудели "мухоморы", - за вами глаз да глаз нужен. Никудышная молодежь нынче пошла. Ты зачем к нам приехал? Или опять по бабкам шариться да иконки выпрашивать? - Нет, добры молодцы, другая у меня кручина, человека одного ищу или хотя бы дом, где он раньше жил. - И что это за человек, как его зовут? - приканчивая бутылку, заинтересовался старший. - Давно он здесь проживал? - Этого я точно сказать не могу, а вот зовут его Петр Арбузов. - Петька, что ли? - радостно вскочил доходяга, но, получив от товарища локтем по колену, тут же замолк и виновато сел. - Нет, не знаем такого. - Нет, не помним такого, - уточнил старший. - Не помним, - горестно вздохнул и поддакнул ему доселе молчавший толстенький старичок. - Годы уже не те, какая теперь память?! - Да, что и говорить, дырявая стала память, - кивнул дохляк и заговорщицки посмотрел на нас. - Что-то помнишь, а что-то и нет, как-то урывками. - Это ты прав, Сеня, - кряхтя, согласился старший. - Оно конечно, когда выпьешь, то полегче становится, да и память освежается. - Это уж точно, Петрович, - важно согласился с лечением склероза Сеня. - Особенно хорошо помогает портвейн номер пятнадцать. Невольно засмеявшись и по достоинству оценив ухищрения стариков, я купил им бутылку чудодейственного лекарства и приготовился слушать их воспоминания. - Петька-то постарше меня лет на семь был, и поэтому еще в тридцать восьмом его загребли в армию, - глотнув из бутылки, сообщил Сеня. - А вернулся назад только в пятьдесят шестом. Приехал в офицерском мундире, но без погон и наград, и это нас сразу насторожило. Хоть он и говорил, что служил в Германии в чине майора, а потом будто был разжалован до рядовых за то, что изнасиловал немку, всерьез ему никто не верил. Как было быдло деревенское, так и осталось. Потом-то все выяснилось, от людей, да особенно ведь в деревне ничего и не скроешь. Вертухаем он служил, вот как. Правда, одеваться он начал с шиком - пиджак, туфли, шляпа и все такое. Купил аккордеон, мотоцикл и фотоаппарат. Так и рассекал все лето по деревне на этом мотоцикле в пиджаке и с фотиком через плечо. Ему уж председатель говорит: "Хватит, Петруха, отдохнул, покуражился, пора и за работу браться. Приходи, мол, в правление, что-нибудь для тебя придумаем". А он только посмеивается: "Без надобности, говорит, мне ваша работа. Как-нибудь без вас проживу". По газам - и только пыль от него осталась. Жили они тут неподалеку. Видишь дом под красной крышей? Там его сеструха, Катерина, и по сей день с дочкой живет. Старая уже. - Кто - Катерина или дочка? - Да и та и другая. А Катерина красивая была, - с сожалением вздохнул Петрович, вспоминая безвозвратно ушедшую молодость. - Огонь-девка. Вышла замуж в апреле сорок первого. Только-только восемнадцать стукнуло. Пожить еще не успели, как в июле ее Володьку призвали, и больше она его не видела. Только-то от него и осталось - дочка Люба да одно треугольное письмо. Спервоначала их пять человек в том доме проживало: отец Геннадий Степанович, мать Ольга Ивановна, сам вернувшийся Петька да две сестренки. Про одну я уже говорил, а вот вторая, Светка, она поздно родилась, наверное году в пятидесятом. Последыш. Можно сказать, еще молодуха. Но она тоже давно уехала, еще в восьмидесятом годе, вместе с Петькой. Катерину-то он с собой не взял, потому что жуть как они друг друга не любили, а вот Светку увез, шибко она к нему ластилась. - А куда, в какое место они уехали? - А черт их знает, - простодушно ответил дед. - Как мамку схоронили, так и подались. То ли в Сызрань, то ли в Самару, а кто говорит, что в Тольятти. С того самого времени они здесь ни разу не появлялись. Да вам лучше самим обо всем Катерину расспросить. Она сейчас дома. Пожелав старикам здоровья и крепкой памяти, я дал Максу знак оставаться на месте, а сам зашагал к указанному домику под красной крышей. Плотная старуха, по виду лет далеко за семьдесят, сидела на крылечке маленького обветшалого домика и руководила прополкой грядок. Вторая женщина, мало прислушиваясь к авторитетным указаниям родительницы, молча делала свое дело. И делала она это, надо сказать, мастерски. Сорная дурная трава так и вылетала из-под ее неутомимых рук. - Бог вам в помощь, - открывая калитку, как можно любезнее поздоровался я. - Спасибо, - заинтересованно повернулась ко мне старуха, а ее дочь только мимолетно скользнула по мне взглядом. - Ты кто такой будешь? И за каким хреном к нам приперся? - ворчливо спросила старуха. - Вопрос у меня к вам деликатный, - начал я издалека. - Любка, - бурно рассмеялась Арбузова. - Никак тебя сватать пришли! - Мама, перестаньте насмешничать, - злобно вырвав сорняк, обиделась Любка. - Лучше по-человечески спросите у мужчины, какое у него к нам дело. - Тогда присаживайтесь, - подвинулась Екатерина Геннадьевна, освобождая мне половинку ступеньки. - Какое же у вас к нам дело? - Оно в основном касается вашего брата Петра Геннадьевича Арбузова, как можно мягче ответил я. - Тогда вы свободны и можете отсюда идти на все четыре стороны, - резко оборвала меня старуха. - Нет у меня такого брата, нет и никогда не было. - Может быть, ваша дочь, Люба, что-то о нем знает? - Не знаю! - вздрогнув, коротко ответила женщина и с еще большим пылом накинулась на работу. - Я понимаю ваши чувства, - не сдавался я. - Но поймите и вы меня. Пропал человек, который приехал к нему издалека. С того самого рудника, на котором во время войны служил ваш брат. Мы позавчера приехали оттуда и не можем найти его концов и даже не знаем нового адреса Петра Геннадьевича. - "Петра Геннадьевича"! - злобно передразнила меня старуха. - Никакой он не Петр Геннадьевич, а куча волчьего дерьма. Самый настоящий мерзавец и палач. Как зовут того человека, что к нему приехал? - Алексей Алексеевич Синицкий, - ничего не подозревая, правдиво ответил я. - Вот оно что, - щурясь на солнце, задумчиво протянула старуха. Алексей Алексеевич Синицкий. Сын убитого моим братом доктора Синицкого. - Да, но вы-то откуда об этом знаете? - Странный вопрос, - усмехнулась Екатерина Геннадьевна. - А откуда он, по-вашему, начинал поиски Петра? Правда, мне он представился другим именем, но я-то не дура, прекрасно все сразу поняла. Он очень похож на своего отца, фотографию которого мне приходилось однажды видеть. - Вот как? - удивился на сей раз я. - И при каких же обстоятельствах? Может быть, ваш Петр собирал альбом своих жертв? - Нет, не говорите глупостей. Петька подлее шакала и трусливее зайца. Дело тут совсем в другом. Дело в том, что я знакома с матерью Алексея и женой доктора Синицкого. Да-да, не удивляйтесь, и познакомились мы при весьма странных обстоятельствах. Кстати, как она там живет и здравствует и зачем ей понадобилось отправлять своего сына в лапы этого зверя? - Она умерла еще в апреле, но перед смертью все рассказала сыну. Очевидно, поэтому он сюда и приехал. То ли для того, чтобы отомстить, то ли просто шантажировать. Но как вы могли познакомиться с его матерью, Александрой Аркадьевной? - Случилось это летом, в тот самый вечер, когда Петр вернулся домой. На радостях отец отправил меня в сельпо за водкой и за вином. В то время магазин у нас находился на самой окраине села, так что ходила я не меньше получаса, а когда вернулась, то заметила, как возле окна, в кустах сирени, кто-то прячется. Я никогда не была женщиной робкого десятка, да и силушкой Бог не обидел. В два прыжка я очутилась возле тех кустов и одним движением руки выдернула его за волосы. Он даже не пикнул, настолько был напуган. - Чего ты здесь высматриваешь? - строго спросила я и тряхнула его за грудки. И только тогда поняла, что никакой это не мужик, а самая настоящая баба, которая тут же разревелась. - Отпустите меня, я ничего плохого не делаю, - размазывая слезы по грязным щекам, жалко всхлипывала она. - Отпустите, и я тотчас же уеду. - Нет, милая, так не пойдет! - прикрикнула я, цепко держа свою пленницу. - Сейчас мы пойдем в избу, и ты нам все расскажешь. - Только не туда, только не к нему. Едва слышно она молила меня широко раскрытыми, наполненными ужасом глазами. - А кого это ты так боишься? Уж не моего ли брата? - Да, я боюсь его, потому что он убийца, - торопливо шептала она. - Он и меня убьет, как убил тех, ни в чем не повинных, людей и моего мужа. - Э-э-э, бабонька, да ты сумасшедшая, - сказала я и потащила ее в избу. Упиралась и всхлипывала она так жалобно, что я решила выслушать ее историю наедине. Затащила ее в баню, где только недавно мылся Петр, и там при слабом свете керосиновой лампы она поведала мне свою историю. Я не знала, что делать. Верить в ее рассказ не хотелось, но уж больно правдиво все выглядело. И я решилась оставить ее у нас до полного выяснения. Отняла у нее верхнюю одежду и деньги, дала кусок хлеба с огурцами и закрыла в дальнем погребе, которым мы давно не пользовались, а потом как ни в чем не бывало зашла в избу. - Где тебя черти носили? - тут же набросился на меня отец. - Не ругай ее, батя, - оскалился Петр. - Ночки нынче темные, а кавалеры жаркие. Живи, Катюха! Жизнь дается только один раз, и надо получить от нее все сполна. А баба ты еще в самом соку. Принаряжу тебя, зубы золотые вставлю, и будешь ты у меня первой невестой на деревне. Гляди, что я тебе привез! Бахвалясь, он вытаскивал из чемоданов платки и кофточки, а в конце достал картонную коробочку из-под шашек, доверху наполненную зубными коронками и мостами. Одного моего взгляда было достаточно, чтобы понять, откуда это золото и каким способом снималось с живых людей или трупов. Я все поняла и сразу поверила той женщине. Вскрикнув, тогда я в первый и последний раз упала в обморок. - Это она от радости, - влив в меня стопку водки, успокаивал маму отец. - Не всякой сеструхе родной брат такие богатства привозит. - Подонок, мародер! - очнувшись, заорала я благим матом. - Известно, откуда и как берутся такие коронки. Убирайся вон из нашего дома, стервятник ты, падальщик. - Это откуда же тебе известно? - белея, склонился он надо мной. - Это откуда же ты все знаешь? Может быть, сорока на хвосте принесла? - И так видно, - вспомнив про свою пленницу, вовремя одумалась я. Посмотри внимательней сам. Эти золотые зубы варварски сдирали или отверткой, или отламывали кусачками. - А, ты про это, - облегченно рассмеялся он. - Ну так не я ведь их отламывал. Что мне предложили, то я и купил, а рассматривать все в подробностях у меня не было времени. Так что успокойся, Катюха, и давай к столу, тебя одну ждем. С трудом себя переборов, я села к столу, моля Бога только об одном чтобы даже на секунду не встретиться с ним взглядом. Просидев под этой пыткой больше часа, я, сославшись на головную боль, вышла в огород, открыла погреб, спустилась к своей пленнице и там по-настоящему разревелась. На следующую ночь, под утро, я собрала все свои накопления, увязала узелок с едой и проводила Александру Аркадьевну до деревенской околицы. С каждым разом, когда Петр напивался и начинал бахвалиться своими доблестями, я узнавала о нем все больше и больше. Жить с ним под одной крышей становилось невыносимо. Матери его россказни тоже выворачивали душу, и только Светка c отцом слушали его с удовольствием. К осени я просто не могла его видеть. Я наняла мужиков, и за месяц они поставили сруб, маленький домик, который вы сейчас видите. К зиме вместе с мамой мы довели его до ума и здесь поселились, стараясь как можно реже видеть его ненавистную рожу. Его мечта была устроиться участковым, и он больше полугода обивал пороги в районной милиции, но слава богу, ему это не удалось. То ли они сами поняли, что за гусь просится к ним на работу, то ли подействовало мое анонимное письмо, которое я тайно туда отправила. Нашу с мамой ненависть он конечно же чувствовал, злился и ругался, но поделать ничего не мог. Ему оставалось два пути: или самому строить себе дом где-нибудь подальше от нас, или жениться во второй раз и перейти жить к жене. В пятьдесят седьмом он так и сделал, взял в жены Малышеву Галку, бабенку хоть и некрасивую, но безобидную и веселую. В пятьдесят восьмом она родила ему сына Генку. Мы подумали, что наконец-то он образумится и поведет человеческий образ жизни. Мама даже стала иногда к ним захаживать. Но, как говорится, сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит. Генке еще не исполнилось и трех годков, как он стал Галку поколачивать. То ему не так, это ему не эдак. Годы шли, а он вместо того, чтобы добреть и входить в разум, зверел все больше и больше. Несчастную Галку теперь колотил почти каждый день, и почти каждый день она, ища защиты, вместе с сыном прибегала к нам домой. Сколько раз я прятала их в подполе, и не упомню. А в одно прекрасное утро, когда он проснулся, то колотить ему было уже некого. Галка ночью повесилась в сенях. - Он что же, в то время сильно пил? - Если бы так, то это еще можно было понять, - вытащив папиросу, вздохнула бабка. - Он мало пьет, да и то по праздникам. Просто вырос в нашей семье вот такой зверь, а почему, никто не знает. Остальные люди как люди, а этот словно вепрь лесной. Наверное, специфика работы сделала его жестоким, а скорее всего, таким он и уродился. После того как повесилась Галка, от него отвернулась вся деревня, а он озлобился еще больше, будто что-то кому-то хотел доказать. Начал возводить себе каменный дом, и, наверное, построил бы, потому как стройматериалы уже завез, но тут помешала милиция. В один прекрасный день к его дому подкатил "воронок", и его спросили: "А на какие шиши вы, товарищ Арбузов, собираетесь строить такие палаты?" Уж не знаю, как он отбрехался, но стройку прекратил, а стройматериалы за полцены купил совхоз. Так он и жил вплоть до начала перестройки, до восьмидесятых годов. Толком нигде не работал, но деньги, и немалые, имел всегда. Генку воспитывала Светлана, и за это он ее кормил, одевал, да еще и так давал денег. Дорогие подарки, начиная с магнитофонов, велосипедов и золотых украшений, он дарил ей начиная с десяти лет. Именно с его помощью она закончила педагогический институт и получила высшее образование. В этом же институте в восьмидесятом году получил диплом и Генка. После этого они уехали, и больше я его не видела. - А откуда же вам известен его адрес? - протягивая к ее папиросе зажигалку, спросил я. - Или вы ведете переписку? - Еще чего не хватало, - поблагодарив меня кивком, возмутилась старуха. - Я бы их сожгла не читая. Получилось по-другому. Лет пять назад ко мне неожиданно пожаловала Светка. Захлебываясь от восторга, она рассказала, какой у нее чудесный двухэтажный флигель на самом берегу Волги и сколько породистых собак она продает каждый месяц. - Ну и живите себе на здоровье, - помнится, буркнула я. - Разводи своих щенков и кобелей, а здесь вам делать нечего. - Так я ж к тебе не просто так приехала, - обиделась она. - Завтра у Петра юбилей. Семьдесят пять лет, и он бы хотел, чтобы и ты на нем присутствовала. Он говорит, что хватит смотреть друг на друга волками, хоть перед смертью надо помириться. Я на машине, так что собирайся, Катерина, бери Любу, и поехали. Ну она у меня и поехала, под зад коленом, да поверх калитки, однако на прощание все-таки успела оставить адрес. Хотела я его выбросить, да Любка не дала. Мало ли что, говорит, вдруг ты у меня помрешь, а у меня денег ни копейки, хоть у Светки перезайму. Так адрес у нее и хранится, и зачем только мы его дали тому мужику? Грех на мне. - Не переживайте, возможно, все не так плохо, и мы можем вовремя успеть, надо бы только поторопиться. Вы знаете, зачем нам нужен его адрес, поэтому, будьте так добры, сообщите его поскорее. - Как знаете. За домом отдыха "Голубая протока" начинается грунтовая дорога, ведущая к Волге. Она упирается в крутой берег, на котором и стоит особняк моего паршивого братца. По крайней мере, так было пять лет назад, когда приезжала Светка. Да хранит вас Бог! * * * Проделав обратный путь, мы пересекли весь город, миновали зону отдыха и выехали за городскую черту. Километров через пять показался дом отдыха "Голубая протока". Обогнув его с правой стороны, мы выскочили на грунтовую дорогу, бегущую параллельно каналу, наполненному наичистейшей прозрачной водой. - Искупаться бы, - автоматически почесывая под мышками, пробубнил Макс. - Погоди немного, в морге нас искупают, - лаконично ответил я. - Что-то не нравится мне эта удаленность нашего замка, не говоря уже о полном безлюдье. - Почему же безлюдье? - возразил Макс. - Вон три коровы пасутся. Двухэтажный, красного кирпича дом показался издали, но ехать до него нам пришлось еще не меньше километра, значит, от основной трассы он отстоял примерно километра на четыре. Хорошенькое дело! Ежели пешком ежедневно проделывать такие расстояния, то недолго и спортсменом стать. Адресная ориентировка Екатерины Геннадьевны оказалась на удивление точной. Грунтовая дорога упиралась не куда-нибудь, а именно в высокие металлические ворота особняка. Только слева, не доходя до ворот нескольких десятков метров, она раздваивалась, и это ответвление довольно полого уходило вниз к реке. Мы подъехали вплотную к массивным металлическим воротам и вышли из машины. Площадь, занятая под усадьбу, была никак не меньше гектара, к тому же добросовестно и аккуратно обнесена трехметровым бетонным забором. Нарочито не глядя на дом, вроде бы он нас и не интересовал, мы прогулочным шагом пошли вдоль забора, надеясь найти хоть малейший изъян в его твердыне. По бокам и на углах этого квадрата не было даже малейшего намека на щель, зато в заднюю стену бастиона, выходящую на самый край круто падающего берега, была вмонтирована небольшая, но, судя по всему, надежная калитка. Прямо от нее начинались металлические ступеньки с перилами, сбегающими до самой воды. Параллельно им в воду падал довольно глубокий бетонный желоб. - Для чего он? - удивился Макс. - Для того чтобы спускать в Волгу всякое дерьмо вроде нас с тобой, скривился я и с отвращением сплюнул в желоб. - Возможно, что совсем недавно этот путь в вечность испробовал твой знакомый Алексей Синицкий. А если мы с тобой будем очень любознательны, то не исключено, что с грузиком на шее по этому желобку с ведерком прокатимся на собственных ягодицах и мы. - Типун тебе на язык, Иваныч. - Вполне солидарен с тобой, но будем считать, что внешняя сторона обследования закончена, и теперь займемся внутренностями. Вернувшись к глухим воротам, я нажал кнопку звонка и прислушался. - Кто вы такие и что вам нужно? - почти тотчас прямо в ухо через динамик спросил меня громкий женский голос. - Мы ищем одного человека, - вместо меня ответил Макс, - Алексея Синицкого, а я его близкий родственник. - Нет у нас никакого Алексея Синицкого, - сердито ответил динамик. Нет и никогда не было. Так что проваливайте подобру-поздорову. - Но по нашим сведениям, он ехал именно к вам. Это ведь дом Арбузовых? - Арбузовых, Арбузовых. Только никакого Синицкого у нас нет. - Что ж, я вас понял, - грустно ответил Макс. - Тогда сделаем так. Никуда не уходите, ждите нас через пару часов с милицией. До встречи. - Подождите, - разволновался голос. - Я к вам сейчас выйду. Не прошло и минуты, как загрохотали тяжелые затворы, защелкали тугие замки и в правой створке ворот открылась малоприметная калитка. Пропустив высокую рыжеволосую женщину лет пятидесяти, она тут же захлопнулась. В домашнем халате и шлепанцах, все равно она казалась привлекательной. - Так что вы хотели? - улыбнулась она, показывая ряд золотых коронок, после чего нетрудно было догадаться, что мы имеем счастье видеть перед собой сестру Петра и Катерины Геннадьевны. - Мы хотели бы видеть Алексея Синицкого, - исподлобья глядя на женщину, тяжело ответил Ухов. - Но вы нас обманываете, утверждая, что такого не знаете, и мне придется повториться. Через пару часов мы приедем с милицией. - Ну зачем же сразу с милицией, - опять показала золотые коронки Светлана. - Вы извините, но я подзабыла. Действительно, в мае месяце к нам устроился дворником этот человек, однако он оказался нечист на руку, и нам через несколько дней пришлось его уволить. Видите, как просто открывается ларчик. А то, что я о нем забыла, так оно простительно, ведь я видела его всего несколько раз. Сейчас даже не помню, как он выглядит. - Это все, что вы можете сказать? - К сожалению, это все, что я о нем знаю. - Представьтесь, пожалуйста... - Светлана Геннадьевна Арбузова, сестра хозяина этого дома. - Можно пройти внутрь? Нам бы хотелось поговорить с самим хозяином. - Это исключено, они на работе, и дома никого нет. Вы извините, но и мне пора ехать на рынок за продуктами. С этими словами она змеей проскользнула в калитку, и серия замочных щелчков сказала нам, что аудиенция закончена. - Суровая женщина, - задумчиво заметил я. - И к тому же лгунья. - Почему ты так думаешь, Иваныч? - А по-твоему, восьмидесятилетий старик, ее брат, все еще в состоянии ходить на работу? Не знаю, как ты, но я в этом сильно сомневаюсь. - Твои сомнения можем проверить. Дождемся, когда она уедет на рынок, и спокойно осмотрим эту крепость. - Если она вообще куда-нибудь поедет. Ладно, давай отгоним машину под откос и некоторое время понаблюдаем за домом. Дорога, что ответвлялась и спускалась вниз, очень скоро привела нас на узкую песчаную полоску пляжа. Несмотря на самый пик жары, народу на этом самобытном пляже собралось достаточно много, и наше появление радости никому не принесло. Кое-как втиснув машину между стареньким "жигуленком" и поваленным деревом, мы поднялись назад и капитально замаскировались в кустарнике в пятидесяти метрах от ворот негостеприимного дома. Минут через десять ворота автоматически открылись, и оттуда стремительно выехала белая "шестерка", за рулем которой мы ясно разглядели рыжую Светлану. Не успела она отъехать и нескольких метров, как ворота сами собой захлопнулись. - Похоже, хоть в этом она нас не обманула, - победоносно объявил Макс. - Поехала на рынок за продуктами. - То, что она уехала, - это факт, но вот на рынок ли она покатила, тут большой вопрос, - недоверчиво покачал я головой. - Возможно, что мы просто ее спугнули и она поехала докладывать о нашем визите своим хозяевам. - Как бы то ни было, но дома сейчас никого нет, и мы можем попробовать в него проникнуть, - поднимаясь из кустарника, решил Макс. - Пойдем, Иваныч, ты упрешься в забор, а я по твоей спине залезу наверх - Сомневаюсь, что это правильное решение, - повинуясь Максу, пожал я плечами. Тяжелой гориллой он вскарабкался по моей спине и не спеша стал осматривать двор, совершенно не делясь со мной своими впечатлениями. Выстрел, неожиданный и хлесткий, как удар бича, на мгновение парализовал меня. Обливаясь кровью, Макс упал ничком и неподвижно застыл у моих ног. Сначала я подумал, что он мертв, поскольку из его затылка тугой пульсирующей струйкой била кровь. Не теряя ни минуты, я разгреб на ране волосы и, удостоверившись, что череп цел, а поражена только кожа, приложил к ране относительно чистый носовой платок. Потом порвал рубашку на ровные полосы и перемотал ими всю максовскую образину, начиная с затылка и заканчивая подбородком. Когда эта часть работы была выполнена, я оттащил его в кусты и привел в чувство. - Где я? - вращая мутными глазами, хрипло спросил он. - На полпути к раю. Молчи, все нормально. Лежи спокойно, сейчас я подгоню машину. И не вздумай высовывать из кустов свой любопытный нос. Следующая пуля может быть не так снисходительна к твоей глупости. Подогнав машину, я со всеми почестями и осторожностями усадил раненого на заднее сиденье и плавно тронулся в обратный бесславный путь. - Ну и что ты там увидел, Макс? Или ничегошеньки не помнишь? - Да нет, кое-что начинаю вспоминать, - вяло ответил он. - Довольно большой двор, почти целиком покрытый мраморной плиткой. В центре цветочная клумба, из нее вроде как растет фонтан, но сейчас он не работает. По периметру забора, под стенами, ухоженные газоны примерно пятиметровой ширины. Прямо по центру стоит дом, но он не двух-, а трехэтажный. Точнее, первый этаж сделан типа полуподвала. Именно оттуда и стрелял тот подлец. Стрелял, кажется, из карабина, но это я увидел в самое последнее мгновение, до этого он просто пялился на меня. - Ты его запомнил? Можешь его описать? - Попробую. Лысый старик с бычьей шеей. Крупный нос картошкой и обвислые, дряблые щеки. После того как ты убежал за машиной, он вышел из ворот с револьвером в руках и начал искать мой труп, и, наверное, вскоре меня бы нашел, но, услышав, как ты подъезжаешь, словно сурок юркнул за ворота. Куда мы едем? - К нам домой. Милка наложит скобы и сделает тебе более квалифицированную повязку. Что еще тебе удалось увидеть? - Что еще? Фронтальная часть дома огромна. Не меньше двадцати пяти метров, а с боков к ней примыкают всевозможные строения и даже клетки с каким-то зверьем. Наверняка он держит Лешку в одном из таких боксов. - Как туда можно пробраться? Есть ли внутри что-то подходящее? - Об этом я пока не думал, но на первый взгляд ничего такого там нет. Впрочем, мне нужно хорошенько все вспомнить и подумать. * * * - "Голова обвязана, кровь на рукаве..." - завидев нас, изумленно вскинул брови и пропел тесть. - Однако впечатляюще! Где вас носило? Уж не в Чечне ли вы побывали? - Почти что, - хмуро ответил я. - Где Милка? Требуется ее помощь. - Моя дочь пошла в магазин, чтобы купить любимому папочке портвейн. Но она скоро должна вернуться, так что не стесняйтесь, разувайтесь, располагайтесь и будьте как дома. Пока мы ее ждем, вы мне поведайте о вашем недельном путешествии, а особенно о сегодняшних приключениях. За это я обязуюсь рассказать вам о тех ужасах, что творятся в доме Веры Григорьевны Кравчук. Пройдемте ко мне в кабинет. С самого начала нашего рассказа тесть открыл рот от удивления и в таком неудобном положении просидел не меньше часа, все то время, пока мы излагали свою историю. Давно пришла Милка, и пора было пить портвейн да перевязывать Макса, но полковник как будто этого и не замечал. - Ну и дела, доложу я вам! - воскликнул он, когда я поставил точку. - Я бы и во сне такого не придумал. Значит, говорите, проселочная дорога начинается за домом отдыха "Голубая протока"? - Именно так, - удивился я его непонятливости. - Но почему это вас так заинтересовало? - Открой средний ящик письменного стола и достань два листа, лежащие сверху. Мало что понимая, я выполнил приказ и вытянул два плотных белых листа с карандашными набросками. На первом был изображен какой-то неприятный, незнакомый мне тип, и я равнодушно отложил его в сторону. Зато второй лист буквально поверг меня в шок. Это был план. Дом отдыха "Голубая протока", водоканал и грунтовая, параллельно идущая дорога, которая упиралась в особняк, где совсем недавно Макс чуть было не лишился жизни. - Где вы это взяли? - довольно грубо спросил я. - Макс, посмотри. Но Максу было не до меня. Он, как баран на новые ворота, уставился на карандашный набросок незнакомого мне мерзкого типа. - Что с тобой? - тряхнул я его за плечо. - Ничего, - хрипло ответил он. - Просто тихо схожу с ума. Это та самая рожа, которая сегодня в меня стреляла, а потом он бегал вокруг, чтобы прикончить меня контрольным выстрелом. Откуда это у вас, Алексей Николаевич? - Пойдемте за стол, за ужином я вам все расскажу, но сначала Милка займется тобой. Все-таки ранение в голову - это не шутка, и я боюсь, как бы тебе не пришлось ехать в больницу. К сожалению, он оказался прав. Отлепив при помощи перекиси мой импровизированный тампон, Милка только покачала головой и развела руками: - Нет, мальчики, вы уж извините, но здесь я вам ничем помочь не могу. Во-первых, скобки на темени держаться не будут, нужно шить, а во-вторых, и это самое главное, необходимо сделать снимок черепа. Хотите, я отвезу его сама? У меня здесь знакомый травматолог, он не будет задавать лишних вопросов. Только ему надобно купить пару бутылок хорошего коньяка и коробку конфет для жены. Думаю, что за час мы управимся. Вас это устраивает? - Конечно, если другого выхода нет, - за всех решил тесть. - Хорошо, я поеду, - грустно согласился Макс. - Но только вы уж меня подождите, мне тоже чертовски интересно знать, каким образом у вас оказались эти зарисовки. Вернулись они через час с чем-то, и за это время мы с тестем не обмолвились и словом. Просто молча сидели и пялились в телевизор. - Все в порядке, - на правах опекунши с порога заявила Милка. Сотрясение мозга, но черепушка цела. Наложили четыре шва и велели сегодня водку не пить. - Ничего страшного, - усаживаясь за стол, заверил Макс, - я и лимонадом обойдусь. - Ну тогда за твое здоровье, - чокнувшись, выпили мы с тестем. - Пусть и впредь пути не касаются твоих жизненно важных органов. - Спасибо, Алексей Николаевич, - смутившись красной девицей, ответил Макс. - Но я хотел бы перейти к делу. - Уже перехожу, - обсасывая куриную лапку, ответил тесть. - Итак, вчера утром, часов в восемь, к нам пожаловала моя новая знакомая, Вера Григорьевна Кравчук. Думая, что это уборщица пришла просить ведро воды, я открыл дверь как был, то есть в трусах. Конечно же делать этого не следует даже в том случае, если открываешь уборщице, а уж симпатичной статной даме и подавно. Естественно, я здорово смутился и не нашел ничего лучшего, как, приплясывая перед ней в исподнем, несколько минут извиняться. Однако ни мой вид, ни мои извинения не произвели на нее никакого впечатления. Казалось, она ничего этого не видела и не слышала. До такой степени была перепугана, бедняжка, что я всерьез встревожился за ее разум. Проводив в комнату, я оставил ее на несколько минут одну, чтобы одеться и привести себя в божеский вид. Каково же было мое удивление, когда я вернулся к ней в комнату! Казалось, за эти пять минут, что я отсутствовал, она ни разу не моргнула глазом и не дрогнула ни единым мускулом. Ну а дальше я вам ничего рассказывать не буду, потому как весь наш диалог записал на пленку. Это даст вам возможность глубже понять ее шоковое состояние и ту причину, что привела ее ко мне в восемь часов утра. * * * " - Вера Григорьевна, что с вами? - встревоженно прогудел диктофон голосом тестя. - Господи, да очнитесь же вы! Сейчас я дам вам рюмку водки. - Давайте, - неживым, равнодушным голосом согласилась Кравчук. - Ну вот и славно, вот и чудесно! - после перезвона рюмок проворковал тесть. - Через несколько минут, я ручаюсь, вам станет лучше. А пока присядьте в кресло или на диван, ни о чем не думайте, и скоро вас отпустит. - Да, я присяду, - тем же безжизненным тоном ответила женщина и, судя по всему, шлепнулась на диван. - И думать я ни о чем не буду, а то вообще сойду с ума. - Вот поэтому-то я и советую вам расслабиться. Выпейте еще рюмочку, а когда опьянеете, все мне расскажете. Так вам будет легче. - Вы правы, налейте, пожалуй, еще одну". Послышался судорожный глоток, который сменился кашлем, а немного погодя голос Веры Григорьевны, уже немного окрепший, объявил: " - Спасибо, Алексей Николаевич, мне гораздо лучше. Из вас бы действительно мог получиться отличный психиатр. - Безусловно, - довольный своей работой, загугукал полковник. - Тем более у меня свои, отличные от всех методы. Но, дорогая Вера Григорьевна, давайте перейдем к делу, как я понял по вашему состоянию, оно не пустячное. - Да, я была у вас в предыдущее воскресенье, то есть неделю назад. Сегодня опять воскресенье, восемь часов утра, - стараясь сосредоточиться, уточнила она время. - За ту неделю, что меня у вас не было, у нас в доме произошел ряд странных, если не сказать жутких, явлений. Я постараюсь излагать подробно и в той последовательности, как все происходило. Если вам станет что-то непонятно, то возвращайте меня назад к тому или иному моменту. - Можете не сомневаться, Вера Григорьевна. Я весь внимание. - Первый эпизод, показавшийся мне не совсем обычным, произошел уже в воскресенье, после того как я вернулась от вас домой. В столовой пили вино и веселились сын мужа, Геннадий Петрович, его супруга, Ольга Федоровна, и их сын Олег. Сам по себе этот факт неприятен, старик умер совсем недавно, но не в этом дело. Во главе стола сидела и заправляла всей компанией сестра старика, Светлана Геннадьевна, хотя раньше, как я уже говорила, заходила она в наш дом крайне редко. А тут сидит, хохочет и говорит всякие сальности в отношении своего умершего брата. И эти сальности со вкусом подхватывают и повторяют остальные, включая сына. Но не это повергло меня в шок и заставило вскрикнуть. На стене, над телевизором, висел портрет Петра Геннадьевича большого формата. Ранее он лежал у нас среди других фотографий, а в то воскресенье неожиданно появился на стене. К нему была приклеена огромная борода и шевелюра, очень похожая на ту, что носил наш недавний неожиданный гость. Но оказалось, что это еще полбеды, страшным было другое. Они словно сошли с ума, у каждого изо рта торчала стеклянная трубочка, которую они заряжали кусочками жеваной бумаги и плевали ею в портрет. - А-а-а, вдовушка пришла! - увидев меня, пьяно захохотала Светлана. Со случки вернулась, сука потасканная. Ну, садись за стол, будем вместе праздновать смерть старого козла. Подох ненавистный старец. Представляю, каково тебе было с ним в постели! И на что только не пойдешь из-за денег! Ты и под ишака ляжешь, не то что под старца. Ну теперь хоть вздохнешь свободно. Садись, шалава, и выпей за то, что наконец-то отмучилась. Да не криви рожу, ты небось готова была своими руками его удавить сразу же после того, как он написал завещание. Такие или примерно такие жуткие оскорбления сыпались на меня градом, а я стояла и молчала, не имея сил шевельнуть даже пальцем. А когда ее гнусности начали иссякать, то на помощь ей пришел наркоман Олег. На меня посыпался такой отборный мат, которого я не слышала даже от своего бывшего мужа-алкоголика. Сама не помню, как я потеряла сознание, а очнулась уже вечером на полу. Первой моей мыслью было то, что я просто спала и видела кошмарный сон, но, осмотревшись, поняла, что это не так. Стол был завален грудой грязной посуды, а над телевизором висел весь заплеванный портрет старика. И еще на столе лежал лист бумаги, на котором чьей-то небрежной рукой было нацарапано. "Шлюха, помой посуду и приберись в комнате, если не хочешь, чтобы тебя, как паскудную сучонку, вышвырнули из дома этой же ночью". От тоски и унижения мне хотелось выть. Однако, зная крутой нрав Геннадия Петровича, я с трудом себя сдержала и, собрав грязную посуду, побрела на кухню. Ему ничего не стоило отвезти и выкинуть меня ночью в чистом поле подальше от города. Помыв посуду, я так же покорно прибрала в комнате, отчистила портрет своего мужа от плевков и запрятала его глубоко в шифоньер. А потом без сил повалилась на кровать. В полубреду я провела ту воскресную ночь. Необходимо было что-то срочно предпринимать, потому как жить дальше в такой атмосфере, в которую мне пришлось вчера окунуться, было подобно смерти. Я понимала, что, так или иначе, если не со света, то из дома-то они меня обязательно выживут или просто, отобрав последнее, вышвырнут, как шелудивого котенка. Утром, дождавшись, когда все уедут из дому, я вытащила пакет с документами о наследовании и поехала к тому самому нотариусу, что когда-то оформлял мое наследство. Встретил он меня как родную дочь, потирал руки, похихикивал и заверял, что конечно же поможет организовать мне размен дома. Дура, я ему поверила. Растаяла и чуть было не заплакала ему в жилетку. - Не надо плакать, деточка, - поглаживая мои волосы, улыбался он. - Все будет как надо. У Гриценко проколов не случается. Давайте-ка сюда все ваши документы, я должен внимательно их посмотреть, а завтра в это же время жду вас у себя в офисе. Тогда-то мы с вами и обсудим все более предметно и конкретно. Боже мой, какая же я дура, я отдала ему все документы! Все, начиная от паспорта и кончая самим завещанием, и при этом не взяла с него даже вшивой расписки. Наутро, переполненная радостью и надеждами, я явилась к нему в контору к самому ее открытию и прямо с порога, улыбаясь во весь рот, пропела: - Доброе утро, дорогой Анатолий Игнатьевич! Как наши дела? Надеюсь, что все в полном порядке? - Здравствуйте, - посмотрев на меня как на дуру, сухо ответил он. - Вы, вероятно, с кем-то меня перепутали. Я вижу вас впервые. Что вам нужно? - Анатолий Игнатьевич, так ведь я у вас вчера была, - думая, что это обычный старческий склероз, попыталась напомнить я о себе. - Я Вера Григорьевна Кравчук. - Никогда не слышал такой фамилии. Извольте сейчас же объяснить, что вы от меня хотите, или немедленно убирайтесь, у меня много работы. - Но как же так? - чувствуя, как пол уходит из-под моих ног, прошептала я. - Вчера утром я принесла вам целую кипу документов на наследование одной трети дома умершего мужа, Петра Геннадьевича Арбузова, а сегодня вы бесстыдно мне говорите, что такого не было. - Полная чушь! Женщина, вы либо больны и вам необходимо вызвать психиатрическую бригаду, либо отъявленная аферистка, и тогда я вызываю наряд милиции. А пока этого не случилось, немедленно покиньте кабинет. Он тут же вызвал охранника, который в полном смысле этого слова вышвырнул меня на грязный асфальт тротуара. Взвыв волчицей, я на карачках доползла до первой скамейки и, усевшись там, застыла, окаменела от безысходности ситуации. Сколько я так просидела, не знаю. Помню только, когда наступил вечер, я очнулась на какое-то мгновение и открыла пачку сигарет. Она оказалась совершенно нетронутой, значит, за все это время, за весь день я ни разу не закурила, в то время как обычно я высаживаю больше пачки. Не знаю, как я дотащилась до машины, как умудрилась доехать на ней до чужого теперь дома, не знаю, как въехала во двор. Не помню, как поднялась на второй этаж и упала на кровать. Все остальное - один сплошной кошмар, бред, накрепко перекрученный действительными событиями, и отличить, разделить их теперь я просто не в состоянии. Начинаешь вспоминать вроде бы реальный факт, когда я ползла в ванную, чтобы напиться воды, а память тут же услужливо предлагает Светку, плюющую в меня слюнявыми шариками. Вообще, за те четыре дня, что я провела в беспамятстве, галлюцинации, как зрительные, так и слуховые, скучать мне не давали, а может, и не галлюцинации это были, кто их знает? Мне хорошо запомнилась такая картина: я лежу на кровати совершенно голая, красная и раскаленная, как печь, и прошу окружающих меня людей: - Сжальтесь надо мной, остудите мое тело, я ведь сгорю как спичка. - Как мы тебя остудим? - хихикая и корча рожи, спрашивает меня Светка. - Принесите из погреба лед и обложите меня льдом, - отвечаю я. - Нельзя, - хохочет она. - Еще воспаление легких получишь. - А так я сгорю, понимаете, сгорю, через полчаса от меня останется один пепел. - Вот и отлично, - отвечает Геннадий Петрович. - Развеем его по ветру, чтобы даже духу твоего здесь не было. Пойдемте отсюда, пусть поскорее подыхает. - Нет, Гена, так нельзя, не по-христиански. Да и в чем она виновата? вдруг вмешивается Светлана. - Вы как хотите, а я ей помогу. Лед не лед, а вот пластиковыми бутылками с холодной водой я ее обложу. - Не смей, тетка, - с угрожающе поднятыми кулаками вперед вышел ее племянник Олег. - На кой черт тебе это нужно? Мы стараемся, чтоб она скорее окочурилась, а ты! - Заткнись, наркота сопливая! - закричала на него Светлана. - Убирайся, и чтобы я тебя возле нее больше не видела. Все уходите! - Да что с тобой, Света? - удивился Геннадий Петрович. - Олег говорит дельные вещи. Она через пару часов уже подохнет, а ты опять хочешь резину тянуть. Ну почему ты такая? - Потому что я не вашего роду-племени, а если и живу рядом, то до сих пор не успела озвереть подобно вам. Убирайтесь, или я обо всем ему расскажу. - Нет уж, милая. Мы так не договаривались! - откуда-то из угла донесся мерзкий и скрипучий голос нотариуса. - Уж померла так померла. Похороним с почестями. Но назад ходу нет. Вы подумайте, что будет, если она оклемается и пойдет по инстанциям? Если вся наша затея откроется? Меня-то, старого дурака, просто дисквалифицируют и закроют контору, а вас ждет участь куда печальней. Потом меня опять окутало черное покрывало беспамятства, и только где-то далеко впереди я видела тоненький, но яркий луч света. Когда пришло облегчение, я тоже сказать не могу. Может быть, оно наступило через трое суток, а может быть, сразу. Я почувствовала, как мое тело начало постепенно остывать, а бред принял иные, какие-то более легкие формы. Пелена, закрывающая мой мозг, из черной превратилась в серую, и на ее фоне спиралью скручивались красные точки и стремительными ракетами улетали вдаль. Мне кто-то делал уколы, это я поняла в субботу утром, когда очнулась страшно ослабевшая, но здоровая. Уколы делали внутримышечные, это было видно по шишкам на плечах. Ничего внутривенного не вводили, и из этого я сделала вывод, что колол меня не врач, а дилетант. "Наверное, кто-то из своих, - вяло подумала я, вспоминая все, что произошло у нотариуса. - Спасли, а зачем? Зачем мне такая жизнь? Чтобы снова где-то пахать сутками, снимать нищенскую конуру и получать копеечную зарплату, которой порой не хватает даже на полмесяца. Проклятая жизнь. Поманила пальчиком, а потом отвесила смачную оплеуху. Не сегодня, так завтра меня прогонят, а куда я пойду без паспорта, без денег? Нет, почему без денег? Какие-то запасы у меня оставаться должны, выходит, не зря я старалась, откладывая зарплату домработницы на черный день. Вот она и пригодилась. По самым скромным подсчетам, там должно быть никак не меньше тридцати тысяч. Сумма очень даже приличная, а особенно в нынешней моей ситуации". Немного повеселев, я, качаясь, встала с кровати и поплелась к тайнику, чтобы проверить и пересчитать свое состояние, которое я собирала исключительно сотенными бумажками. Тайник, по моим понятиям, я устроила хитрый и надежный. В подвале старика, как и во всем доме, установлены радиаторы отопления. Все они были подключены к АГВ, все, кроме одной батареи. Она находилась в самом углу и всегда была холодная. То ли не хватило труб для ее подключения, то ли просто старику и без нее хватало тепла, не знаю, но батарея бездействовала, и я решила ее использовать в своих целях. Раз в месяц, после зарплаты, я спускалась в подвал и отвинчивала пробку этого радиатора. Нащупывала кончик капроновой веревки и осторожно вытаскивала на свет блестящую гирлянду. Она состояла из скрученных и обернутых в фольгу сторублевок. Скрутив очередной такой патрончик, я нанизывала его на шнурок и осторожно возвращала на место. Потом закручивала пробку и, вполне довольная собой, возвращалась в дом. Ту же самую операцию я хотела проделать и вчера, с той только разницей, что на этот раз моя гирлянда покинула бы подвал вместе со мной. В одной рубашке, цепляясь за перила, я кое-как сползла в подвал и, шатаясь, доковыляла до вожделенной батареи, но отвинтить заглушку, сколько я ни старалась, так и не смогла. Видимо, силы совсем оставили меня. Наконец меня осенило! Нужен обычный разводной или газовый ключ, чтобы разрешить все мои проблемы. На его поиски у меня ушло не меньше получаса, показавшегося мне вечностью. Но в конце концов ключ был найден и пробка откручена. Ужасно волнуясь, я запустила в отверстие пальцы и, нащупав желанный шнурок, осторожно его потянула. С самого начала я поняла, что случилась беда, уж больно легко шнурок выходил из батареи, а золотистые патрончики все не показывались. Вытащив всю веревку до конца, я несколько минут тупо на нее смотрела, словно не понимая, что на ней нет ни одного рулончика. Почему-то эта веревка показалась мне липкой, словно ее намылили, предлагая мне повеситься. А потом я заметила, что весь пол возле этой батареи усыпан золотистыми клочками фольги. Меня подло ограбили, бесстыдно обворовали. Украли то, что я заработала своими собственными руками. Казалось, сердце не выдержит и лопнет, как недавно лопнуло у моего старика. Я закричала, завыла протяжно и дико, как раненая волчица. Да, я рыдала и выла во весь голос, пока не посадила голосовые связки, а потом рухнула на пол и опять погрузилась в горячечный бред. Потом, через несколько часов, меня растормошила Ольга, случайно спустившаяся в подвал по своим делам. - Ну что с тобой опять? - довольно грубо спросила она. - Деньги... Деньги... Деньги, - только и могла я выговорить. - Всюду тебе, коза драная, деньги мерещатся, - брезгливо оттолкнула она меня к стене. - Вот что, дорогуша, собирай свои шмотки да сваливай завтра поутру. Сама понимаешь, больше тебе здесь ловить нечего. Я для тебя сделала все, что могла. - Спасибо за доброту. А уйти я и сама собиралась, - ответила я, размазывая грязные слезы. - Но деньги, мои заработанные деньги, которые я копила пять лет, их кто-то бессовестно украл. - Что? - возмутилась она на первых порах. - Да как ты смеешь говорить мне такое? Нахалка и лгунья, кроме тебя, в нашем доме нет воров. Я сейчас же позову сюда Олега, и он как следует тебя отделает. - Это вы можете, - зло ответила я. - Это у вас в порядке вещей. Можете даже забить до смерти, но деньги-то все равно своровали вы. Посторонних в доме не было. - Как ты можешь доказать, что они у тебя были? И откуда они взялись? замахнувшись, завизжала она. - Говори откуда, шлюха подзаборная. - Половину того, что мне платил Петр Геннадьевич, как горничной, кухарке и прачке, я прятала в этом радиаторе, - указав на пустое отверстие, вновь разревелась я. - Еще месяц назад, они были на месте, а теперь осталась одна веревка. - Этого тебе будет достаточно, чтобы повеситься, - с наслаждением расхохоталась она, но вдруг, побледнев, уставилась в одну точку и схватилась за сердце. - Вам плохо? - встревожилась я. - Может быть вызвать врача? - Не надо, - передохнув, улыбнулась она и похлопала меня по плечу. Ладно, Вера, не плачь. Что-нибудь придумаем. Сколько денег там у тебя было? - Тысяч тридцать, не меньше. - Ого, - неприятно удивилась она. - А не многовато ли? - А вы посчитайте, сколько я у вас прожила и какую сумму вы мне платили ежемесячно. Пять лет по три тысячи, всего получается сто восемьдесят тысяч, но там у меня лежало чуть больше тридцати тысяч. - А куда же делись остальные? - деловито спросила она. - Ты ведь жила на всем готовом, и одежду тебе покупал старик. - А черт его знает, куда они делись, - сама удивляясь такому обстоятельству, ответила я. - Наверное, по мелочам разошлись - бензин, кремы, пудра, разные дезодоранты. Вам ли не знать этого? - Да, ты права, - согласилась Ольга. - Но кто мог позариться на твои копейки? - Скорее всего, это сделал ваш сын, ведь вы прекрасно знаете, что он болен. Плотно сидит на игле. Наверняка у вас самих уже случались пропажи. - Да, но не тебе говорить о моем сыне, - разозлилась всепрощающая мамаша. - Сделаем так. Сейчас иди к себе в комнату, а через час я зайду и принесу деньги, но об этом никому ни слова. Завтра утром, это будет воскресенье, сделай так, чтобы к нашему пробуждению в этом доме не оставалось твоего следа. Ты даешь мне честное слово? - Да, - твердо ответила я, решив прежде всего всерьез заняться нотариусом, хотя бы затем, чтобы вернуть паспорт, потому что, кроме водительских прав и медицинского диплома, у меня ничего не осталось. - Ну и отлично, - с явным облегчением вздохнула Ольга. - Иди первой, а через час жди меня в своей комнате. Слово она свое сдержала, деньги, в сумме тридцати тысяч, принесла ровно в назначенное время. Пересчитав их, я кивнула, и она молча вышла из моей комнаты. Слава богу, душещипательного прощания не состоялось. Вытащив все свои старые сумки и чемоданы, я занялась сбором шмоток, а их за эти пять лет замужества накопилось предостаточно. Я не смогла уложить и одной трети, когда все мои сумки были наполнены до краев. Пришлось звонить все той же Ольге и просить еще какую-нибудь вместительную тару. - Хорошо, я сейчас зайду, - бесстрастно ответила она и буквально через пару минут притащила две огромные сумки, которыми обычно пользуется наш мелкий бизнес. - Пойдут? - швырнув сумки на пол, коротко спросила она. - Пойдут, - так же немногословно ответила я. - Я вам их обязательно верну. - Можешь оставить себе, - сухо ответила она. - Как и ту машину, которую тебе подарил старик. - Благодарю, но столь щедрых подарков я от вас не приму. - Как знаешь, - усмехнулась она. - Это старое корыто, на котором ты ездила, давно просится на свалку, так что можешь не считать этот подарок щедрым. Она ушла, а я вновь занялась своими тряпками. Упаковывала я их старательно и аккуратно, потому как не знала, когда еще я отыщу квартиру и найду им место в нормальном шифоньере. В общем, провозилась я до двух ночи, зато все мои шесть сумок были готовы и стояли вдоль стены, дожидаясь утреннего часа. Выезд из этого, ставшего мне враждебным, дома сама себе я назначила на семь утра. Итого в моем распоряжении оставалось пять часов. За это время я решила принять ванну, тщательно наложить макияж и сделать красивую прическу, чтобы появиться на улицах города в подобающем виде. Звонок внутреннего телефона раздался в тот момент, когда я направлялась в ванную. Несказанно удивившись, я подняла трубку, готовая получить новую порцию оскорблений, но трубка молчала, слышалось только чье-то тяжелое дыхание с едва заметной хрипотцой. Не знаю почему, но я испугалась до того, что на лбу выступил холодный пот. Именно так, с хрипотцой, дышал мой умерший старик. Бросив трубку, я упала в кресло и, стараясь унять нервную дрожь, крепко обняла себя за плечи. Просидела я таким образом минут десять, а потом, решив, что это очередные шутки Олега, отправилась в ванну. Я наполнила ее до краев, добавила туда пенистого шампуня и, раздевшись, с удовольствием погрузилась в воду. Не знаю почему, но дверь я оставила распахнутой настежь. Наверное, я стала бояться закрытого пространства, а может быть, вообще начала всего бояться. Так или иначе, но дверь в коридор оставалась открытой. Напротив же, в этом самом коридоре, стояло огромное зеркало, в котором я видела свое отражение и при желании, лежа в ванне, могла любоваться своим телом. Второе зеркало было вмонтировано в кафель прямо над ванной, и оно находилось под небольшим углом к зеркалу, стоящему в коридоре. Угол был настолько незначительный, что можно было видеть целую галерею голых тел, принадлежащих вашей покорной слуге, Вере Григорьевне Кравчук. Невольно улыбнувшись этому обстоятельству, я выдавила порцию шампуня себе на голову и с ожесточением начала его втирать в волосы. Глаза мои в этот момент, естественно, были закрыты. Открыла я их только через несколько минут, после того как смыла пену. Открыла и невольно вскрикнула от испуга, потому что в зеркале, укрепленном надо мной, я увидела рукав пижамы старика, из которого торчала рука. Уже чисто автоматически я резко повернулась к распахнутой двери. Там никого не было, зато в коридорном зеркале застыло отражение всего старика. Он стоял во весь рост и внимательно на меня смотрел. Скованная ужасом, я окаменела. Я должна была кричать, звать на помощь, но ничего такого у меня не получалось, из широко открытого рта вырывался какой-то тихий, шипящий свист. А потом случилось самое жуткое: старик вдруг зашевелился, снял очки, подмигнул мне правым глазом и приложил палец к губам. Больше я ничего не помню, потому что потеряла сознание. Очнулась я на полу возле ванны и сразу все вспомнила. Первым делом посмотрела в зеркала и, конечно, кроме собственного отражения, ничего не увидела. Часы в этот момент пробили два тридцать, и я поняла, что находилась в обмороке не больше пяти минут. "Ну девочка моя! Ну ты и даешь! У тебя начались самые настоящие галлюцинации, - сказала я сама себе. - Тебе и в самом деле не вредно обратиться к дяде психиатру. Если так пойдет и дальше, то мертвецы просто одолеют тебя". Вполне удовлетворенная таким объяснением, я поднялась с пола, и вдруг мерзкие мурашки опять поползли по моей коже. Мокрые следы от больших мужских ступней начинались от ванны и уходили в коридор и там, на ковровой дорожке, метров через пять обрывались. И этот факт уже никак не вписывался в область психиатрии. И еще, почему я, потеряв сознание в ванне, через несколько минут очнулась на полу? Не архангел же Гавриил меня оттуда вытащил. Постепенно, но уверенно мною начала овладевать паника. Кое-как взяв себя в руки, я молила только об одном: только бы не закричать. Только бы не разбудить дом. Как головою в омут, я вошла в свою комнату. Даже не протерев волосы, дико озираясь по сторонам, я натянула белье на мокрое тело и, напялив платье, со страхом выскользнула на полутемную лестничную площадку. Наплевав на принципы, я спустилась в гараж и выгнала свою "шестерку". К вашему дому я подъехала в три часа. Вот и все. - И не вошли в дом? Почему? - Во-первых, наносить визиты в три часа ночи как-то не принято, а во-вторых, мне нужно было время, чтобы успокоиться и хоть как-то привести свои мысли и волосы в порядок. Хотя бы себе самой объяснить и доказать, что все случившееся со мной не стопроцентный бред. Вот вы, наверное, не поверили ни одному моему слову, не поверили всей той галиматье, которую я только что вам рассказала. - Ну, знаете ли. Вера Григорьевна, у меня достаточно большая практика, в которой бывали истории позагадочней вашей. А в конечном итоге все оказывалось простым и понятным, как соленый огурец, - самодовольно выдал тесть. - Кстати, Вера Григорьевна, пойдемте-ка со мной на кухню. Я накормлю вас завтраком и попутно задам несколько вопросов. - Мне ничего не лезет в глотку, так что от завтрака я решительно отказываюсь, а вопросы можете задавать, я отвечу на них со всей правдивостью, на которую только способна моя нарушенная психика. - Тогда я сварю кофе, а вы тем временем подумайте и ответьте вот на какой вопрос: когда и как к вам приехал тот бородатый гость и как его принял старик? - Ну что, подумали? - через некоторое время, стукнув поднос об стол, где находился диктофон, спросил полковник. - Да, кое-что я вспомнила. Он приехал к нам на такси двадцать четвертого июня, за день до смерти старика. Приехал поздно вечером, когда мы уже поужинали и разошлись по комнатам. Старик и я сидели у него в кабинете, он о чем-то думал, а я просто смотрела телевизор. Звонок домофона раздался часов в одиннадцать. - Кто там? - вздрогнув, спросил муж. - Да я это, Пломбир, - весело ответил голос. - А ты, я слышу, жив, курилка! Ну и давай открывай ворота. Только сдается мне, что ты не рад гостю, а ведь четверть века не виделись, - ехидно заметил он, словно заметил, как побледнел старик. - Нет, почему же, Петруха гостям всегда рад, - пересилив себя, возразил муж, нажимая кнопку замка. - Ты заходи, там открыто. - Уже зашел, - ответил гость, и на экране монитора мы увидели массивную фигуру пришельца, замершего на середине двора и не знающего, куда идти дальше. Одет он был в черную майку и синие джинсы, а через плечо болталась небольшая сумка. - Мне пойти и встретить его? - спросила я старика. - Нет, я встречу его сам, а ты ложись и спи, время позднее. Следуя его приказу, я пошла в спальню. Она у нас примыкает к кабинету, а моя кровать стоит как раз у смежной стены. До глубокой ночи я слышала их ругань, которая то стихала, то возобновлялась с новой силой. Заснула уже под утро, а проснулась в полдень. Первым делом выглянула в окно, что выходит на задний дворик, и с удовлетворением отметила, что старики наконец-то нашли общий язык. Сидя в беседке, они мирно ворковали, а перед ними на столике стояла водка и всяческая закуска. Таким вот образом он к нам приехал и так был встречен моим стариком. А про его отъезд я вам уже говорила. - Да, я помню, - шумно прихлебывая кофе, согласился полковник. - Но мне бы хотелось знать больше. Что делали друзья-приятели остаток этого дня и весь следующий, вплоть до смерти вашего мужа? - Да ничего не делали. Гуляли, немного попивали и старались не попадаться нам на глаза. Ужинали отдельно в той же беседке. А утром следующего дня взяли с собой еду и спустились к Волге. Пробыли они там до самого обеда, а когда вернулись, то сразу разбрелись по комнатам. У мужа жутко разболелся зуб, и я даже хотела вызвать врача на дом, чтобы его выдрать, но он только отрицательно замотал головой и велел перевязать ему щеку и подбородок теплым платком. Потом закрылся в своей комнате и не выходил из нее до самого ужина. - А что в это время делал гость по кличке Пломбир? - Гость вылез во двор примерно в четыре часа и в сопровождении Светланы около часа рассматривал ее собак и щенков. Потом он опять поднялся в свою комнату, где и просидел до самого ужина. - Его комната и комната вашего мужа далеко друг от друга? - Вовсе нет, скорее наоборот, они находятся напротив через коридор. Как говорят, дверь в дверь. А это что-то значит? - Пока не знаю, но подумать стоит. В какой последовательности и в каком настроении вы в тот вечер садились к столу? - Первым, как всегда, приперся Олег - как наркоша, он постоянно хочет жрать. Я еще только расставляла тарелки, и на столе не было ничего съестного, а он уже сидел на своем месте в томительном ожидании. Потом подошли Геннадий Петрович и Ольга, но к тому времени я уже принесла салаты и холодные закуски. Оглядев стол и оставшись довольной, Ольга велела мне привести старика и гостя. - Вы выполнили ее приказание? - Конечно, сначала я проводила и усадила за стол Пломбира, а потом пригласила мужа. Помнится, я вам уже говорила, что по пути в столовую мы зашли в кабинет. Он хотел удостовериться в целости стенного сейфа. - И как часто он это проделывал? - Вообще-то этого за ним я никогда не замечала, но тут, когда в доме посторонний, всякое может случиться. - Как ваш муж вел себя за столом? Что рассказывал? Не жаловался ли на аппетит? - За все время он вообще не вымолвил ни слова и не съел ни одного кусочка. До такой степени у него болел зуб, да и повязка, которую я ему наложила, закрывала три четверти лица. - В таком случае зачем он вообще вышел к столу? - Наверное, исключительно ради гостя. - А как вел себя за столом гость? - Естественно, как и хозяин, он тоже молчал, правда, в отличие от старика, ел он много и со вкусом. Жрал так, что челюсти трещали. - Как был одет ваш муж и в чем вышел к ужину гость? - Пломбир был в том, в чем приехал. Черная трикотажная майка и синие джинсы и конечно же его неизменная сумка через плечо, а старик, как всегда, облачился в одну из своих просторных многочисленных пижам. Простите, но я пока не могу уловить суть ваших вопросов. На что они нацелены? - Это просто замечательно. Пока вам это знать не обязательно, настолько авторитетно и важно заявил полковник, что я невольно усмехнулся. Вера Григорьевна, - продолжал тем временем тесть, - теперь мы переходим к наиболее важной и значимой части этой истории, поэтому я попрошу вас будьте предельно внимательны и точны, отвечая на мои вопросы. - Хорошо, я попробую сосредоточиться, - боязливо пообещала вдова. - Вопрос первый. В каком порядке вы сидели за столом? - Ну, это нетрудно. Я начну от выхода на кухню и буду двигаться по часовой стрелке. Итак, по торцу стола, что смотрит на кухню, естественно, как повариха, сидела я, далее, слева от меня по длинной стороне расположился гость, а слева от него находился Геннадий Петрович. В дальнем торце восседала Ольга, слева от нее Олег, а за ним, по мою правую руку, сидел муж. Вам ясна картинка? - Вполне, благодарю вас, а теперь вопрос второй. Что вы успели увидеть в столовой, когда поднимались по лестнице с жареным гусем? - Лестница состоит из одного пролета, и она довольно длинная и крутая. Высота первого этажа почти четыре метра, так что нужно преодолеть больше половины пролета, прежде чем ты увидишь паркетный пол второго этажа. Я увидела укутанную платком голову встающего старика намного раньше, наверное, с третьей или четвертой ступеньки. - И что было дальше? - Я продолжала подниматься и уже видела Олега, отодвигающего стул мужа. - Куда, в какую сторону он его отодвигал? За спину старика, к батарее или на себя? Вспомните, это очень важно. - Я, кажется, понимаю, что вы имеете в виду. Олег придвинул стул к себе. - И тем самым обеспечил беспрепятственное падение деда и удар затылком о батарею. Это мы с вами зафиксировали. Теперь второй кадр: что вы увидели в следующую секунду? Подумайте, прежде чем ответить. - В этом нет нужды, я, как сейчас, вижу то, что произошло в следующее мгновение. Старик как-то неестественно дернулся, прогнулся спиной и резко упал. Так резко, словно из-под него выдернули ноги. - Что вы сказали? Из-под него как будто выдернули ноги? Хорошо! Но учтите, это не я вам говорил. Такое сравнение пришло в голову вам самой. Теперь вернемся на полсекунды или даже на секунду назад, когда старик еще был в вертикальном положении. Кого из присутствующих, кроме Олега и мужа, вы видели в дверном проеме? - Никого, но так и должно быть, левую сторону стола с лестницы, как ни старайся, не разглядишь, а Ольга, что ранее сидела в торце, в тот момент поднималась следом за мной по лестнице. - Едем дальше, кадр третий. Ваша реакция на падение мужа и дальнейшие действия - как ваши, так и окружающих. - Я почему-то сразу поняла, что он убился насмерть. Я закричала и выронила поднос вместе с гусем и курицей на лестницу. Птицы буквально плавали в жиру, и этот жир в мгновение ока растекся по всей лестнице. Так что когда я бросилась наверх, то поскользнулась и вместе с Ольгой кубарем скатилась обратно. Я здорово зашибла копчик, а Ольга в кровь разбила колено, потому как ступеньки лестницы облицованы мрамором. Некоторое время ни я, ни она просто не могли подняться. - Как долго это продолжалось? - Трудно сказать, но никак не меньше минуты. А потом, когда более или менее мы оклемались, то со всяческими предосторожностями, держась за перила, поднялись в столовую. Олег, Геннадий Петрович и Пломбир буквально заблокировали собой тело мужа, да так, что я с трудом смогла вытащить из-за их спин руку старика и проверить пульс. Бесполезно, как я и ожидала, он был мертв. Сама не знаю почему, но я заревела и готова была сорваться на истерику, но меня вовремя выставили из столовой, заперли на кухне и вызвали врачей. - Вы видели лицо старика, когда проверяли его пульс? - Конечно видела, правда мельком. Олег и Геннадий Петрович, стараясь помочь, только мешали мне. - Вы говорили, что половину его лица закрывала согревающая повязка, наложенная вашими собственными руками. Наверное, при падении она сползла с лица? - Наоборот, она еще больше надвинулась и закрыла почти все лицо, как-то удивленно ответила Вера Григорьевна. - Виден был только нос и очки. - Значит, вам не удалось достаточно хорошо рассмотреть лицо мужа? - Выходит, что так, - растерянно ответила Вера Григорьевна. - Едем дальше. Как мне помнится, врачи отказались от вскрытия и даже не забрали его тело в морг. Почему это произошло и где хранился усопший до похорон? - Вскрытие не стали делать потому, что врачам, а позднее и подъехавшим медэкспертам была предъявлена справка о недавно перенесенном инфаркте и паспорт, в котором было указано, что он двадцатого года рождения. А кроме того, на теле не было обнаружено никаких следов насилия. Помнится, эксперт был явно доволен. - Инфаркт, да еще в восемьдесят лет! Баба с возу - кобыле легче, покуривая на кухне, распространялся он. - У нас все холодильники этим добром перегружены. А санитара мы вам прислать можем. За определенную плату он помоет и обработает покойного, оденет, если семья пожелает, в новый костюмчик и при помощи макияжа облагородит личико. А кроме всего прочего, он предложит вам услуги лучшей похоронной фирмы города. Вы согласны? - Да, конечно, такой человек нам очень нужен, - сразу заинтересовался Геннадий Петрович. - А он хороший мастер? - Тот, о ком я говорю, в своем деле просто виртуоз. Из вашего дедушки за час он может сделать даже Аполлона Бельведерского. - Отлично, завтра утром мы его обязательно ждем. Но сколько он потребует за свои услуги? - с заметной тревогой спросил Геннадий Петрович, словно собирался не отца хоронить, а покупать на базаре лошадь. - Я думаю, что вы договоритесь, - уходя, ответил эксперт. Я вышла, чтобы проводить его до ворот, там мы еще некоторое время поговорили о предстоящих похоронах, а когда вернулась в дом, то они уже утащили тело старика в подвал и положили в дорогой полированный гроб, который Петр Геннадьевич купил для себя еще в прошлом году. - Насчет гроба я понимаю, многие старики так делают, но зачем же тащить его в подвал? - настороженно спросил полковник. - Потому что летом в подвале прохладно, даже холодно, а жара в те дни стояла сами знаете какая. Я спустилась в подвал и хотела взглянуть на него в последний раз, но гроб оказался закрытым на замки. Ключи лежали на крышке, но открывать гроб я почему-то побоялась, а потом решила вообще не видеть его мертвым, пусть он остается в моей памяти живым, ведь для меня он сделал много добра. Наутро приехал обещанный санитар, и вместе с Геннадием Петровичем они спустились в подвал, где колдовали над мертвецом не меньше двух часов. - Итак, Вера Григорьевна, насколько я вас понял, после смерти вы вообще ни разу не видели своего мужа? - Почему же не видела? - удивленно спросила она. - Видела дважды. Перед тем как тело выносили из дома, крышку гроба откидывали минут на десять и на кладбище открывали на несколько минут. - И в гробу лежал ваш умерший муж? - Конечно, но только он был какой-то красивый и молодой. Я тогда подумала, что санитар немного перестарался. - Перейдем к следующему вопросу: почему при регистрации брака вы не взяли фамилию своего мужа? Это была его инициатива? - Представьте себе, нет. Мне совсем не импонировало называться госпожой Арбузовой, а кроме того, не хотелось лишней суеты при замене паспорта. И вот - финал. Что же теперь мне делать? - с каким-то надрывом спросила она. Вы хоть что-нибудь мне посоветуйте, да я пойду. - Никуда вы не пойдете. Мы с вами сделаем вот что..." * * * Послышался щелчок выключаемого диктофона, за которым последовало шипение пустой ленты. Макс, я и даже Милка невольно расхохотались, настолько двусмысленным было окончание этого разговора. - А нельзя ли, папаша, узнать подробности? - отсмеявшись, ехидно спросила Милка. - Пошляки! - удовлетворенный нашей реакцией, понарошку рассердился тесть. - Зубоскалы! Я отвез ее к нам на дачу и накормил шашлыком. - На это у тебя ушло три, максимум четыре часа, - не сдавалась въедливая дочь, - но домой-то ты приехал в десять вечера. Что ты делал с ней все это продолжительное время? - Ладно, оставим шутки, - посерьезнел полковник. - Вы хоть понимаете, что у нас получается, если соединить две наши с виду разные истории? - А чего ж тут не понять? - украдкой проглотив рюмку водки, ответил Макс. - Получается, что охотились мы за одним и тем же стариком по имени Петр Геннадьевич Арбузов. Правда, шли мы к нему с разных сторон, но все равно вышли. - Что вы предлагаете? - тревожно глядя на нас, спросил тесть. - А что тут предлагать? - беспечно спросил повеселевший раненый. Возьмем пяток знакомых ребят и накроем все его гнездо. - Нет, так не пойдет, - категорически возразил я, и тесть вздохнул с некоторым облегчением. - Во-первых, они откроют стрельбу и наверняка, в лучшем случае, кого-нибудь ранят, как это уже было с Максом. Во-вторых, даже если мы его возьмем живым и невредимым, то нет никакой гарантии, что он тут же расколется и все нам выложит. И в-третьих, у нас нет стопроцентной уверенности в том, что Петр Геннадьевич сейчас не лежит в гробу. И наконец, в-четвертых, я не совсем уверен в правдивости рассказов Веры Григорьевны. Эти четыре фактора заставляют нас искать какой-то другой выход. - Какой? - простодушно и напрямик спросил Макс. - Не знаю. Думаю, что пока нам не вредно съездить на дачу и навестить Веру Григорьевну. За прошедшие сутки многое могло измениться. А тем более нам с Максом нужно кое-что у нее уточнить. - А не поздновато ли будет? В десять-то часов вечера, - разволновался тесть. - Все-таки, учтите, женщина перенесла потрясение. - Тогда тем более едем, - настаивал я на своем. - Я не сомневаюсь, что общение с вами подействует на травмированную благотворно. По дороге как следует обдумаем ситуацию, а возможно, и план дальнейших действий. Макс, ты с нами или домой? - А что мне там одному делать? - уже откровенно выпив вторую рюмку, угрюмо спросил он. - Моя "кастрюля" раньше чем через неделю не вернется. - Тогда, может быть, останешься и отдохнешь здесь? - Иваныч, перестань пудрить мне мозги и делать из себя заботливую няньку. Все нормально. Собираемся в дорогу. - Поехали, - решительно поднимаясь, поддержала его Милка. - А ты-то куда, кукла? - ухмыльнувшись, спросил я. - Или хочешь взглянуть, как поживает твоя будущая мачеха? Успеешь! Сиди дома и жди нас. - А кто поведет машину? - резонно спросила она. - Три пьяных мужика, да до первого столба? Нет, дорогие мои, сегодня вы будете моими пассажирами. * * * На нашу дачу мы прибыли в двадцать три часа, но свет в окнах еще горел, и это вселяло надежду, что ничего страшного там пока не произошло. Постучав для верности условным стуком, полковник медовым голосом проблеял: - Вера Григорьевна, не пугайтесь, это я, Алексей Ефимов. - Старый идиот, - чуть слышно проворчала Милка. - Скоро себя Лешкой называть начнет! А там, глядишь, и в самом деле подарит мне мачеху. - Иду, Алексей Николаевич, - с некоторой тревогой ответили из-за двери. - Ну как вы тут? - входя в переднюю, засмущался Ефимов. - Никто вас не беспокоил? - Нет, только ночью, когда я выключила свет и легла спать, меня насмерть перепугали бомжи. Они подумали, что дача пустая, и залезли на ночлег. - Как это они могли забраться, если все было закрыто? - Этого я не знаю, но вошли они через дверь, открыв замки своими ключами. Я от страха завизжала как резаная, и это их испугало, подхватив свои котомки, они убежали, а я до утра не могла заснуть. - Хорошенькое дельце, - хмуро проворчал полковник, принципиально не желая делить свою дачу с обездоленным людом. - Жалко, что я уехал так рано. - Конечно, папенька. - наивно стрельнула глазками Милка. - Если бы ты остался здесь на всю ночь, то непременно бы схватил и в клочья растерзал этих негодяев. - Милка, прекрати свои дурацкие шуточки, - строго промолвил отец и пригрозил ехидной дочери пальцем. - Но почему мы стоим в передней? Вера Григорьевна, приглашайте нас в комнату пить чай. - Я... Но я же здесь сама на правах гостьи. - Побудьте в этот вечер хозяйкой, а мы отводим себе роль гостей. Костя вам поможет на кухне, он хотел что-то у вас спросить. - Да, конечно, - растерянно согласилась она. - Пойдемте, Константин Иванович. - И я с вами, - проходя на кухню, заявил Макс. - Так что же вас интересует? - включая чайник, боязливо спросила она. - Вера Григорьевна, - вместо меня начал Макс, - вам что-нибудь говорит имя Алексея Синицкого? - Конечно, он работал у нас дворником, подметал площадку перед домом и садовые дорожки. А еще Светлана доверяла ему чистить собачьи клетки. - Когда он устроился к вам на работу? - Случилось это в середине мая, ближе к обеду я возвращалась с рынка. Гляжу, а на перекрестке, на углу дома отдыха, стоит симпатичный мужик и беспомощно вертит головой, вроде как не знает, в какую сторону ему податься. Я, конечно, по тормозам и спрашиваю его: - Мужик, ты что, как дятел, головой вертишь? Заблудился, что ли? - Ага, вроде того, - смеясь, ответил он. - Мне надо найти один частный дом. - Какой еще дом? - заинтересовалась я. - Тут мало домов, да и те друг от друга на полкилометра отстоят. - Дом Арбузова, - немного помявшись, ответил он. - А что тебе от Арбузова нужно? - осторожно спросила я, так как боялась нашествия рэкета и прочей нечисти. - Что ты от него хочешь и откуда знаешь его фамилию? - Как сказать... Вообще-то я ищу работу. Заходил в дом отдыха, а там весь штат набран и никто не собирается увольняться. Я уж и так и эдак. Говорю, пока хоть на полставки каким-нибудь сантехником возьмите. Ни в какую! Нет, и все. А тут подходит ко мне электрик и советует: "А ты, говорит, земеля, попробуй к Арбузу попроситься, может, возьмет. Мужичок он говнистый, но платит хорошо. Ты что делать-то умеешь?" - "Все умею", отвечаю я. "Ну так иди, и поскорее". - А что ты умеешь делать на самом деле? - невольно заинтересовалась я. - А тебе-то какое дело?! - заносчиво ответил он. - Большое, - усмехнулась я. - Дело в том, что я являюсь законной женой этого самого говнистого Арбуза. - Елки-моталки! - взвыл от отчаяния мужик. - Ведь это ж надо так вляпаться! Ну почему я такой невезучий? У всех все получается, а у меня все шиворот-навыворот. - Успокойся, парень. - Смеясь, я открыла дверцу. - Садись, и поехали. Нам действительно нужен дворник, сантехник и электрик в одном лице, а кроме того, тебя наверняка подпряжет Светлана. Потребует, чтобы ты чистил ее собачьи вольеры, но не волнуйся, за это она платит отдельно и совсем не хило. Собак-то не боишься? - Это смотря какие собаки, - залезая в машину, оживился мужик. - Если собака маленькая и некусачая, то чего ж ее бояться? А ежели пес ростом с теленка и может запросто оторвать тебе все самое главное, то, конечно, таких собак я опасаюсь и не уважаю. А какие песики у вашей Светланы? - Приедем - увидишь, - коротко ответила я, потому что меня начала раздражать его болтливость. - Ты не волнуйся, я баба сдержанная. Арбузу ничего не скажу. Вот так он и поселился в нашем доме. Работником он оказался добросовестным и толковым. К тому же был мастером на все руки в полном смысле этого слова. Алеша мог все, начиная от уборки двора и кончая мелким ремонтом автомобильного двигателя. Причем все проделывал весело и играючи. Его не надо было просить дважды. Работал быстро и аккуратно. Но и платили ему соответственно. За тот месяц, что он отработал, старик выложил ему четыре тысячи, и столько же ему доплачивала Светлана, причем не за красивые глаза. Все свободное время он проводил с ее собаками и оказался хорошим дрессировщиком. Когда собак выпускали погулять, они шли за ним стаей, как звери за Маугли, не имея ни малейшего желания куда-то сбежать. В общем, он нравился всем, кроме старика, тот почему-то невзлюбил его с первого взгляда. Постоянно к нему придирался, а в начале июня стал поговаривать о его увольнении, но тут мы все сконсолидировались и встали за него стеной. В тот раз мы его отвоевали, но недели через три, проснувшись поутру, мы его не обнаружили. Алексея нигде не было, исчезли и его немудрящие пожитки, и тогда мы со Светланой насели на старика, требуя от него объяснений. - А чего тут объяснять, - недовольно проворчал он. - Уволился ваш Алексей. - Когда? - совершенно естественно спросила я. - Сегодня утром, часов в пять. Только-только начало светать, и я вышел во двор подышать прохладой, а тут он подходит: "Все, говорит, Петр Геннадьевич, отработал я у вас, хватит с меня. Давайте расчет, паспорт, и я пойду". Ну, я, конечно, отговаривать его не стал, отдал паспорт и все причитающиеся ему деньги, и за тебя, Светлана, тоже отдал три тысячи. - Я их верну. - Побелев лицом и сжав кулаки, она пошла на старика. Придет время, и я все тебе верну сполна, братец! Столько верну, что мало не покажется. Такой непонятной, злобной и яростной вспышки от нее не ожидал никто. Потея лысиной, старик попятился и закрылся в своем кабинете. Вот и все, а Алексея мы с тех пор больше и не видели. А на следующий день, случайно столкнувшись с ней во дворе, я спросила напрямик, что ей известно о судьбе Алексея Синицкого. "Придет время, и узнаешь, - сузив глаза, зло ответила Светлана и, повернувшись, выкрикнула неизвестно кому адресованное: - Ненавижу!" - А остальные жители дома как реагировали на исчезновение Синицкого? - Да никак, - пожала плечами Вера Григорьевна. - Словно его и не было, словно он не жил и не работал у нас полтора месяца. - Скажите, а где он у вас ночевал? - А это когда как. Здесь мы его не неволили. Когда работы было много, то оставался ночевать у нас в пристрое, а если поменьше, то уезжал в город. Однако и в этом случае к семи часам уже приступал к работе. - Ясно, спасибо вам за информацию, - поблагодарил я Кравчук. - Да какая там информация! - махнула она рукой. - В том-то и дело, что нет никакой информации. Один сплошной туман. Однако чай готов, а нас уже заждались. - Еще один вопрос, - поставив на стол поднос, уже в комнате спросил я. - Вера Григорьевна, а кому и как Светлана продает своих собачьих питомцев? У нее свой, давно определенный круг или щенка может купить любой желающий? - Щенка может купить любой желающий, но только лишь по рекомендации ее знакомых, чаще всех в этой роли выступает Вадим Львович Кулик, председатель общества собаководов. Он пользуется у нее большим, почти безоговорочным авторитетом. А вы что, хотите купить у нее собаку? - Возможно, - ответил я и подмигнул открывшему было рот полковнику. Вы можете мне подсказать, когда и как это лучше сделать? - Вообще-то клиенты бывают у нее в любое время дня, но, как я понимаю, встреча с остальными обитателями дома вам пока нежелательна... - Вы все правильно понимаете, - прихлебывая отвратительный, заваренный на каких-то ведьмовских кореньях чай, улыбнулся я. - Встречаться нам с ними не стоит, а особенно с вашим стариком. - Но... Но... Я не совсем понимаю, что вы хотите сказать. Алексей Николаевич, ведь он умер? - Может - да, а может - и нет, - неопределенно заметил Макс. Почему-то мне кажется, что именно он сегодня оставил отметину мне на черепе. По крайней мере, стрелявший оченно похож на тот портрет, что вы оставили Алексею Николаевичу. Но об этом потом, подскажите, как нам лучше и незаметнее пробраться к Светлане? - Господи, неужели все это правда?! Я сойду с ума!.. - Погодите делать такой опрометчивый шаг. Надо во всем разобраться. Так как нам удобнее добраться до Светланы? - Через заднюю калитку, и лучше всего это сделать прямо сейчас. Ложится она поздно, и если вы подъедете к ней в половине первого, то будет в самый раз. Дом уже спит, и вы можете проскользнуть незамеченными. Однако есть одно обстоятельство, которое вам может здорово помешать. - Какое обстоятельство? - насторожился Макс. - Уж не ее ли шавки? - Нет, ее ночная пирушка. Она устраивает их довольно часто. Но и ее собак я бы не стала сбрасывать со счетов. По ее команде из добродушных кобелей они превращаются в настоящих дьяволов. За секунду они могут порвать вас в клочья. Самое главное, не давайте ей говорить и отдавать команды. Имейте это в виду. Самое лучшее, что я вам могу посоветовать, так это открыто подъехать к задней калитке над обрывом и позвонить по домофону, а потом представиться и сказать, что вы прибыли по рекомендации Кулика, чтобы выбрать и купить щеночка. Просите сенбернара, у нее два месяца назад ощенилось три суки. Общий приплод составил одиннадцать щенков. Не думаю, что она успела всех их распродать. У нее там где-то над калиткой находится хитро закамуфлированная видеокамера, так что держитесь свободно, раскованно и непринужденно. - Хорошо говорить, - проворчал Макс. - А если мы с ней сегодня уже имели кратковременную беседу с глазу на глаз? - Тогда не знаю, - беспомощно развела она руками. - Она видела всех четверых? - Нет, я и дочь такой чести не удостоились, - недовольно прогудел Ефимов. - Так за чем же дело встало? - поднимаясь, спросил Макс. - Вперед и по коням. - Ничего не имею против, - отодвигая недопитый стакан с мерзким чаем, согласился полковник. - Вера Григорьевна, вы остаетесь здесь. Если завтра мы не появимся до двадцати часов, то вы звоните вот по этому телефончику и все рассказываете Николаю Семеновичу. Полковник положил на стол визитную карточку одного из влиятельных людей нашего города и, поклонившись, вышел. Следом гуськом потянулись и мы. - А все-таки головастая баба Вера Григорьевна Кравчук, - садясь в машину, самодовольно и восхищенно констатировал полковник. - Какой умный план она нам предложила. - Умный, - согласился я. - Но мы сделаем по-другому. - Как это - по-другому? - возмутился тесть. - И что ты предлагаешь? - Сейчас мы поедем домой спать, а утром... * * * А утром я подкатил к нотариальной конторе Анатолия Игнатьевича Гриценко. Контор этих нынче развелось как грибов. Приходи в любое время - и ты всегда будешь первым. Взъерошив волосы и сделав испуганное выражение лица, я выскочил из машины и сразу запрыгнул на крыльцо. В отчаянии дернув дверь, я попал в опытные лапы довольно крепкого охранника. - Вы куда? - прижав меня к стене, строго спросил он. - Отпусти, идиот, мне срочно нужен нотариус. - Захлебываясь слюной, я бился в нервном ознобе. - Пойми, кретин, там в собственном доме умирает моя тетка, а я ее единственный наследник. Нужно немедленно состряпать завещание. - Так бы и сказал. - Он отпустил меня, вполне удовлетворенный ответом. - Тебе повезло, Анатолий Игнатьевич только что пришел. По коридору третья дверь направо. Подбежав к указанной двери, я ворвался в кабинет и бросился к креслу, где сидел неопрятный толстый мужик примерно лет шестидесяти. По случаю тридцатипятиградусной жары он щеголял в каких-то мятых мешковатых штанах и голубой рубашке, заляпанной жиром и прожженной искрами от сигарет, одну из которых он и сейчас мусолил в губастом рту. Мое экстравагантное появление мало его удивило. Он только глубже затянулся дымом да перекинул одну ногу на другую. - Товарищ нотариус, помогите! - бросаясь ему чуть ли не в ноги, взвыл я. - Меня зовут Анатолий Игнатьевич, - не меняя положения жирного тела, снисходительно сообщил он. - Там на двери, на табличке, все написано. - До чтения ли мне сейчас, когда дорога каждая минута. Тетка помирает и хочет оформить на меня свой дом, - в отчаянии заломил я руки. - Помогите, пожалуйста! - Где находится дом? - В десяти километрах от города, в селе Береговом. - Хорошее село, чистое, - причмокнул он губами. - И дома там дорогие. - Конечно, - захлебываясь нетерпением, начал я легонько подталкивать его в спину. - А во сколько оценивается дом вашей тети, хотя бы приблизительно? - В двести тысяч! Ну поехали же, родной мой. - На выезде я беру пятнадцать процентов от стоимости дома. Вас это устраивает? - Устраивает, сейчас меня все устраивает, - в отчаянии завопил я. Поехали!!! - Молодой человек, так дела не делаются. Сначала мы составим договор между вами и мною, в котором укажем процент, который вы будете мне должны после продажи дома. Вы ведь не собираетесь в нем жить? - Да вы сошли с ума. Пока мы тут с вами будем играть в писульки, бабка окочурится, и с носом окажемся мы оба. Нужно ехать, и ехать немедленно. Она уже на ладан дышит. Машина у меня внизу. Поехали, а если нет, то я помчался к другому нотариусу. Не на одном тебе, борове, свет клином сошелся! Выкрикнув это оскорбление, я нарочито медленно двинулся прочь, с удовлетворением заметив, как туша, подпрыгнув, нервно заметалась по кабинету в поисках своих крючкотворных бумаг, постановлений и прочей нотариальной ерунды. - Погодите! - заверещал он вдогонку. - Я еду с вами. А кроме дома, у тетки есть что-нибудь еще? - затолкав себя в машину, задыхаясь спросил он. - Есть, - отмахнулся я от него. - Драный сарафан да кирзовые сапоги. - Да я не об этом! - вытирая со лба потные струйки, воскликнул он. - Я имею в виду, есть ли у нее какая-нибудь живность? - Конечно, есть, - досадливо ответил я. - Корова с теленком и две свинки. Ну и по мелочи - десяток гусей и два десятка куриц. А что? - А то, мой дорогой, что все это тоже надо оформлять. - На кой черт мне корова? - выскочив за городскую черту, удивился я. Куда я ее дену? В спальне буду держать, что ли? - Мужик ты с виду неглупый, а дурак дураком. Это же деньги. Вся эта живность - реальные деньги. Корову ты можешь продать, сожрать или круглый год пить бесплатное молоко, а излишки продавать на рынке и тоже иметь копеечку. Но об этом мы с тобой поговорим после, когда все как следует оформим. Ты женат? - Женат, - вздохнув, ответил я. - А чего вздыхаешь? - Жена хорошая попалась, оттого и вздыхаю. - Так разведись. У вас дети есть? - Нет, не получилось. Может быть, потому и жизнь такая сложилась. - Не горюй, глядишь, оно и к лучшему. Без детей вас в два счета разведут. А живность я тебе тоже оформлю, за определенную плату конечно. Что ты! Ты, паря, даже не волнуйся... Стой! Ты куда едешь, мужик? Зачем свернул с дороги в лес?! - А моя тетя живет в лесу, и имя ей - волчица. - Брось свои шутки, останови машину! - задергался нотариус, пытаясь открыть дверцу, заранее мною блокированную. - Ты что делаешь, сволочь? Ты куда меня везешь? - Пронзительно завизжав, он вцепился в рулевое колесо, и только чудом я не врезался в здоровенный пень, торчащий справа. - Осторожнее, боров, - попросил я, рубанув его ребром ладони по кадыку. - Подыхать вместе с тобой у меня нет никакого желания. Да и ты нам пока нужен живой. - Что значит - пока? - массируя кадык, просипел он простуженным гусаком. - Сейчас приедем, и ты все узнаешь. - Сворачивая с просеки на едва заметную колею, я углубился в лес. - Да ты не волнуйся, если будешь себя хорошо вести, то мы дадим тебе шанс еще немного попортить воздух этой планеты. - Куда мы едем? - воодушевленный таким обещанием, требовательно спросил он. - Уже приехали, - усмехнулся я, притормаживая у полковничьей "Волги". Выметайся через мою дверь! - выходя из машины, прикрикнул я на него. - Да не вздумай бежать, в этом случае пуля тебе обеспечена. Ухов с полковником сидели на бревнышке, с интересом наблюдая, как пыхтящий толстяк выбирается из машины. Два мотка веревки и свежесрезанные ивовые прутья лежали у их ног. Эти нужные и полезные вещицы нотариус заметил тоже, но их наличие его совсем не обрадовало. - Что вы от меня хотите? - в страхе попятился он в чащу. - Приятель, мы хотим совсем немного. - Отрезая ему путь к бегству, Ухов ощерился своей неподражаемой неандертальской улыбкой. - Нам нужен пакет документов на унаследование одной трети дома Арбузова Петра Геннадьевича. Как вам известно, он скончался, но перед смертью завещал эту треть своей законной и благочестивой супруге Вере Григорьевне Кравчук. По неопытности и наивности она передала этот пакет вам, но при этом забыла взять с вас расписку. Что вы на это скажете, разлюбезный Анатолий Игнатьевич? - Скажу, что это полная чушь. Эта сумасшедшая баба ко мне уже приходила и требовала свой мифический пакет. Мне пришлось выставить ее за дверь. - То есть вы хотите сказать, что ранее вы с этой дамой не имели никаких нотариальных дел? - дружески взяв его за руку, зловеще улыбнулся Макс. - Совершенно верно, вы абсолютно правильно меня поняли. - И имя ее умершего мужа вам тоже незнакомо? - Вы и тут угадали, - все увереннее и увереннее наглел Гриценко. - А теперь мы спросим об этом саму Веру Григорьевну. Вы не возражаете? - Возражаю, - озираясь по сторонам в поисках своей обвинительницы, запищал нотариус. - Она опять будет врать и мне и вам. - Вера Григорьевна, прошу вас, выйдите из машины. Вам знаком этот гражданин? - подождав, пока Кравчук выберется из салона, спросил Макс. - Да, знаком. Это нотариус Анатолий Игнатьевич Гриценко, - как на суде, голосом лишенным всякой выразительности покорно ответила она. - В понедельник, третьего июля, я передала ему завещание мужа и прочие документы, подтверждающие мой брак с Арбузовым Петром Геннадьевичем. В частности, мой паспорт и свидетельство о браке. Пообещав все подготовить, он велел мне прийти на следующий день, во вторник. Однако, когда я явилась к нему в назначенное время, он сказал, что видит меня в первый раз, а когда я стала напоминать ему суть дела, то он просто вышвырнул меня на асфальт. Это могут подтвердить ссадины, которые по сей день не сошли с моих коленей. - Вот видите, она врет, не верьте ей, она аферная сочинительница, бабским голосом, пронзительно и тягуче заверещал Гриценко. - Вера Григорьевна, - не обращая на него абсолютно никакого внимания, продолжал Макс. - А ранее, до того, как вы пришли к нему в понедельник, вам случалось встречаться с господином Гриценко? - Конечно, он приходил домой еще при жизни Петра Геннадьевича и при мне составлял завещание, из которого следовало, что после смерти моего мужа две трети дома отходят его сыну Арбузову Геннадию, а одна треть мне, Вере Григорьевне Кравчук. Флигель же, вместе с дворовыми пристройками, он оставлял за своей сестрой Светланой Геннадьевной Арбузовой. Завещание вступало в силу через месяц после смерти. - Что вы на это скажете, неуважаемый Анатолий Игнатьевич? - Бред и грязные инсинуации. У этой женщины ярко выраженные признаки шизофрении, - презрительно оттопырив мокрую губу, поставил он диагноз. - А вам следует передо мной извиниться, а ее сдать в психушку. - В психушку мы всегда успеем, - вытаскивая штык-нож, заверил его Макс. - Что такое? - в ужасе выпучив глаза, прошептал нотариус. - Ничего страшного. Маленько надо тебя поучить, - молниеносно втыкая нож в его жирное брюхо, ухмыльнулся Макс. Взвизгнула Вера Григорьевна, ойкнула Милка, охнул полковник, а по моей спине побежали противные, колючие мурашки, когда тело нотариуса обмякло и мешком свалилось к ногам Ухова. - Ты что? - заорал Ефимов. - Болван, что ты наделал?! - Перерезал ему ремень и штаны, - невозмутимо ответил он, - они должны были упасть первыми, но у нотариуса слишком слабая психика. Иваныч, покропи его водичкой, да перейдем ко второй части нашего спектакля. Едва только Гриценко пришел в себя, как Макс тут же одним движением сдернул с него штаны и сразу с отвращением отскочил: - Дамы, я вам настоятельно рекомендую закрыться в машине и поднять стекла. Либо встать с наветренной стороны. С нашим подсудимым случился большой конфуз. - Пусть идет и помоется, - передавая мне канистру с водой, распорядился тесть. Привязав чисто вымытого толстячка к бревну, Макс первым взялся за розги. И началась экзекуция, и поплыл над лесом плач тоскливый и безнадежный, как сама попытка Гриценко остаться безнаказанным. Однако не долго стенания продолжались. Боясь привлечь внимание случайного люда, полковник аккуратно залепил ревущий рот нотариуса пластырем, и теперь слышалось только страдальческое мычание и хлесткие удары прутьев, въедливо погружающихся в жировые отложения господина Гриценко. Впрочем, и это закончилось довольно скоро. На четырнадцатом ударе нотариус переменил тональность мычания, и это было воспринято нами как знак того, что он искренне раскаялся и готов давать показания. - Ну что, негодник? Ты хочешь сесть за стол переговоров? - отдирая пластырь, спросил я. - Или просто просишь временной передышки? - Мучители! - вдруг заплакав, выкрикнул он. - Изверги, фашистские ублюдки, вам это не пройдет даром. Я прямо сейчас поеду в судмедэкспертизу и получу справку о причиненных мне увечьях, а потом подам заявление в милицию. - "Мечты, мечты, где ваша сладость?.." Никуда ты, дорогуша, не поедешь. - Это еще почему? - Потому что ты останешься здесь и будешь висеть на суку вот этой красивой березы, и пройдет много времени, прежде чем твою протухшую тушу вытащат из петли. - Да вы что, мужики, белены объелись? - тревожно вскинулся Гриценко, и бурые бурлы щек помимо его воли затряслись и запрыгали в ритме бешеного танца. - Вы это серьезно? - Серьезней некуда, - мрачно подтвердил Макс, деловито накидывая на его шею капроновую веревку. - Дамы, я попросил бы вас удалиться, поскольку предстоящее зрелище будет не из приятных. - С этими словами он перекинул конец шнура через облюбованный мною сук и, убирая слабину, привел виселицу в рабочее положение. - Ну, Анатолий Игнатьевич, даю тебе последний шанс и последнее слово. Это было напрасным предложением, потому что от ужаса он онемел в полном смысле этого слова. Лежал на бревне с вытаращенными глазами и открытым ртом, судорожно пытаясь что-то сказать. - Ослабь веревку, - посоветовал тесть. - Наверное, ты перехватил ему голосовые связки так, что и говорить-то он не может. - Я все скажу, только не убивайте меня, - засипел нотариус страстно и проникновенно, когда объятия петли и ужаса ослабли. - Клянусь, я буду говорить только правду. - Посмотрим, - распуская удавку, ощетинился Макс. - Если начнешь блефовать и я почувствую в твоем голосе хоть малейший намек на фальшь, то удавлю с первой же попытки, просто резко вздерну твою тушу и сломаю шейные позвонки. Ферштейн? - Ферштейн, ферштейн, - почувствовав облегчение, радостно залепетал нотариус. - Я все скажу. Сразу же после похорон Петра Геннадьевича Арбузова ко мне в контору пришел его сын, Геннадий Петрович Арбузов, и у нас с ним состоялся приблизительно такой разговор. - Игнатьич, ты слышал, что мой старик помер? - после короткого приветствия спросил он. - Сейчас только похоронили. - Слышал, искренне сочувствую, - ответил я. - Извини, что не пришел проститься. Сам видишь, сколько дел, никак не мог выкроить даже минутки. - Да ничего, он не в обиде. Мертвым вообще обижаться не положено. - Это точно, - согласился я. - Им не только обижаться, им вообще ничего не положено. А я так думаю, что ты пришел по поводу его завещания и переоформления дома на свое имя? Так это ты рановато затеял. Приди попозже, через месяц. - Нет, Игнатьич, пришел я совсем по другому вопросу. - Это по какому же вопросу? - спросил я, соображая, для чего я ему понадобился. - А вот по какому, - ответил он, вытаскивая бутылку. - Давай стаканы, отца помянем и перейдем к нашему делу. - Ты же знаешь, я не пью, - подавая стаканы и минеральную воду, напомнил я. - Врачи запретили категорически. Поставили меня, как Илью Муромца, перед выбором: или я начинаю заниматься спортом, сбрасываю сорок килограммов и совсем перестаю пить водку, или заказываю себе гроб. - И ты выбрал второе. Ничего, пятьдесят граммов можно, - наполняя стаканы, авторитетно заявил он. - За отца, пусть ему земля будет пухом. А теперь о деле. Ты хочешь заработать сорок тысяч за шесть секунд? - Конечно, если потом из-за этого мне не придется садиться в тюрягу. - Исключено. Финт я продумал детально, и у нас с тобой все должно получиться как в аптеке. - Ладно, рассказывай суть своей аферы. - Как ты знаешь, старик поделил дом на троих. Одну треть он завешал своей шлюхе, две трети мне, а флигель и все дворовые пристройки своей ненормальной сестрице, которая буквально заполонила весь двор своими тварями. - Я знаю, но что из этого следует? - А все просто, как двадцать копеек. Когда к тебе придут вышеуказанные дамы, чтобы оформлять наследство, то ты заберешь их бумаги и передашь их мне. - Зачем? - удивился я. - Затем, что я все эти бумаги, включая твои и свои собственные, уничтожу. - Какой смысл? - рассмеялся я. - Суд все равно все разделит на троих, а ты вообще можешь здорово прогадать, поскольку у тебя останется половина того, что ты имеешь. Кроме того, завещания пронумерованы и занесены в регистрационную книгу, исправления в которой недопустимы. - Ни черта ты не понял. Очень хорошо, что все зарегистрировано. Это нам нисколько не помешает. Я найму какого-нибудь малограмотного старичка подальше от нашего города, и он напишет новое завещание, по которому я становлюсь единственным владельцем всего дома. - Перестань валять дурака. Первая же графологическая экспертиза признает твою писульку фальшивкой, и, кроме неприятностей, ты ничего не получишь. - Не признает, - уверенно возразил Арбузов, - и знаешь почему? - Нет, - честно ответил я. - Потому что я буду искать старикана со схожим, и даже очень схожим почерком, а во-вторых, я уничтожу все отцовские письма, записки-расписки, заметки - словом, все то, до чего он дотрагивался карандашом. Что касается личной подписи, то и здесь все на мази. Есть у меня человечек, который в течение часа так набивает руку, что его фальшивая подпись даже в банке сходит за настоящую. - Геннадий Петрович, ты наивен как девочка, неужели ты думаешь, что Вера Григорьевна и Светлана Геннадьевна оставят это дело просто так? Даю голову на отсечение, что они сразу же побегут в суд и устроят там такой тарарам, что ты будешь проклинать тот день, когда все это затеял. - Не буду, - упрямо возразил он. - В суд они не побегут и переполох не устроят. - Почему ты так в этом уверен? - Потому что, как только эта шлюха принесет тебе документы, она автоматически перестанет быть вдовой моего отца. Я сожгу ее паспорт и брачное свидетельство, а паспорт отца я уже уничтожил. - Боже мой, когда же наступит предел твоей глупости? Она выпишет себе новый паспорт, зайдет в ЗАГС, и ей там поставят новый штамп о браке на основании имеющихся у них документов. - За это ты не волнуйся, - расплылся в самодовольной улыбке Арбузов. С ЗАГСом я уже договорился. Никакой печати они ставить не будут. - Ладно, предположим, что с Верой Григорьевной у тебя все получится так, как ты мечтаешь, однако есть еще и Светлана Геннадьевна, отодвинуть которую будет гораздо сложнее. А кроме всего прочего, насколько мне известно, у Петра Геннадьевича есть еще одна сестра, которую он вообще не упомянул в завещании. Где уверенность, что, когда начнется вся эта судебная кутерьма, она не потребует своей доли? - Тетя Катя, старая жаба, ненавидела моего отца лютой ненавистью, да и ко мне относится примерно так же. Она даже на похороны не явилась, потому что считает нас и весь наш дом помойной ямой. Старая ведьма настолько принципиальна, что будет подыхать от голода, но у меня не попросит и корки хлеба. Так что в отношении ее я спокоен. А что касается Светланы, то с ней я разберусь своими методами. Из моего дома она вылетит как пробка из бутылки. У тебя одна задача - забрать у нее документы, передать их мне и получить сорок тысяч. - Мне надо подумать и все хорошенько взвесить. - Думай, даю тебе три дня срока, - сказал он и вышел из конторы. Ночью я разложил все варианты и пришел к выводу, что его проект вполне осуществим при условии точных и слаженных действий. Но малейшая ошибка с его или с моей стороны может привести к печальным последствиям. Короче говоря, позвонил я ему утром следующего дня и дал свое согласие. - Где сейчас находятся документы Веры Григорьевны? - отвязывая афериста от бревна, спросил полковник. - У Геннадия Петровича, если, конечно, он их еще не сжег. Как мы и договаривались, я сразу же передал их ему. - А копия завещания? Та, что должна находиться у вас, где она? - Копия пока находится у меня. На всякий случай я перестраховался и обещал отдать ее после того, как заберу бумаги Светланы Геннадьевны. - Сколько он вам заплатил? - Пока дал авансом только десять тысяч. - Если ты соврал нам хоть на полслова, то уже завтра жди в гости, но разговор у нас будет покруче, - вывернув ухо нотариуса, предупредил тесть. Ну все, поехали, друзья, - распорядился полковник, садясь за руль. - А я? Как же я? - с трудом прикрывая рубашкой срам, растерянно запрыгал Гриценко. - Возьмите меня с собой, у меня даже трусов нет! - Значит, тебе придется добираться домой ночью, - включая скорость, заржал полковник. - Или свяжи себе из травы юбку, как это делают дикари из племени мумбо-юмбо. Счастливо оставаться, голожопый нотариус! * * * К задней калитке особняка мы подъехали к двенадцати часам, гораздо раньше, чем планировали. Мы заранее, за скромным перекусом, обговорили все мелкие детали предстоящей операции и не спеша приготовили кое-какой маскировочный реквизит. А оружие и всякие петарды предоставил Макс. - Ну, с Богом, - первым выходя из машины, благословил нас тесть. Следом, в парике и платье уховской супруги, которое очень гармонировало с цветом моих глаз, вылез я. Поправив поролоновый бюст, я грациозно подошел к металлической калитке и робко нажал кнопку домофона. - Кто вы такие и какого черта вам от меня надо? - через некоторое время отозвался знакомый, раздраженный голос рыжей Светланы. - Извините за столь позднее вторжение, но мы супруги Уткины и приехали по рекомендации Вадима Львовича Кулика, - льстиво прохрипел полковник. - Нам хотелось бы выбрать и купить у вас щеночка сенбернара. - А в четыре часа ночи вы не могли явиться за щеночком? - Простите, ради бога, мы планировали ехать к вам утром, но сильно задержались, однако Вадим Львович сказал, что и в половине первого будет для вас не поздно. Вот мы и прибыли. - Старый маразматик, устрою я ему когда-нибудь веселую ночку. Ладно, вы тут ни при чем, сейчас я вас пущу, только прежде скажите: вы знаете, сколько у меня стоит щенок сенбернара? - Знаем. От пяти до десяти тысяч, - наобум выпалил тесть. - Нет уж, батенька, - хохотнула Светлана. - Это на рынке он стоит от трех до десяти тысяч, а мои щенки оцениваются от десяти и выше. И это недорого, потому как их предки имеют медали и авторитетные родословные от десятого колена. Вы в состоянии выложить такую сумму за щенка? - Конечно, - нагло блефовал тесть - Какой тут может быть разговор. - Хорошо. Кто сидит у вас в машине? - Дочка и мой отец, а что? - Ничего, пусть выйдут из машины. Хочу на них посмотреть. - Папа и Людочка, выйдите на секундочку из машины. - Это еще зачем? - выныривая из салона, недовольно пропищала Милка. - Раз велят, внучка, то надо выходить, - открывая дверцу, кряхтя, ответил Ухов. - Такая, значит, надобность. - Выставив костыли, он продолжал свои рассуждения: - Мы же с тобой не у себя дома. Помоги-ка мне, Людочка. Опираясь на костыли и единственную ногу, он стараниями Милки наконец-то был вызволен на свет, и перед нами явился одноногий лохматый старец с седой всклоченной бородой и такими же грязными патлами, свисающими до самых плеч. - Это что еще за вурдалак? Где вы взяли этого бомжа? - удивился голос Светланы. - Это не бомж, а мой отец, - до глубины души оскорбился полковник. Знаменитый художник. Между прочим, учился у самого Александра Александровича Дейнеки. Может быть, вам приходилось о таком слышать? - Приходилось, - неуверенно ответила Светлана. - А почему он такой грязный? - Наверное, вам никогда не доводилось встречаться с художниками или скульпторами, - с ноткой презрения ответил тесть. - Потому-то вы и задаете такие вопросы. - Ладно, вы вдвоем с супругой заходите, а дед с девушкой пусть остаются в машине. - Загудев, отщелкнулись замки, и калитка приоткрылась на сантиметр. - Заходите. - А как же ваши собачки? Наше появление может их взволновать, и, знаете ли... - Не бойтесь, они вас не тронут. Только не делайте резких движений, а просто идите прямо по дорожке к моему флигелю. Дверь будет открыта. - А зачем нам ваш флигель, мы бы сразу хотели посмотреть щенков. - Нет, так не бывает, сначала вы расскажете мне, для какой цели вы берете щенка, кто за ним будет ухаживать и где он будет жить. Потом я дам вам небольшую брошюру, из которой вы узнаете чем, когда и как кормить сенбернаров, а только после этого мы пойдем к вольерам и домикам. Молча согласившись с таким регламентом, мы открыли калитку, и тесть первым ступил на бетонированную дорожку, ведущую к освещенному флигелю. Длина ее составляла не больше двадцати метров, а по обеим ее сторонам на расстоянии трех метров расположились аккуратные вольеры и красивые сучьи домики, из которых смешно торчали собачьи носы, уши и даже головы. Поднявшись на три ступеньки крыльца, мы вошли в открытую дверь флигеля и очутились в небольшой прихожей с тремя дверями и идущей наверх лестницей. В некоторой растерянности мы остановились, не зная, куда идти дальше. - Заходите сюда, - распорядился голос из-за центральной двери. Повинуясь ему, мы так и сделали и вскоре оказались в большом зале, который, видимо, предназначался для приема гостей, поскольку, кроме низких диванов, кресел и подушек, здесь ничего не было. Весь пол покрывал пушистый розовый ковер. На нем, подложив подушки под голову и бока, отдыхала слегка одетая хозяйка. Наш поздний приход потревожил изнеженную собачницу. Потянувшись, она поднялась с ковра, протянула полковнику руку - руку женщины, с детства привыкшей к работе, и представилась: - Светлана Геннадьевна Арбузова. - Очень приятно, - заверил ее полковник и протянул свою ладонь-лопату. - Алексей Николаевич Уткин. Но приступим к делу. - Приступим, - согласилась женщина. - Но сначала покажите деньги. - Они в машине, - со спины зашлепывая ее рот внушительным куском пластыря, пояснил я. - Но думаю, что деньги нам с вами сегодня не понадобятся. - Деньги - это зло, - уворачиваясь от ударов и пытаясь защелкнуть на ее запястьях наручники, авторитетно добавил Ефимов. - Стерва! - охнул я, получив ощутимый удар локтем в солнечное сплетение. И все-таки два мужика могут справиться с одной бабой. Уже через пять минут, спеленатая скотчем, с оковами на руках и пластырем на морде, она примолкла и перестала дергаться. - Что будем делать дальше? - озабоченно похлопав ее по заднице, спросил Ефимов. - А дальше нам нужно открыть калитку и впустить Макса. Так мы планировали заранее. Наверное, он уже ждет и волнуется. - Да, но как открывается эта чертова калитка? - Какой-нибудь кнопкой, - весьма умно предположил я. - Гениальная идея, - ухмыльнулся тесть. - Кто бы еще указал нам на эту кнопку. Послушайте, Светлана Геннадьевна, мы пришли к вам с добром, хотим вас предупредить об опасности, которая нависла над вами. Напишите нам быстренько, как открывается калитка. Освободив ее правую руку, тесть протянул блокнот и ручку. "Козлы вонючие, идите к черту!" - быстро написала она и, отбросив ручку, весьма профессионально заехала мне по уху. - Кажется, она нам не верит, - огорченно констатировал полковник. - Что делать? - Дайте ей прослушать то место, где о ее предстоящей судьбе говорит нотариус и что по этому поводу думает Геннадий Петрович Арбузов. Думаю, что, прослушав эту интересную запись, Светлана Геннадьевна изменит свое поведение. - Хорошая идея, - похвалил меня тесть и, отмотав нужные метры, включил диктофон. Прослушав откровения толстяка, Светлана Геннадьевна буквально на глазах налилась злобой. Из белого ее лицо превратилось в красное, а бешено запрыгавшая на лбу жилка говорила о том, что она на грани ядерного взрыва. Схватив ручку, она написала три слова: "Откройте мне рот". - Это опасно, вы можете позвать собачек, - возразил полковник. - И от нас тогда останутся одни ошметки. "Закройте входную дверь, и сюда не зайдет ни одна собака", - быстро написала она. - Удивительно простая мысль, - проворчал я, защелкивая все электронные замки, которыми только располагала входная дверь. - И как только до этого не смогли додуматься вы сами, господин полковник? - вернувшись в зал, спросил я. - Отстань, - осторожно отдирая пластырь, буркнул Ефимов. - Скоты, - как только ротовое отверстие Светланы Геннадьевны было освобождено, змеей прошипела она. - Скоты, вы за все мне ответите! - Это относится к нам? - вежливо осведомился я. - Нет, это относится к моим родственничкам. Я давно подозревала, что они готовят мне нечто похожее, но ничего не могла поделать. Подозрение - это всего лишь подозрение. Значит, Верку они вышвырнули и отобрали все, что ей оставил Петр. Суки! Генка, подонок, весь в своего папашу, а сыночек вообще мразь непередаваемая! Просто счастье, что он плотно сел на иглу, думаю, что года через два он окочурится. Вот же племя мерзопакостное, все в подонка Петрушу. Хоть он подох! Думала, дышать в этом доме станет полегче, а оно вон как выходит! Мерзавцы, и ведь Ольга тоже с ними заодно. Приручили и воспитали по своим принципам. - Странно такое от вас слышать, - удивился я. - Вы или лжете, или я вообще ничего не понимаю. Как мне рассказывала ваша сестра Екатерина Геннадьевна, так вы просто души в своем брате не чаяли. - Какой он мне, к черту, брат! Он мне такой же брат, как сотни других мужиков. Я ведь в их семье приемный ребенок, а точнее сказать, подброшенный. Да, моя приемная мама, единственный и по-настоящему любивший меня человек в той семье, подобрала меня весной пятидесятого года. Еще затемно вышла доить корову и на крылечке обнаружила едва пищащий сверток. Это и была я. Но кто вы такие и почему я все это должна вам рассказывать? - Я руководитель охранного частного предприятия "Сокол", а это мой зять, Константин Иванович. Бывший следователь РОВД. И приехали мы к вам совсем не для праздных разговоров. У нас вполне конкретная и определенная миссия. - И для этого вашему бывшему следователю понадобилось напялить бюстгальтер? - брезгливо поморщилась она, пытаясь приподняться. - Пинкертоны долбаные, и что же вам от меня надо? Как я понимаю, щенки сенбернара вас уже не интересуют? - Вы правильно понимаете, - зло ответил Ефимов. - Нас интересует человек по имени Алексей Синицкий, только не надо говорить, как в прошлый раз, что Синицкий давным-давно от вас уехал и вы о нем мало что знаете. По словам Веры Григорьевны, он прожил у вас больше месяца и все свободное время помогал вам ухаживать за собаками. Более того, в отличие от остальных обитателей дома, вы были возмущены его странным исчезновением. Что вы соврете нам на этот раз? - На этот раз, после того, что я услышала, я вам ничегошеньки не совру, - подумав, ответила собачница. - На этот раз я вам расскажу и даже покажу всю правду, и вы сыграете мне на руку. Сейчас мы поднимемся наверх, и вы узнаете все, что хотели. Развяжите меня. - Приятно, что в вашем лице мы приобретаем друга и союзника, - галантно поклонился полковник и содрал с нее весь скотч, которым она была склеена. - Спасибо, - вставая на ноги, поблагодарила она. - Следуйте за мной. По деревянной винтовой лестнице мы поднялись на второй этаж и попали в помещение, чем-то напоминающее центр управления полетами. Стены просторного круглого зала на восемьдесят процентов состояли из стекла, а посередине полукольцом расположился пульт управления с десятком мигающих мониторов, компьютеров и прочей электронной ерунды. Сразу же заняв кресло оператора, она нажала несколько кнопок, и на одном из мониторов мы увидели томящихся за забором Макса и Милку. - Вам их позвать? - коротко спросила она. - Старика позовите, это наш сотрудник, а девушка пусть остается в машине. - Интересно, у вас что, все сотрудники калеки и педерасты? презрительно посмотрев на меня, спросила Светлана Геннадьевна. - Нет, - мрачно возразил полковник. - Передайте ему от моего имени, чтобы он отстегнул деревяшку и оставил один костыль. Второй ему действительно нужен, потому что вчера после вашего отъезда на рынок при попытке перелезть через забор его ранил в голову и в ногу ваш дорогой братец. - Какой еще братец, что за чушь вы несете? Я хоронила его собственными руками, хоронила и ревела от счастья, так что стрелять он в вас никак не мог. - Ну, значит, нам почудилось, - согласился тесть. - Значит, стрелял кто-то другой. - Не может такого быть, - побледнела и встревожилась Светлана. - Когда я уезжала на рынок и по магазинам, в доме никого не оставалось. - А вот это нам и предстоит выяснить. Если вы с нами заодно и не будете возражать, если ваш племянник угодит в тюрягу, то давайте действовать слаженно и безо всякого лукавства. Вы согласны? - Да я вам уже об этом сказала. - решительно отпирая кодами калитку, ответила она. - Людмила, вы остаетесь в машине, - приказала она в микрофон. - А вы, молодой человек, отстегивайте свой маскарад и с одним костылем идите по дорожке к флигелю. Дверь открыта. Мы находимся на втором этаже. Так распорядился ваш начальник. - Почему же он сам мне этого не говорит? - углядев скрытую ловушку, подозрительно спросил Ухов. - Ты за дурака-то меня не имей. - Разговаривайте с ним сами, - протягивая микрофон, обиженно предложила Светлана. - Макс, все в порядке, делай так, как она сказала. Уже через минуту, чуть опираясь на костыль, Ухов стоял среди нас. Удивленно оглядываясь по сторонам, он старался понять, куда он, в сущности, попал. Так толком ничего и не решив, Макс спросил: - Ну и что вам удалось выяснить о судьбе Алексея Синицкого? - Пока ничего, но Светлана Геннадьевна обещает нам рассказать всю правду. - Смотрите и слушайте. Двадцать первого июня, когда Алексей не появился на работе, я прокрутила ночную запись и обнаружила такое, что сразу же хотела бежать в милицию. Видеокамеры у меня записывающие, и если я нахожу на пленке какую-то интересную запись, то откладываю ее и нумерую. Эту кассету я вообще запрятала в тайник. Смотрите. Вспыхнул экран очередного монитора, и мы увидели все ту же калитку и небольшую площадку за ней. Однако сейчас там не было ни Милки, ни нашей машины, да и вообще там ничего не было. Но прошло некоторое время, и в нижнем левом углу экрана возникло какое-то движение, и появился звук. " - Ничего, сынок, - хрипло хихикнул старческий голос, - это только первый раз мандраж пронимает, - успокаивал кого-то вышедший на свет лысый старик, за которым, понурив голову, появилась хромающая фигура со связанными за спиной руками. - Не дрейфь и не трясись как заячий хвост. Один раз сделаешь, а потом все пойдет как по маслу, - обернувшись прямо на камеру, продолжал успокаивать старик кого-то третьего, нам пока не видимого. - А я и не трясусь, - входя в световое пятно, с дрожью в голосе ответил плотный высокий мужик, телосложением похожий на старика. - Врешь, Генка, трясешься, - паскудно захихикал старик. - А вот наш козел действительно не трясется, хотя ему это положено по штату. Эй, выблядок, ты что же, в самом деле не боишься или думаешь, что мы тут поиграть вышли? - Нет, мне страшно, - поворачиваясь лицом на камеру, ответил хромоногий мужик. - Просто я не хочу, чтобы вы, подонки, видели мой испуг. Он доставит вам удовольствие, а я этого не хочу". - Да это же Алексей Синицкий. - прошептал Макс, наклоняясь ближе к экрану. " - Герой, значит! Весь в батю, - оскалился старик, привязывая к его ноге какой-то мягкий, но тяжелый ком. - Вот и хорошо, значит, героем жил и героем подохнешь. Ты как хочешь, Лексей Лексеич, чтобы мы тебя убили? В затылок или в лоб? - Это не громкие слова, но я действительно хочу умереть, глядя вам в глаза. Глядя в ваши поганые глаза. - Пусть будет по-твоему. Последнее пожелание покойника - дело святое. Батю твоего я тоже в лоб из винтаря замочил. Значит, так уж промеж нас повелось. Подойди-ка метра на три поближе к желобу, чтоб сподручнее было, чтоб ты в желоб упал и сам по нему покатился до самой реки. Вот так в самый раз, стой и не двигайся. Давай, сынок, ты готов? - Готов, - заикаясь, ответил Геннадий Петрович, поднимая пистолет с глушителем. - Смотри, держи руку твердо, как я тебя учил, и целься между глаз. Ну, с почином тебя, сынок. Давай, родненький! Едва слышно хлопнул выстрел. Синицкий упал и тут же приподнялся, захлебываясь кровью и болью. В метре от обрыва он судорожно пытался встать на колени, но не позволяли связанные за спиной руки. - Ну что же ты так, сынок, - укоризненно пожурил неопытного ученика отец. - Нельзя так, ты ему в горло попал. Ему же больно. Дай-ка я его добью, чтоб не мучился. - Забрав пистолет и почти не целясь, вторым выстрелом в затылок он убил подранка. - Вот так-то, сынок. Столкни его в воду, а потом вылей в желоб пару ведер, чтобы Светка ничего не заподозрила, а я пошел спать, уже светает". - Да он же просто палач, этот ваш братец, - сжав кулаки, скрипнул зубами Макс. - Вашим друзьям я уже объяснила, что он мне такой же брат, как и вы. Не нахожу нужным повторяться, а вот о том, что случилось позже и почему я стала его ненавидеть и бояться, могу рассказать. - Пожалуйста, если не трудно, - подбодрил ее полковник. - Когда он вернулся домой в пятьдесят шестом году, мне было шесть лет. Тогда я еще не знала, что родители мои не мои, что я подкидыш. Даже из деревенских, охочих до сплетен баб мне об этом никто не говорил. Жалели, и правильно делали. Зачем мне, ребенку, было об этом знать раньше положенного времени. И вот приехал Петро. Екатерине и маме он почему-то сразу не понравился. Я помню, как, переговариваясь между собой, они вновь и вновь твердили, что приехал не Петька, а совсем другой человек, настолько его искалечила служба лагерного охранника. Я хорошо помню, что с собой он привез гору красивых вещей. Всем досталось много подарков, но мама и Екатерина от них почему-то отказались, и только мы с отчимом приняли их с благодарностью. Потом-то, когда стала постарше и начала кое в чем разбираться, я все поняла, и, наверное, поступила бы точно так же, как Екатерина и мама, но в шесть лет такого мне было не дано. Я с радостью хватала подарки и страшно его полюбила. А он нянькался со мной, как с собственным ребенком, катал на мотоцикле, возил в город в кино, покупал мороженое и любые конфеты, которые я только пожелаю. В общем, он ни в чем мне не отказывал и выполнял любые мои прихоти. Я всегда была одета как кукла. Он покупал мне самые дорогие платья и обувь. Хотя сам к тому времени уже был женат на Галине и они ждали ребенка, знакомого вам Геннадия Петровича Арбузова. Сейчас-то он воспылал к нему любовью, а в то время на семью не обращал внимания. В основном пропадал с дружками в городе или сюсюкался со мной, а к жене приходил с единственной целью - чтобы нашлепать ребенка и как следует отлупить Галину. И долупился до того, что в конце концов бедная баба не выдержала и в одну прекрасную ночь повесилась. Случилось это то ли в шестьдесят первом, то ли в шестьдесят втором году. А в шестидесятом, когда мне исполнилось десять лет, на мой условный день рождения он подарил мне проигрыватель и десять самых модных пластинок. Такого чуда в нашей деревне еще ни у кого не было. Дальше - больше, на день моего двенадцатилетия он подарил мне велосипед и золотой перстенек с бриллиантом. Наверное, можно меня понять, я привязалась к нему как собачонка, следовала за ним тенью, и ему это нравилось. У нас даже возникла своеобразная игра. Вроде бы я не вижу его и вроде бы он не замечает меня, а потом вдруг неожиданно мы сталкиваемся где-нибудь в сельпо или в клубе. Господи, если бы я только знала, куда он гнет свою линию... я бы обо всем рассказала маме или пожаловалась своей учительнице, ведь к тому времени кое-какие предпосылки уже намечались. Что-то в наших отношениях изменилось, появилась какая-то непонятная натянутость, и от нее за версту несло едва уловимой гнильцой. Но кто мог подумать, что такое может случиться? Я ведь по-прежнему считала его своим родным братом. Весной, когда мне исполнилось тринадцать лет, он подарил мне магнитофон, редкость по тем временам необычайную. А потом, в конце вечера, когда мы проводили моих школьных подруг по домам, он вытащил небольшую коробочку с часами и защелкнул их на моем запястье. От радости, счастья и благодарности я заплакала, а он, посмеиваясь, предложил мне погулять по колхозному яблоневому саду. Там он меня и изнасиловал, тогда я впервые увидела настоящее лицо Петра Геннадьевича Арбузова. Я молила его не делать этого, кричала, плакала, говорила, что я еще маленькая, и мне еще нельзя, и вообще нам нельзя, потому что мы брат и сестра. "Ты мне такая же сестра, как я тебе папочка, - хохотал он, срывая с меня нижнее белье. - Нашла себе братца! Сейчас от смеха кончу. Подкидыш ты! Понимаешь, вшивый подкидыш. Раздвигай ноги, сучонка приблудная, или я долбану тебя кулаком в лоб, да так, что ты очнешься только к утру, если вообще очнешься". Можете представить, каково мне тогда было. Сделав свое дело, он давно ушел, а я все лежала под яблоней на траве, мокрой от росы и крови. То ли от боли, то ли от всего того, что мне довелось пережить, я не могла, а может не хотела, шевельнуть пальцем или хотя бы накинуть на себя кофточку. Так и пролежала до рассвета, до того времени когда меня обнаружил колхозный сторож. Он тут же завернул меня в свой брезентовый плащ и отнес в крохотную сторожку, где долго отпаивал горячим чаем и растирал самогонкой. Милый старик, он не задал мне ни единого вопроса. Просто молча делал свое дело, изо всех сил пытаясь вернуть меня к жизни. Если бы не он, то вряд ли мы с вами сейчас встретились. Он умер через год, так ничего никому и не рассказав о моем позоре. Мама нашла меня в его сторожке только на третий день. Я металась в бреду и мало что понимала. Только рваными фрагментами мне удавалось увидеть то растерянную маму, то виновато стоящего старика, то закопченный угол потолка его сторожки. Меня перевезли домой, но поднялась с постели я только через месяц, успев за это время многое передумать. Сначала я хотела обо все рассказать маме, но потом спохватилась - какая она мне мама? Ее сын, будь он в три раза хуже, все равно останется сыном, а я как была подкидышем, так подкидышем и останусь. Да что там говорить, скорее всего, мама догадывалась, кто это со мною сотворил, просто боялась скандала, суда и, как следствие, ареста своего сына. А за изнасилование малолетки ему бы по тем временам вкатили не меньше червонца. Потому-то мама и предпочитала молчать. Все хорошенько продумав, я четко и твердо решила убить его своими собственными руками. Да, еще тридцать семь лет тому назад я вынесла приговор этому подонку, и я все равно бы это сделала. У меня давно все готово. Очнувшись и встав на ноги, я сделала вид, что нисколько на него не обижаюсь. Я продолжала жить прежней жизнью, и это его вполне устраивало. В благодарность он даже достал мне путевку в "Артек", мечту любого тогдашнего школьника. После отдыха на море он снова начал ко мне приставать, но теперь-то мне было все равно. Иногда я отказывала, иногда соглашалась. Раз пять он возил меня на подпольные аборты и довозился до того, что в шестнадцать лет я уже не могла иметь детей. Надеюсь, понимаете, что как личность он убил меня в тринадцать лет. Сделал из прилежной школьницы малолетнюю проститутку. Жизнь моя, еще не начавшись, уже закончилась, и за это я поклялась его убить. Но он меня перехитрил, сдох собственной смертью. - Какое там сдох! - возмутился Макс. - Вы видите повязку на моей голове? Она закрывает рану от пули, которую в меня выпустил ваш братец, или кем он там вам доводится. Если еще десять минут тому назад у меня были какие-то сомнения, то после показа вашего расстрельного фильма они напрочь отпали. Стрелял в меня именно тот старик, который на экране добивал Алексея Синицкого, и тут не может быть двух мнений. Я еще не сошел с ума. - Я на этот счет имею совсем противоположное мнение, - резко возразила Светлана. - Поймите же меня! Я стояла в метре от гроба и прекрасно видела его лицо. На моих глазах гроб закрыли на ключ и опустили в могилу. При мне ее закопали и поставили временный металлический памятник. Какие тут могут быть сомнения? - Большие, - вмешался я в разговор. - Во-первых, он стрелял в Макса, а во-вторых, его также видела и Вера Григорьевна. А два свидетельских показания уже что-то значат. - Подождите, - решительно поднимаясь с операторского кресла, что-то вспомнила Светлана, - встречались мы с вами вчера днем. Но пленку из той камеры я еще не просматривала. Сделаем это прямо сейчас. Выдвинув из высокого секретера нужный ящик, она выудила оттуда видеокассету и, вставив ее в магнитофон, щелкнула кнопками, а когда появилось движение, она поставила нормальный режим просмотра. - Теперь смотрите! - воскликнула Светлана, указывая на экран. - Ага, вот вы подъезжаете к воротам. Выходите. Идете по периметру забора и высматриваете изъяны, а теперь вы вышли из-под контроля этой камеры и вас нет. - Ничего страшного, скоро появимся опять, - пробурчал Макс, хмуро всматриваясь в безжизненный экран. - Верно, вот вы появились, чем-то недовольные, что-то вам не понравилось, - продолжала комментировать Светлана. - Подходите к воротам и нажимаете кнопку домофона. Беседуете со мной. Стоите и ждете. Выхожу я, и мы с вами разговариваем. Разговор окончен, я закрываю дверь, а вы садитесь в свою машину и уезжаете. Вот и все, чего же вы еще хотите? - Посмотрите, куда мы поехали. - Вы спускаетесь к Волге, ну и что? Минут через пять я должна выехать из ворот. - Отмотайте этот кусок. - Пожалуйста. Смотрите, я выезжаю. Уже отъехала довольно далеко. Что это? В кустах кто-то зашевелился. Господи, да это опять вы. Подходите к забору, и один из вас карабкается по спине другого. Кажется, это вы, Макс? - Теперь смотрите внимательно, - подняв палец, предупредил я. - Макс крутит головой и рассматривает внутренности нашего двора. Боже мой, что такое? - вскрикнула она, когда лицо Макса вдруг резко окрасилось кровью и исчезло из поля видимости камеры. - Я ничего не понимаю. Кто-то стрелял со стороны нашего дома, - растерянно признала она. - Но кто бы это мог быть? Кто стрелял? Ведь в доме никого не оставалось. - Кроме мертвого деда, что выпалил в мой череп, по пояс высунувшись из подвального окна, но это еще не все, подождите несколько минут. Скоро он выйдет из ворот с револьвером в руке, для того чтобы меня добить. Когда он будет возвращаться назад, то вы увидите его рожу и уж тогда убедитесь в том, что я был прав. - Это он! - в ужасе всплеснула руками Светлана, когда старик, заслышав шум двигателя моей машины, бросился к воротам. - Боже мой, это он, но я ничего не понимаю, этого не может быть, - стиснув ладонями виски, застонала собачница. - Но тогда кого же мы похоронили? - Скорее всею, того бородатого товарища по кличке Пломбир, который за два дня до своей смерти приезжал к вам в гости, - равнодушно ответил я. - Но чтобы все это выяснить и знать наверняка, нам необходимо поговорить с Петром Геннадьевичем. Как вы думаете, где он может прятаться? - Не знаю. Но если это так, то, скорее всего, в подвале или в своей половине дома. Я ничего не понимаю, может, вы разъясните мне хоть что-нибудь?.. - Пока все, чем мы располагаем, одни догадки и предположения, а вот когда накопаем факты, тогда и картина прояснится. Как нам лучше и незаметней попасть в подвал и в стариковскую половину дома? - Через тоннель, который начинается под моей лестницей и выходит прямо в подвал. Но только нужно хотя бы приблизительно знать его расположение, а то заблудитесь и попадете в лапы к его мерзкому сыночку. - Тогда опишите нам его планировку, хотя бы в общих чертах. Уже двадцать минут второго, а у нас еще конь не валялся. - Хорошо, я попробую набросать вам план. Когда кончится тоннель, вы упретесь в бронированную дверь подвала. Наберете код 8567, потом повернете колесо до щелчка, и дверь откроется. Итак, вы в подвале. По левую руку находятся гаражи, это фасадная часть, и именно оттуда стреляли в Макса. С правой же стороны начинается лестница, ведущая в покои Геннадия Петровича и его семьи. Три двери под этой лестницей ведут в полуподвальные комнаты, заваленные разным хламом, и я не думаю, что старик мог их выбрать для жилья. Следующая стена, которая будет параллельна гаражам, тоже имеет три двери. Это продуктовая часть подвала. Посередине располагаются холодильные агрегаты, а в крайних комнатах хранятся овощи. Насколько мне известно, сейчас они пустуют. А теперь самое главное. Вторая лестница возле дальней стены ведет в покои этого оборотня. В той стене тоже три двери и три комнаты, принадлежащие лично старику. Они закрыты на массивные замки, и что находится за ними, остается только гадать. Правда, в свое время мне удалось заглянуть в одну из них, крайнюю справа, и, насколько я разбираюсь в колбасных обрезках, там старик хранит небольшой арсенал оружия и воспоминания славных прошлых лет в виде портрета Сталина и пожелтевших фотографий, наклеенных прямо на стену. Увы, это все, что я могу вам сообщить. Я бы сама с удовольствием отправилась с вами, да что-то на сердце сегодня особенно неспокойно. Что-то должно случиться. Но не внутри дома, а вне его стен. У меня есть уникальная болонка, которая чует опасность за версту, так вот сегодня она поскуливает с двух часов дня. Именно поэтому я была к вам так подозрительна. Учтите, мне ничего не стоило прикончить вас, даже будучи связанной, однако по поведению этой сучонки я поняла, что вы опасности для меня не представляете. Ладно, ступайте, и да поможет вам Бог. * * * Все было так, как она объяснила. Пройдя довольно длинным глухим коридором, мы уперлись в металлическую дверь с кодовым замком. Цифирка подошла к цифирке как молодой любовник к пожилой женщине. Сам подвал был не освещен, и поэтому в некоторой нерешительности мы сгрудились у двери. - Ну и что мы тут стоим и глазеем, как три старых барана, увидевших рожающую овцу? - с некоторым раздражением спросил тесть. - Вперед, друзья мои, и да улыбнется нам удача. Выдав эту смелую тираду, полковник первым ступил на вражескую территорию. С некоторой неохотой за ним последовал и я, а замыкал наше шествие Макс, держа костыль на изготовку, поскольку в нем было вмонтировано АСУУ - так замысловато Макс окрестил свое новое изобретение, то есть автоматическое стреляющее устройство Ухова. Это его детище могло пригодиться нам в любую минуту. Включив карманные фонарики, мы кое-как осветили довольно-таки просторное помещение подвала и сверились с планом Светланы. Он был составлен идеально. Легко по нему ориентируясь, мы миновали первую лестницу и подошли к противоположной стене, где, по ее сведениям, мог скрываться старик. Три двери, расположенные под лестницей, ведущей наверх, заметно отличались от всех остальных. Они казались гораздо массивнее, а крайняя левая особенно выделялась из общего дверного ансамбля. Она была бронирована и закрывалась снаружи двумя засовами и мощной накладной щеколдой. А кроме того, в центре этой брони находилось тюремное смотровое оконце, в данное время наглухо запертое на пружинную задвижку. Именно туда мы подошли и, сгрудившись, прислушались. Сомнений не оставалось. Только оттуда мог доносится этот протяжный, едва уловимый стон. Стараясь не шуметь, я осторожно оттянул пружинную задвижку и, отпрянув в сторону, откинул форточку. Черным квадратом на нас смотрела абсолютная чернота, смешанная с густой вонью спертого воздуха. Переждав некоторое время и убедившись, что изнутри никто никаких агрессивных действий не предпринимает, Макс негромко спросил: - Эй, там! Есть кто живой? - Есть, - едва слышно отозвался хриплый голос. - Пить, дайте пить. Осветив камеру, Макс выругался и начал спешно отодвигать засовы. Когда пятнадцатимиллиметровая броня распахнулась и мы вошли внутрь, то были приятно удивлены встречей с легендарным Петром Геннадьевичем Арбузовым. Вернее, с той тенью, что от него осталась. Здоровенный костяк, обтянутый кожей, лежал на полу у стены и был абсолютно гол. - Пить! - умоляюще глядя на нас белесыми глазами, вновь простонал он. Помираю. - Невелика потеря, - поднося к его губам фляжку с водкой, успокоил Макс. - Вертухай трепаный. Глотай осторожнее, здесь водка. Извини, что не захватили для тебя куриного бульона, козел безрогий. С трудом приподнявшись, старик сделал несколько судорожных глотков и, попытавшись что-то сказать, закашлялся. Дверь захлопнулась резко и неожиданно, а затем последовал грохот спешно запираемых засовов и щеколды. Не целясь, Макс выпустил очередь в открытое еще окошко. Но видимо, никого не задел, потому как в ответ раздался мужской хохот, и форточка благополучно захлопнулась. - Открой, подонок, - бросив вес всего своего тела на плотный войлок двери, заорал полковник. - Открой, или я вышибу тебе все твои кабаньи мозги. - Посидите, а я пока с женой посоветуюсь, - глухо ответили из-за двери. - Подумаем, что с вами делать, - пообещал он, удаляясь. - Ничего хорошего они для нас не придумают, - опускаясь на корточки, с сожалением заметил я. - Если уж он с родным папенькой так обошелся, то можно представить, какая печальная судьба ожидает нас. - Сука ты, дед, - присаживаясь рядом, бесцветно заметил тесть. - И сынок твой последняя мразь. Недаром говорят, что яблоко от яблони... Пока тесть выговаривал старику все, что он думает о его родичах в пятом поколении, а Макс вычислял возможные планы освобождения, я мог спокойно осмотреть ловушку, куда мы с таким идиотским самозабвением угодили. Два метра высотой, камера имела не более шести квадратных метров, а значит, ее общий объем составлял двенадцать кубометров. Отличная ловушка для трех умных тараканов плюс четвертого - вонючего клопа, который готовился в самое наиближайшее время отойти в мир иной, нам неподвластный. Камера была абсолютно глухой и чем-то напоминала мягкий мешок. Это впечатление как нельзя более кстати подкреплял толстый войлок, которым изнутри был обшит этот карцер. Толщиной войлок был никак не меньше пяти сантиметров, так что надежды на то, что наши вопли или выстрелы услышит Светлана, не оставалось никакой. Ничего не скажешь, отличный зиндан построил для кого-то старик, но не учел, бедняга, того, что последние свои дни именно он в нем и скоротает. Но за что же любимый сынок затолкал сюда папашу? Кажется, понятно, но лучше в этом удостовериться. - Эй, ты, "гвардии майор", который брал Берлин, - прерывая беспредметную стариковскую ругань, нетактично пнул я арбузовский костяк. Будем говорить или продолжать переливать из пустого в порожнее? - Дайте еще глоток водки, тогда и поговорим, - голосом достаточно бодрым потребовал он. - Нас четверо, и у нас есть оружие, а это уже много. - Гнида вонючая, запомни раз и навсегда, - совсем напрасно вспылил тесть, - ты, мокрушник, сам по себе и мы тебе не компания. И никакой водки ты больше не получишь, а будешь отвечать, о чем тебя спрашивают. - Погодите, Алексей Николаевич, тут вы немного не правы, - протягивая старику водку, остановил тестя Макс. - Сейчас он придет в себя, почувствует вкус к жизни и непременно станет нашим союзником хотя бы на несколько часов. - Черт с вами, делайте что хотите, мое дело сторона. Демонстративно отвернувшись, полковник закурил и был очень шокирован, когда я, бесцеремонно вырвав у него сигарету, опустил ее в узкую горловину параши. - Пардон, папаша, здесь и без этого дышать нечем, - объяснил я ему столь грубое обращение. - Выйдем на воздух, и я лично раскурю вам лучшую сигару. - Никуда мы отсюда не выйдем, - выпив, помрачнел старик. - Генка и меня и вас порешит. Я всегда ему говорил: твой свидетель - твой убийца. - А за что же он такого мудрого учителя и тем более своего отца желает угробить в этом каземате? - полностью беря инициативу в свои руки, мягко спросил я. - За деньги, - скрестив руки и усаживаясь на задницу, просто ответил старик. - Я его таким сам воспитал. Бей, убивай, только бы быть в выигрыше. Вы, наверное, про меня что-то знаете... Но там мы убивали чужих, ненавистных всему государству врагов народа. Так меня воспитали... - Арбузов, может быть, перейдем к делу? - Перейдем, - согласился он. - Если вы оградите меня от собственного сына. - От сына оградим, - пообещал тесть. - Но не от правосудия. - Какое сейчас правосудие? - ухмыльнулся старик. - Воруй больше да беги дальше. Мне бы только сыночка своего к общему знаменателю подвести, а там и трава не расти. Можно было бы и на погост отправляться. Если вы мне в этом поможете, то я готов колоться на все четыре части. - Тогда колись, - дружески посоветовал я. - А за его судьбу не переживай, она у него будет незавидной. За что вы с ним убили Синицкого? Только не вздумай отпираться. Весь расстрел Синицкого заснят на видеопленку, начиная с того самого момента, как вы подвели его к желобу, и заканчивая твоим контрольным выстрелом ему в затылок. - Мужичонка оказался мелким шантажистом. Если бы он просто хотел отомстить мне за отца, то дело бы повернулось совсем иначе. Я бы даже его зауважал. Но он хотел совсем другого. Он хотел денег. Много денег! Очень много! А то, что он есть сын Алексея Синицкого, я понял почти сразу, уж больно они с отцом похожи. - А кто был его отец? - состроив невинную рожу, спросил я. - Вы его знали ранее? - А как не знать. Он тянул срок в нашем лагере как "враг народа", и однажды, когда он попытался бежать, я, как охранник, был вынужден его пристрелить, за что имел правительственное поощрение. - Выдав эту лживую тираду, старик гордо посмотрел на нас. - Тот еще волчара был! Хотел моего товарища зарубить топором. Не знаю уж, как мне хватило прыти дослать патрон и замочить его первым выстрелом. - Ну зачем же так скромничать, Арбузов? - Носком ботинка я приподнял его за челюсть. - Времени у вас было предостаточно. Этого времени вам хватило на то, чтобы изнасиловать его беременную жену и ее сестру. Вы просто немного не рассчитали. Не подумали, что завал в шахте удастся разобрать так скоро. А если вы это немного подзабыли, то думаю, что показания Прудовой Марии Аркадьевны быстро освежат вашу память. К вашему глубокому разочарованию, она еще жива и многое смогла рассказать о вашем характере и о поведении. Этот рассказ подтвердил ее муж, Прудов Андрей Тимофеевич. И более того, он восполнил некоторые пробелы в вашей сволочной биографии. Я имею в виду странную смерть двух съемщиков, одного вашего охранника и, как следствие, исчезновение двух килограммов золота. Вы хотите послушать его откровения? - Вытащив диктофон, я начал отматывать нужные метры. - Не надо! - прохрипел старик. - Я об этом знаю лучше... Гарантируйте мне выход из этого подвала. Я расскажу вам все, и больше вы меня никогда не увидите. - Тебе-то торговаться, старый хрен? - заскрипел зубами Ефимов. Скажешь спасибо, если нам удастся вырвать тебя из рук собственного сыночка. - Пусть будет так, - пожевав порозовевшими губами, согласился старик. Я расскажу вам все, но с условием, что вы вызволите меня из собственного дома, оденете и отдадите властям. - Надеется на давность лет, мерзавец, - усмехнулся тесть. - Ладно, черт с тобой. Рассказывай, но только без вранья и подробно. - А какой мне смысл врать, когда вам почти все известно? - втянув беззубыми деснами щеки, ощерился старик. - Зимой тридцать восьмого меня отправили в сибирские лагеря для охраны "врагов народа", которые там добывали золотишко. Скверный народ, ничего не скажешь, чего только там не скопилось. От шакала до волка. Все были. Начиная от старых, дореволюционных урок и кончая гнилой интеллигенцией тогдашнею пошиба. Они-то мне не нравились больше всех. Падаль вонючая. Заместо того чтоб брать бревно на плечо и нести его как полагается, они норовили катить его накатом. Вроде как полегче, но меня это бесило. Если ты "враг народа", так будь любезен и отработай свою вину до конца. Докажи родному государству, что вину свою осознал и теперь хочешь ее исправить... - Послушай, лысый баран, твоя политическая точка зрения мне абсолютно безразлична, - не выдержав, вспылил я. - Говори конкретно, сколько заключенных ты отправил на тот свет и сколько золотых мостов сдернул с живых и мертвых зубов? Сколько челюстей выломал у заключенных? Говори, или ты навсегда останешься лежать там, где лежишь. - Не надо! - защищаясь от моей ноги, взвизгнул старец. - Лично я никому зубы не выламывал. Для меня это делал Иван Думаков. - По кличке Пломбир? - прозорливо спросил тесть. - Да, теперь мне все равно. Золотые зубы у вновь прибывших выламывал Пломбир, - вдруг захихикал старик. - А знаете, почему у него такая кличка? Потому что он всех только что прибывших заключенных угощал "мороженым" своего собственного приготовления. Ага, оттащит мужичка в укромное местечко, расстегнет штаны, достанет свой "инструмент" и предлагает его попробовать. И при этом перед горлом мужика всегда держал косо отточенный нож. Соглашались почти все, а кто был против, того наутро находили с перерезанным горлом, но все равно без золотых коронок. А через несколько дней все это добро Пломбир передавал мне в обмен на папиросы, водку и кредитную запись на его счет. Так мы с ним работали не один год. Спешить нам было некуда. Он потихоньку снабжал меня золотыми зубами неизвестно какой пробы, ну а я подкармливал его деньгами, папиросами и девочками из ближайшего женского лагеря. Я рассчитывал задержаться на этой работе до самой старости, а ему так велел закон, потому что сидел он за убийство семьи соседа, которую он вырезал подчистую, начиная от дряхлой старухи и заканчивая несмышлеными младенцами. Сразу замечу, что у него это был рецидив, а значит, ждать его на свободе было бы просто смешно. Как я думал, сидеть бы ему еще и сидеть до скончания века, да кто же знал, что выйдет ему амнистия. Первый раз на свободу он вышел зимой шестидесятого и уже через неделю разыскал меня в деревне. Пришлось дать ему немного денег. Остальное я пообещал вернуть ему летом, сославшись на то, что основной свой банк я еще не трогал и он по сию пору лежит в тайге. Тогда он мне поверил, а поздней весной проиграл в карты и замочил двух случайных прохожих. Сел опять. Я вздохнул с большим облегчением, думая, что на этот раз вышак ему обеспечен. Напрасно я радовался. Ему дали только пятнадцать, и в семьдесят пятом он появился вновь. На этот раз он пришел не один. С ним было два его дружка. Тут уж разговор у нас состоялся серьезный. Дело чуть было не дошло до поножовщины. Мне не оставалось ничего иного, как пообещать ему вернуть все его бабки, а это значило отдать половину всего, что у меня есть. На это пойти я никак не мог. Едва они ступили за порог, как я выскользнул следом и вычислил тот дом, где он остановился. Весь вечер я издали, с огорода, наблюдал за их пьянкой, а когда они угомонились и наступила ночь, я прокрался в дом и всадил ему в спину нож. Здорово я тогда просчитался. В темноте порешил не Пломбира, а его дружка. Однако подозрение все равно пало на него, и он снова, теперь уже моими стараниями, получил срок. И вот недели две назад он вновь явился ко мне собственной персоной. Перепугался я до смерти, прекрасно понимая, что на этот раз мне от него не отвертеться. Он был абсолютно уверен, что именно я подставил его в семьдесят пятом, и потому заранее предпринял кое-какие меры безопасности. В частности, он связался с какой-то организованной преступной группой, а в сумке, с коей он никогда не расставался, лежал укороченный автомат, который он пустил бы в дело не задумываясь. В общем, взять его силой не представлялось никакой возможности. Приходилось думать головой. Я посвятил Генку в суть дела, и мы разработали с ним отличный план. Чтоб и волки были сыты, и овцы целы. О том, как он замечательно прошел, вы, вероятно, уже слышали. - В общих чертах, - буркнул полковник. - Хотелось бы узнать поподробнее, например, почему на вашу аферу согласился сам Пломбир? - Все очень просто. Я сказал ему, что все средства я истратил на постройку дома и у меня практически не осталось ни копейки. - Продавай дом, - однозначно потребовал он. - Продать можно, - согласился я. - Но, во-первых, на это уйдет много времени, а во-вторых, большую половину вырученных денег я буду должен отдать сыну, жене и сестре. Я же предлагаю тебе другой, более скорый вариант: мы с тобой просто поменяемся документами, и ты прямо с того самого момента становишься полным хозяином этого дома, а я уезжаю назад в деревню. - Опять морочишь мне голову, - не поверил он. - Меня ж твои домочадцы раскусят с первой минуты. - Не раскусят, - заверил я его. - Тем более, что ростом и телосложением мы похожи. Жену с сыном и его семьей я забираю с собой, а тебе остается разобраться только с сестрой. Живет она во флигеле и в дом почти не заходит. Самое сложное в нашем деле - это первое твое появление в моем облике, но и тут я кое-что придумал. Сделаем так: сегодня к ужину ты побреешь и бороду, и - наголо - череп. Намотаешь на физиономию платок, словно у тебя, то есть у меня, страшно болит зуб. За столом как ни в чем не бывало сядешь на мое место. Я же с твоей бородою и лохмами займу твое место. Одеждой, естественно, поменяемся тоже. За столом мы разговаривать не должны. Торговались, препирались, и далеко не сразу, но я его уговорил. - Ладно, - в конце концов согласился он. - Но учти, если замечу с твоей стороны хоть какой-нибудь финт, то положу всю вашу семейку штабелем. Ну а дальше все прошло как по нотам. Вернувшись с пляжа, я пожаловался Вере на то, что у меня страшно разболелся зуб. Попросил ее сделать согревающую повязку и велел не трогать меня вплоть до самого ужина. Примерно в пять часов условным стуком мне просигналил Пломбир. Под автоматом я побрил его наголо, напялил на него пижаму, завернул морду платком, и мы поменялись помещениями. В его комнате Геннадий приклеил мне еще накануне приготовленную бороду с париком. Я нацепил очки и натянул одежду своего двойника. Наше сходство стало не то чтобы абсолютным, но вполне сносным. По крайней мере, когда Вера явилась приглашать меня к столу, она ни на секунду не заподозрила того, что перед нею стоит совсем другой человек. Ну а дальше было еще проще, хотя права на ошибку я не имел, потому что под пижамой у него по-прежнему наготове был автомат. Когда Пломбир привстал, чтобы знаками потребовать второе блюдо, Олег подальше отодвинул стул, а я под столом зацепил его ноги скобой и резко дернул на себя. Упал он точнехонько, мозжечком прямо на ребро радиатора отопления. Не теряя ни минуты, мы навалились на него, чтобы в случае чего, до того как подоспеет Вера, придушить его наверняка. Однако наша предосторожность оказалась излишней. Он был мертв как полено. Нам оставалось только незаметно вытащить у него из-под пижамы автомат. Наутро приехал санитар и мастерски загримировал труп Пломбира. Меня даже пробрал легкий морозец. В гробу - тьфу, тьфу! - лежал я собственной персоной. Таким образом умер Петр Геннадьевич Арбузов и родился Иван Васильевич Думаков. Вместе с огромными плюсами мое теперешнее положение имело свои минусы, и я на некоторое время должен был спуститься в подполье. - Какие же минусы и какие плюсы вы получили? - Минус состоял в том, что я больше не являлся хозяином своего дома, а плюсом было то, что Петр Арбузов умер и, следовательно, больше никому не интересен. В первую голову я имею в виду организованную преступную группу, которой меня стращал Пломбир. Она для меня оставалась опасна как в образе Арбузова, так и в образе Думакова. Как бы то ни было, мне требовалось официально оставить свой дом или хотя бы сделать видимость своего отъезда. Сразу же после похорон Ольга отвезла меня на автовокзал, где я купил несколько билетов на самые различные направления, а фактически в самый последний момент юркнул в автобус, не имеющий к этим билетам никакого отношения. Километров через десять, убедившись, что меня никто не преследует, я остановил автобус и до поздней ночи отлежался в лесочке. Потом поймал машину и приехал домой, где, как мы и договаривались, меня ждал Генка. Мы выпили с ним за удачно проведенную операцию, и я хотел идти к себе в комнату, но он был категорически против. - Рано еще, папаша, - сказал сынок. - Надо с недельку посидеть в подвале. - Зачем? - удивился я. - Во-первых, могут явиться дружки Пломбира, а во-вторых, нужно подготовить Веру Григорьевну. А то от испуга ее стукнет паралич. Согласившись с его доводами, я со спокойной душой спустился в этот подвал, где у меня есть своя, хорошо оборудованная комната с внутренним телефоном, телевизором и холодильником. Несколько дней я прожил в ней, ничего не подозревая, а даже наоборот, в свое удовольствие, безо всяких забот и хлопот. Попивал пивко да смотрел порнуху. Не думал я, что сыночек в своем иезуитстве может перещеголять меня. Однажды в положенное время мне не принесли завтрак, а когда я хотел позвонить и потребовать еду, выяснилось, что мой телефон отключен. Генка пришел после обеда. - Ну что, папаша, наверное, кушать хочешь? - ехидно спросил он. - Что за дурацкие шутки? Идиоты! - вспылил я. - Зачем отключили телефон и почему не принесли мой завтрак? - Извини, папаша, такого больше не повторится, - гаденько ухмыльнулся он. - Если, конечно, ты будешь умненьким старичком и догадаешься переделать завещание. - Как это - переделать завещание? - удивился я. - Оно уже есть. Что тебе еще надо? - То завещание, которое есть, меня не устраивает. - Помилуй Бог, - возмутился я. - И так тебе отходит почти половина всего имущества и большая часть денег. - Меня такой дележ не устраивает, - совершенно серьезно заявил он. Мне нужно все. Понимаешь, абсолютно все. Так что тебе придется переписывать все бумаги. - Геннадий, ты сошел с ума! - воскликнул я. - Завещание давно написано и заверено нотариусом, а сам я "умер" несколько дней тому назад. Как может покойник переписать завещание? Как можно вернуть вспять ушедшие воды Волги? - Это тебя не касается, - хитро прищурившись, ответил сын. - Это моя забота. За нотариуса ты не беспокойся, он обстряпает дело так, как я того хочу. - Полная нелепость, ты что же, хочешь, чтобы моя жена и твоя тетка остались нищими? Но это же грабеж! - Папаша, я хочу только одного: чтобы ты, сидя в подвале, вволю получал питья и еды, а не лез в запрещенные тебе темы, - ответил он. - В противном же случае я не завидую твоей участи. Запомни хорошенько, что ты теперь никто, вертухай и убийца из зоны, которого я пригрел из милости. Ты - Иван Васильевич Думаков, убийца-рецидивист, по которому давно скучает петля. Даже если ты будешь ерепениться и что-то доказывать на суде, мою сторону примут и жена, и сын, а о твоей Верке и говорить нечего, она, как и Светлана, последний раз видела тебя в гробу. Ты понимаешь, что такое - четверо против одного? Батюшка, ты труп в живом виде, или, как говорят, некая субстанция, которая порхает во внешних слоях атмосферы. Но даже если и это вскроется, то мне будет достаточно твоего вида и того, что я однажды записал на пленку. Да, в тот раз ты сказал много лишнего, а чуткий микрофон все зафиксировал. То есть именно ты и являешься инициатором и исполнителем убийства Думакова. Вы понимаете, какие условия поставил мой сын? Либо я ставлю под угрозу благополучие своей жены и сестры, а если нет - он дает мне право беспрепятственно сдохнуть с голоду. Ни тот ни другой вариант меня не устраивал. Я долго держался как партизан, но физиология и жажда жизни берет свое. Примерно через неделю, когда я едва живой ползал по подвалу, явился Генка и спросил, готов ли я принять его условия. Боженька ты мой, да я вообще был на все согласен, только бы жить. Он напоил меня водой и велел нацарапать какие-то бумаги, которые я подмахнул не читая. Я думал, что на этом мои мучения кончатся, но оказался совсем не прав. Они только начинались. Тогда я еще мог передвигаться по всему подвалу. Кто мог знать, что скоро моя свобода закончится? Я уж не знаю, какой это был день, наверное суббота, но однажды сюда спустилась Верка. Она искала свои деньги, которые днем раньше утащил мой внук. Я готов был выть от злобы, наблюдая эту несправедливость, но уговор дороже денег, я промолчал, когда этот суходрочный наркоман выворачивал скудный кошель моей жены. А потом пришла Вера и, найдя свой тайник очищенным, грохнулась в обморок. Верный своему слову, я даже не вышел, чтобы облегчить ее страдания. Так она и ушла в сопровождении Ольги. Я не мог ничего поделать и только ночью, хитростью приподняв запретную решетку, прокрался в апартаменты своего сына. Там набрал по внутреннему номер ее комнаты и понял, что она еще жива и пока находится в доме. Но говорить с ней не решился, зная, что нас может услышать вся Генкина семья. По ее испуганному голосу я догадался, что ей приходится трудно. Я понял, что ей, как и мне, поставили жесткие условия - немедленно убираться из этого дома. Ума не приложу, сколько времени мне понадобилось, чтобы открыть ведущую в подвал дверь. Потом через кухню и столовую я про шел в свою половину, заглянул к ней в комнату и по вороху приготовленных вещей убедился, что ее выгнали-таки из дома. Сама Вера лежала в ванне, и ее изможденный вид без слов говорил, насколько пришлось ей несладко, возможно, хуже, чем мне. Я видел ее через зеркала, не сообразив, что точно так же и она видит меня. Наша зеркальная встреча продолжалась не более одной минуты. Потом она потеряла сознание и стала тонуть. Я вытащил ее из ванны, положил на пол и пошел в свой подвал, надеясь, что для нее на сегодня все завершится благополучно. Так оно и получилось, а вот для меня этот эпизод кончился скверно. Уже на лестнице меня под рученьки подхватили сынок с внучком и, не обращая внимания на мои вопли, потащили в подвал. Били не шибко, а только пару раз ударили по голове. Но дело не в этом. На сей раз меня заперли не просто в подвале, а в том самом боксе, где я держал свой "БМВ". Ворота и двери там надежные, такие, что у них не было никакого основания опасаться, что я оттуда могу выбраться. Они здорово ошиблись. У меня под крышей, на балке, хранился заряженный карабин и револьвер с тремя патронами. Именно из этого оружия я и хотел припугнуть своего сына, а если не припугнуть, то просто кончить, а там и трава не расти. Однако судьба распорядилась по-другому. В тот вечер ни Генка, ни внук на улицу так и не вышли - то ли чего заподозрили, то ли еще что... На следующий день я их тоже не заметил, зато увидел, как после полудня к нам во двор хотят проникнуть два человека, с которыми Светлана имела разговор. Потом она уехала, и это показалось мне странным. Более того, как только она скрылась за поворотом, эти двое попытались перелезть через забор. Мне сразу же вспомнились угрозы Пломбира и его рэкет. Не вдаваясь в подробности, я вытащил карабин и снес половину черепа одному из них. Потом хладнокровно расстрелял замок гаража и вышел за ворота, надеясь найти и добить другого. К сожалению, как я ни искал, кроме пятен крови, ничего не обнаружил. Неожиданно послышался звук мотора, и я юркнул в свое укрытие, думая, что вернулся мой сын. В тот момент я бы с удовольствием его замочил. Однако приехал совсем другой человек. Он подобрал подранка и газанул, а я остался в полном недоумении, ровным счетом не понимая, что бы все это значило. Пользуясь случаем, я хотел было бежать, но, подумав, понял, что бежать мне абсолютно некуда. Я никому не нужен, и никто меня не ждал. Все, что мне оставалось, так это подвал собственного дома, откуда я могу хоть чем-то насолить своему сыну. Ближе к вечеру вернулся Генка, а за ним и Олег. Они сразу заметили возле ворот следы крови и искореженный замок гаража. Решив, что я сбежал, они первым делом открыли ворота гаража. Притаившись за машиной, я хотел оставшиеся патроны истратить с большим смыслом, но они оказались хитрее, чем я думал. Ворота они открыли только на секунду, ровно на столько, сколько требуется, чтобы бросить дымовую шашку. Стоя поодаль, они с интересом наблюдали, как их полузадохшийся предок червяком выползает на воздух. После этого им оставалось совсем немного. Раздев догола, они зашвырнули меня в эту камеру и учинили форменный допрос. Я рассказал им чистую правду, в которую они нехотя поверили. Вот и все. С того самого времени, наверное, уже трое суток я нахожусь здесь без еды и питья. Не понимаю, чего они от меня теперь хотят? Чтоб я скорей загнулся? Так пристрелили бы к чертовой матери, и все дела. - Врешь, старик, - ласково улыбнулся полковник. - Ты прекрасно знаешь, чего они от тебя хотят. Знаешь, да только боишься сказать об этом вслух. - И что же, по-вашему, им от меня надо? - Деньги и золото. - Какие еще деньги? - дернулся Арбузов. - Деньги и золото ушли на строительство дома. Все. Какие могут быть деньги, какое может быть золото?! Откуда? - Те самые деньги, что недавно лежали в стенном сейфе, и то самое золото, которое ты прибрал, ограбив и убив съемщиков. Или ты об этом забыл? Можно напомнить. - Все это чушь и пустые разговоры, - разволновался убивец. - В свое время по этому поводу велось следствие, и за недоказанностью улик с меня были сняты все подозрения. - Однако прошло время, наступила весна, сошел снег, и вскрылись новые факты, которые указывают на твою причастность к этому делу. - Ничего такого я не знаю и знать не желаю, - отрезал старик и, вытянувшись во весь рост, уставился в потолок, думая о многогрешной своей жизни. - Его и бить-то как-то не с руки, - апеллируя к нам, пожаловался Ухов. - Тряхнешь разочек, а из него сухое дерьмо повалится. - Наверное, так и будет. В зоне я много чего насмотрелся, - авторитетно и громко заявил тесть. - Самые жестокие - самые мелкосильные. Бить мы его не будем. Если он не желает с нами разговаривать, то просто пристрелим его как бешеную собаку. Тогда и сынку его мы окажемся без надобности. Он просто-напросто вышвырнет нас за ворота, а если нет, то взорвем эту дверь к чертовой матери. Приступай, Макс. - Не надо, - захныкал старик. - Мы сами же и погибнем от этого взрыва. Подождите, я расскажу вам, как тогда было. Со съемщиком Грибановым мы заранее обо всем договорились. Отъехав от прииска километров на пятьдесят, он свистом дал мне понять, что у него все готово, и первым всадил нож в спину своему охраннику. Не теряя ни минуты, я почти в упор пристрелил едущего со мной съемщика и велел Грибанову вместе с золотом бежать в тайгу. Он так и сделал. Я же, пристроившись на обочине, снял его с первого выстрела. Потом забрал у него контейнер, немного золота насыпал в карманы, а остальное надежно спрятал в тайге. После чего пристрелил их лошадь, прострелил себе мышцу руки и отправился назад в лагерь. Все было шито-крыто, тем более что к вечеру поднялась пурга и к утру так занесло, что сам черт бы не разобрал того, что там произошло. А пятнадцатью годами позже, в шестидесятом году, я приехал в те места и спокойно забрал свой тайник. Вот на эти-то средства я и построил дом. Так что никаких свободных денег у меня попросту нет и быть не может. - Врешь, старый козел! - где-то над нами голосом Генки неожиданно резко рявкнул динамик. - Врешь, лысая тварь. Я видел их собственными глазами. - Геннадий Петрович, но, может быть, вы и впрямь ошибаетесь? - робко возразил я. - Строительство дома действительно потребовало много средств, и вполне возможно, что... - Что вы навсегда засохнете в подвале этого дома, - зловеще закончил мою мысль Арбузов-средний. - Как вам удалось туда пробраться? - Через забор, - не задумываясь ответил я. - Вы лжете. В этом случае обязательно бы сработала сигнализация. А впрочем, мне глубоко безразлично, лжете вы или нет. Один черт дня через три сдохнете от жажды и нехватки кислорода. Но вы можете немного облегчить свою участь, если расскажете, кто вас нанял. Дружки Пломбира? Верка или Светлана? - насмешливо назвал он три возможные кандидатуры и вдруг, выматерившись, отключил связь. - Что бы это могло значить? - нервно спросил нас полковник. Ответить мы не успели, потому как после непродолжительных манипуляций дверь распахнулась и тревожный голос Светланы посоветовал нам немедленно покинуть камеру и следовать за ней. - Что случилось? Что с Милкой? - забегая в тоннель, спросил я. - С ней все в порядке, она у меня во флигеле. - Тогда в чем дело? - Скоро узнаете. А ты посиди здесь, - оттолкнув старика, сплюнула она. - С тобой мне еще предстоит разобраться. - Надежно перекрывая подземный коридор, Светлана с сожалением добавила: - Уехать вы уже не успеете, так что следуйте на второй этаж флигеля, а я на несколько минут задержусь во дворе. - Может быть, мы сможем вам чем-то помочь? - отважно спросил Макс. - Сможете, если будете меньше болтать, - выходя из тоннеля, раздраженно ответила она. - Все, поднимайтесь наверх и ждите меня там. Только ни в коем случае не включайте освещение и вообще не подходите к пульту. Ровным счетом ничего не понимая, мы поднялись на второй этаж и очутились в уже знакомом нам стеклянном фонаре. Сейчас он был слабо освещен, и я сразу же заметил сидящую на диване испуганную Милку. - Что у вас произошло? - кидаясь к дочери, спросил полковник. - Не знаю, - с плохо скрытой дрожью ответила она. - Минут десять тому назад ваша Светлана вдруг выскочила из калитки, вытащила меня из машины и силой заволокла сюда. Усадила на диван и побежала за вами. А чуть раньше подъехала какая-то машина. Из нее вышли четыре человека и стали требовать, чтобы им открыли ворота. Они и сейчас находятся там. Не сговариваясь, мы кинулись к окну, выходящему на центральный вход. Белая "девятка" с раскрытыми дверцами стояла возле ворот, а ее пассажиры, сгрудившись возле домофона, что-то кричали и настойчиво требовали от хозяев дома. - Ну, друзья, попали вы в переплет! - переводя дыхание, хохотнула Светлана. - А что случилось? - уже все понимая, на всякий случай спросил я. - Случилось то, что и должно было случиться. Сейчас послушаем их требования и ультиматум. - Забравшись на операторское кресло, она нажала несколько клавиш. - ... Вам десятый раз говорю, не знаю я никакого Пломбира, - с едва уловимой дрожью отбрехивался Геннадий Арбузов. - Никогда о нем не слышал и слышать не желаю. - Что ты мне лапшу на уши вешаешь? - насмешливо спросил нагловатый голос. - Когда я сам лично привез его к вам двадцать четвертого июня, и с той поры он как в воду канул. Где он? Куда вы дели его труп? Не знаешь? - Откуда мне знать? Никуда мы его не девали, - стоял на своем Арбузов. - И знакомого такого у меня никогда не было. - А я не говорю, что это твой знакомый, - закипал голос за воротами. Он корешился с твоим батей еще на зоне, понял, козел? Твой предок ему задолжал кучу бабок. Так что давай сюда своего дедка, я с ним побеседую. - Опоздал ты, парень, уже почти месяц, как мы отца схоронили, так что ищите своего Пломбира и спрашивайте с него, а меня оставьте в покое. Или я вызову милицию, и мы будем разговаривать в другом месте. - Фраер, не держи меня за лоха, - рассмеялся голос. - Никакую милицию ты не вызовешь, потому что для тебя самого это плохо кончится. Нам про твои дела кое-что известно. Так что давай разойдемся тихо. Или ты добровольно отдаешь нам "лимон", или от твоей голубятни останутся только перья, а сам ты вместе со своим предком закончишь свои дни в зоне. Как тебе больше нравится? - Какие лимоны? Какая зона? О чем вы говорите? Отец давно умер и похоронен... - О том, кто похоронен, давай лучше помолчим... Или спросим об этом одного знакомого санитара. Милиция его выслушает с большим интересом и даже проведет эксгумацию. Ты этого хочешь, козел? В общем, так, даю тебе на раздумье две минуты, после чего мы будем разговаривать уже внутри твоего, а точнее, моего дома. Трое парней, отойдя к машине, не торопясь и с удовольствием закурили, а четвертый вскарабкался на забор, видимо собираясь сообщить нам нечто важное. Неожиданно, как гром среди ясного неба, треснул выстрел. Вмиг его лицо окрасилось кровью, и незадачливый парламентарий шлепнулся по ту сторону ограды. Троим оставшимся парням потребовались считаные секунды, чтобы забраться в машину и резко вылететь из опасной зоны. - Это не я! Погодите, это не я, - запоздало охнул Арбузов. - Подождите! - Подождем, - внушительно пообещал старший банды. - Подождем, пока братки подъедут, а там и примемся с вами культурно беседовать. - Кажется, сейчас начнется, - равнодушно отметила Светлана. - И почему я не заперла старого-маразматика назад в камеру? У него в гараже всегда припрятано оружие. Это он стрелял. У Генки бы на такое пороху не хватило. Ну, теперь держись! Пальба начнется как в добром вестерне. Надо думать, что прибудет не меньше десяти человек. И приедут они не позже чем через десять минут. Времени на подготовку более чем достаточно. - Говорите, что нам делать? - храбро выступил Макс. - Где лучше занять оборону? - На диване, - лаконично ответила Светлана, включая экраны мониторов. И пожалуйста, ничего не предпринимайте. Просто смотрите на экраны. Картинки на четырех мониторах представляли собой четыре участка двора у каждой стороны дома. На данный период времени все они были пусты и безлюдны. Но не прошло и минуты, как в северной, фронтальной, части открылась дверь и из дома выскочил Геннадий Арбузов. Метнувшись к воротам, он хотел их открыть, но в самый последний момент почему-то передумал и, взявшись за голову, зашагал из угла в угол, что-то монотонно бубня себе под нос. Приоткрывшаяся дверь среднего гаража выпустила во двор совершенно обезумевшего полуголого старика, в руках которого был ружейный обрез. - Здорово, сынок! - преграждая Геннадию путь, весело поздоровался он. Что-то ты не радуешься нашей встрече? Столько дней не виделись, а ты мне не рад. - Отстань, старый, не до тебя мне, - не замечая обреза, отмахнулся от него сын. - Уйди, пока я тебя чем-нибудь не пристукнул... Хотя подожди... Ты меня в эту историю втянул, тебе и разбираться, а я уж как-нибудь со стороны понаблюдаю. - Не получится, сынок, - хрипло расхохотался старик и, приставив ствол обреза к Генкиной груди, выстрелил. - Так-то оно будет лучше, - перевернув ногой тело с развороченным месивом груди, торжествующе заключил он. - Спи спокойно, сынок, а я покуда разберусь с твоими подельничками. - Можешь считать, что уже разобрался, - выскакивая навстречу деду с поднятым топором, захлебываясь яростью, заорал Олег. - Олеженька, не надо! - откуда-то сверху завизжала Ольга, но было поздно. Перезарядить обрез старик не успел. Смешивая кровь и мозги, он лег рядом с сыном. Умер он мгновенно, но Олег, не имея силы остановиться, продолжал рубить и рвать уже безжизненное стариковское тело. - Ну и семейка... - сплюнув, грязно выругалась Светлана. - Но кажется, приближается последний акт этой кровавой драмы, - кивнула она на окно, где по дороге в нашу сторону двигались две пары автомобильных фар. - Через минуту вся банда будет здесь, - угрюмо подтвердил полковник. Долго они с нами разбираться не станут. Перещелкают как цыплят. - Ну это мы еще посмотрим, - задумчиво перебирая клавиатуру, заметила Светлана. - Понятно, что просить у них пощады бессмысленно. Значит, нам остается только одно. Копейка, Двойка, Тройка, Четверка и Пятерка, быстро на северный двор, - громко и четко заговорила она в микрофон, и почти тотчас на экран пушистыми шариками вылетели пять маленьких разномастных собачонок. Пробежав по кругу, они уверенно заняли свои места в высокой траве и кустарниках. - Что это? - невольно рассмеялся я. - Вы надеетесь, что эта собачья армия способна спасти нас от десятка вооруженных автоматами рэкетиров? - Поживем - увидим, - уклончиво ответила Светлана. - Шестерка, Семерка, Восьмерка, Девятка, на позицию. Еще четыре болонки в темных попонках выскочили на свет и послушно улеглись вокруг фонтана, опасливо поглядывая на окровавленные тела и обезумевшего Олега, который, услышав шум приближающихся двигателей, занял место у ворот, видимо надеясь одним видом окровавленного топора остановить банду. Но он здорово просчитался. Это я понял, когда колонна из двух машин приостановилась возле поджидающей ее "девятки". Остановились они буквально на секунду. Перебросившись парой фраз, они пропустили вперед тяжелый "ЗИЛ", который, не снижая скорости, вышиб ворота вместе с Олегом и остановился в метре от дома. Не мешкая ни минуты, из кабины выскочили двое парней и принялись старательно поливать автоматным огнем окна второго этажа. Вскоре к ним присоединились и их подоспевшие на легковых машинах товарищи. Несколько пуль прошили стекла нашего флигеля. - Кажется, пора, - с непонятной нам грустью вздохнула Светлана и, наклонившись над микрофоном, громко приказала: - Копейка, фас! Двойка, фас! Такого я ожидал меньше всего. Милые пушистые болонки выскочили как из-под земли. С пронзительным визгом они кидались на бандитов, вцеплялись в их одежду, а потом следовал приглушенный взрыв и рев смертельно раненного человека. Сидящие взаперти собаки надрывно тоскливым воем дополняли этот сумасшедший аттракцион, достойный кровавых схваток на аренах Древнего Рима. Трудно сказать, сколько времени продолжалось это адское кино, прежде чем я понял, что причина взрывов - собачки-камикадзе. А когда понял, то было уже поздно, кино закончилось. На асфальте и газонах, кроме трупов господ Арбузовых, лежало восемь тел. Причем некоторые из них еще корчились и бились в агонии. - Боже мой, что это было? - даже не пытаясь скрыть ужаса, спросила Милка. - Радиоуправляемые мины, которые были привязаны к собакам, - устало и безразлично ответила Светлана. - Я давно ожидала чего-то подобного, потому-то и подготовилась заранее. - И всем этим ужасом управляли вы?! - зашлась в истерике Милка. - Вы... вы убили десять человек! Что же теперь будет?! - Не знаю, - закуривая, ответила собачница. - Предоставляю подумать об этом вам. Но учтите одно обстоятельство: если бы я не решилась на это, то на их месте сейчас находились бы мы. Который час? - Половина четвертого, - ответит я, судорожно пытаясь найти выход из создавшегося положения. - До рассвета полтора часа. - Значит, для принятия решения вам, дорогие господа, отводится не более десяти минут. - А что тут думать, - оглядев печальную картину, мрачно заговорил полковник. - Тут и так понятно. Необходимо все оставить как есть до приезда следствия, поскольку скрыть все это невозможно по многим причинам. Во-первых, всполохи и выстрелы наверняка слышали граждане из дома отдыха, и, скорее всего, они уже вызвали милицию. Во-вторых, о том, куда направлялись бандиты, наверняка знают их близкие и друзья. - Это поправимо, - глубоко затянувшись, скривилась Светлана. - Вы сами видели, куда старик сплавил Синицкого. Глубина там не меньше десяти метров. Вы понимаете, что я хочу сказать? - Понимаю, но это полная чушь. Десять трупов на глубине десяти метров найдет любой аквалангист. Тем более, что следов своего присутствия в вашем доме они оставили более чем достаточно. - Следы можно смыть, - не сдавалась собачница. - Теоретически - да, но практически сделать это невозможно. Всегда найдется хоть какая-то маленькая зацепочка. А кроме того, как вы объясните поломанные ворота, простреленные окна, наличие непонятных автомобилей возле ваших ворот и, наконец, отсутствие Олега и Геннадия Арбузовых? Я уже не беру во внимание имеющиеся у вас видео- и аудиозаписи. Нет, уважаемая Светлана Геннадьевна, ничего у нас не получится. Слишком много у нас улик, слишком четко мы наследили. Остается только одно - все говорить так, как оно было, и подкреплять это магнитофонными записями. - Но ведь порядок здесь можно навести за каких-то пару часов. - Не возражаю. Можно за это время построить им некоторое подобие "потемкинской деревни", однако все это будет шито белыми нитками. Любой мало-мальски толковый участковый раскрутит это дело в мгновение ока. Тем более еще неизвестно, как поведет себя в этой ситуации свежеиспеченная вдова Ольга. Кстати сказать, нам было бы не вредно ее навестить. Проводите нас к ней. * * * Ольгу Арбузову мы нашли на втором этаже в гостиной, и было бы в высшей степени нетактично спрашивать ее, как она себя поведет. Дурацкий вопрос. Как может вести себя покойница, которую умертвили путем удушения? Лежала она на животе, левой щекой прижавшись к лакированному паркету, а правым глазом удивленно рассматривая репродукцию шедевра Крамского "Неизвестная". Орудие убийства - бельевая веревка не первой свежести прочно перетягивала ее дебелую шею, теперь похожую на толстую ветчинно-рубленую колбасу. Узел веревки был завязан на шее, и этот факт свидетельствовал о том, что напали на нее сзади, а отсутствие каких-либо ссадин и следов борьбы говорило о неожиданном нападении. - Что вы на это скажете? - строго посмотрев на нас, спросил полковник. - Ни хрена не понимаю, - честно признался Макс. - Из домочадцев этого сделать не мог никто, поскольку ее голос мы слышали, когда в доме никого не было. Из нападающих же ближе двух метров к дому никто не приблизился. - Значит, в доме кто-то был, - предположил я. - Или... - Или в момент фронтального нападения на дом кто-то проник в гостиную, воспользовавшись моим тоннелем, - своевременно закончила мою мысль Светлана. - Немедленно в подвал, - на ходу распорядился полковник! - Я и Костя через флигель, а остальным во двор для подстраховки. Выскочив на улицу, мы разделились. Ухов с женщинами остался контролировать двор, а мы с полковником опрометью помчались к флигелю. На едином дыхании миновав тоннель, мы очутились перед открытой дверью, ведущей в подвал, хотя я отлично помнил, что Светлана, не желая выпускать старика, тщательно ее закрыла. По тому, как напрягся полковник, я мог судить, что этот факт его тоже насторожил. - Всем на пол! Лицом вниз! - врываясь, устрашающе заорали мы. - Одно ваше движение, и мы стреляем на поражение! - уже спокойно предупредили мы пустую темноту. - Кажется, здесь никого нет, - немного растерянно пробасил тесть. Протяжный стон, доносившийся из камеры, где недавно томился Арбузов, заставил переменить наше мнение. Не сговариваясь, мы осторожно двинулись в том направлении. Когда до камеры оставалось не более трех метров, стон неожиданно смолк. Отбросив засовы, мы резко рванули дверь и ворвались в камеру. О том, что мы вновь оказались в ловушке, я понял не сразу. Захлопнулась войлочная дверь, загремели запираемые засовы, а мы продолжали тупо осматривать пустую камеру, и, только когда незнакомый приглушенный голос пожелал нам приятно провести время, мы нервно расхохотались, наконец-то сообразив, как дешево мы купились. - Падла, немедленно открой дверь! - опомнившись, заорал полковник. Или я натяну твою мошонку тебе на голову. - Не нервничайте, мужчина, - с неприкрытым злорадством ответил нарочито хриплый голос. - Учтите, мужчина, нервные клетки не восстанавливаются, отдыхайте и ждите приезда милиции. Через пару часиков я ее обязательно вызову. - И то правда, - устыдился полковник. - И чего это я так нервничаю? Все равно его на выходе встретит Макс. Уж он-то обломает рога этому козлу. - Сомневаюсь, - пытаясь припомнить нечто ускользающее по краю сознания, заметил я. - В чем сомневаешься - в том, что Макс обломает ему рога? - И в этом тоже. - А в чем еще? - В том, что запер нас козел, а не коза. - Ты хочешь сказать, что это была баба? - Вполне возможно. - Значит, обломает рога козе, - облегченно вздохнул тесть. - В этом тоже я, к сожалению, сомневаюсь. - Костя, я перестаю тебя понимать. - Я тоже не понимаю, до какой же степени Гончаров может быть болваном. Нам надо немедленно отсюда выбраться. Надо как-то дать знак Максу. - А как? Подскажи, пожалуйста. Я сделаю все, что в моих силах, но только прости - палить из газового пистолета в этой блошиной конуре ты не заставишь меня ни под каким предлогом. Это равносильно самоубийству. Да и к чему такая спешка? Увидев твою козу, Макс сам обо всем догадается и выпустит нас отсюда. - В том-то и дело, что Макс может ее не увидеть. - То есть как это и почему? Даже если она постарается удрать от него на машине, он все равно ее догонит. Ну, что я говорил? - заслышав скрежет засовов, торжествующе взревел полковник. - Где она, вы ее видели? - были мои первые слова, обращенные к Максу. - Кого - ее? - непонимающе спросил Ухов, подозрительно глядя нам в глаза. - Почему вы оказались запертыми в этой камере? - Тебе этого не понять. Оттолкнув его, я опрометью бросился во двор, а оттуда к задней калитке, выходящей на крутой берег Волги. Опоздал я всего минут на пять. Еще были слышны торопливые всплески весел отплывающей лодки. - Сука! - в бессильной ярости погрозил я кулаком вслед удаляющейся беглянке. - Похоже, что нас сделали как мальчиков, - все уже понимая, согласился подбежавший Макс. - Пойдем, Иваныч, за нами, кажется, уже едут. - Пора бы уж, - криво усмехнулся я. - Пока не поздно, выкинь свой костыль-автомат. - Жаль, ну да ладно. Прощай, оружие. - Широко размахнувшись, он запустил свое детище далеко в воду. - Нужда заставит - сделаем еще. Он не ошибся. Когда мы вернулись во двор, два милицейских "уазика" тормознули возле взломанных ворот. Такое их скорое появление могло объясниться только бдительностью отдыхающих. Выскочив из машин, они были настолько ошарашены обилием трупов, что команда "лечь на землю" последовала с некоторым опозданием. - Похоже, что здесь была крутая разборка, - вышагивая между мертвых и живых тел, уважительно присвистнул милицейский начальник. - Ага, Игорь Васильевич, - услужливо согласился какой-то подчиненный. Они тут всю коробовскую бригаду положили. Наверное, Валера наехал на них по-большому. - Откатался, значит, Коробок, - хохотнул начальник. - И то ладно. Последнее время он стал чересчур наглеть. Вызывай "воронок", да скажи дежурному, чтоб сообщил начальству. Случай неординарный. Тут прямо какие-то изверги работали. - Игорь, мы тут ни при чем, - решительно заявил полковник. - Господи, Алексей Николаевич, - изумился начальник. - А вы-то как сюда попали? - Долго рассказывать. Позволь подняться, здесь моя дочь и ребята из "Сокола". Со всеми положенными в таких случаях почестями мы были доставлены в РОВД нашего района, где Макса и тестя встретили как родных, что, впрочем, не помешало поместить их вместе с нами в камеру. А потом начались до блевоты утомительные вопросы, допросы и опросы. Дело сразу же было передано в прокуратуру. Менялись следователи, менялась методика. Несмотря на то что мы сразу же представили видео- и аудиокассеты, говорили чистую правду и наши показания ни в чем не расходились, первое время нам не особенно верили. Положение изменилось после того, как была проведена эксгумация и задержан санитар, вылепивший из Пломбира нашего старика. А когда плутоватый нотариус Гриценко начал давать правдивые показания, нас наконец-то отпустили под расписку. Двадцать пятого июля три джентльмена и одна дама были отпущены на свободу. Что же касается Светланы, то ее судьбу еще должен был решить наш самый справедливый и гуманный суд. Самое малое, на что она могла рассчитывать, как гласила сто восьмая статья, так это ограничение свободы на двухлетний срок. Но для этого ей нужен был серьезный, толковый и дорогой адвокат. Во время последней встречи найти такового ей пообещала Милка. Часть вторая Домой мы явились после обеда. Почуяв, что в квартире появились хозяева, с соседской лоджии, задрав хвост, приперся Машка. Бурно приветствуя наше появление, он прыгнул мне на грудь и замурлыкал каким-то тигриным рыком. Жара стояла неимоверная, и хотелось немедленно плюхнуться в ванну, остудить изможденное тело и прогнать противный тюремный запах, который, как мне казалось, проник до самой печенки. Но согласно ранжиру я должен был сперва пропустить Милку и полковника. Хотя именно он особенного дискомфорта не испытывал. Еще по дороге он прикупил несколько литров пива и теперь, развалясь в кресле под вентилятором, самозабвенно отщелкивал пивные пробки. - Костя, накорми животину и составь мне компанию, - откатив опорожненную бутылку, лениво предложил он. - У меня есть несколько вопросов, которые я не хотел задавать тебе в камере. Все равно раньше чем через час Милка из ванной не выйдет. - Надеюсь, что вы там пробудете немного меньше? - сбросив на пол жирную тушу кота, осведомился я. - Что вас интересует? - Меня интересует следующее: почему и на каком основании ты решил, что заманивший нас в мышеловку субъект был женщиной? Кажется, голос шутника звучал достаточно низко. - И хрипло, - открывая бар, добавил я. - Нарочито хриплый голос. Это первое, а второе обстоятельство, заставившее меня усомниться, было то, что вас назвали мужчиной. Обычно так обращаются женщины к человеку мужеского пола. - Пожалуй, ты прав, но что из этого следует? - Абсолютно ничего. - То есть как это - ничего? - возмутился Ефимов. - Какая-то баба, переодетая мужиком, тайно проникает в дом, давит там хозяйку, потом спускается в подвал, заманивает нас в ловушку и благополучно отплывает куда-то в Архангельск или в Астрахань. Объясни мне, что все это значит. - Если бы я знал, то давно бы все рассказал назойливым следователям, наливая рюмку коньяку, вежливо ответил я. - Ваше здоровье. - Нет, ты погоди. Ты не находишь, что появление этого субъекта, будь он женщиной или мужиком, выглядит немного странным. Он возник именно в тот момент, когда мы целиком и полностью были заняты расправой над бандой? - Нахожу, а что делать? - Да что ты, как попугай, заладил - "что делать", "что делать"! негодующе воскликнул полковник и нервно отпил из бутылки. - Вшей давить вот что делать. Тебе не кажется, что налет банды напрямую связан с появлением таинственной дамы? - Я это усвоил давно. Не понимаю, из-за чего вы кипятитесь. - Так какого же хрена ты молчал? - Но это же очевидно. Смущает меня совсем другое. Во-первых, то, что преступница хорошо знала расположение и планировку дома, а во-вторых, ее голос показался мне знакомым. Однако вспомнить, где и когда я его слышал, никак не могу. И этот фактор ужасно меня раздражает. - Выпей еще рюмку, коньяк способствует восстановлению памяти. - Но больше всего меня занимает другое, - воспользовавшись советом тестя, продолжил я. - А именно: с какой целью и для чего та баба прокралась в дом Арбузовых? - Ну это-то как раз просто. Она искала, а возможно и нашла, тот капитал, что перепрятал старик. - Сомневаюсь. Если его не нашли даже домочадцы, то человеку с улицы, ограниченному во времени, там просто нечего делать. - Согласен, но, может быть, незадолго до своей смерти старик сам рассказал ей о том, куда он перепрятал деньги. Костя, я вот что подумал, хотя это, конечно, звучит абсурдно: не мог ли тот голос принадлежать нашей уважаемой Вере Григорьевне? - О ней я подумал в первую очередь и по ряду причин пришел к категоричному ответу - нет! Кстати сказать, нам с вами невредно бы ее навестить. Насколько я помню, в милицейском коридоре вам удалось украдкой перемолвиться с ней парой фраз. Что она намерена делать в дальнейшем и где проживает сейчас? - На нашей даче. В дом по просьбе Светланы она наведывается раз в два дня и только затем, чтобы покормить собак. - Она приняла правильное решение, - заметил я. - Если бы она поселилась в доме, то, возможно, мы имели бы еще один труп. - Почему ты так думаешь? - Если та дама не нашла деньги в прошлый раз, то совершенно спокойно могла явиться за ними позже. Представляете, она ищет тайник, и вдруг у нее за спиной появляется Вера Григорьевна. Такая свидетельница ей совершенно не нужна, тем более если они виделись раньше. Не трудно представить ее дальнейшие действия. - Если они виделись раньше, то Вера может пролить некоторый свет на фигуру этой мужиковатой бабы? - утвердительно спросил полковник. - Вот и я о том же. А не съездить ли нам вечерком на дачу? * * * Вера Григорьевна Кравчук встретила нас как родных, и этот факт ядовито отметила Милка. Она тут же накрыла праздничный стол со всевозможными угощениями собственного приготовления и этим совершенно сразила бедного полковника. Умильно поглядывая на ее задницу, он с видимым удовольствием рвал крепкими зубами жирный куриный бок. - Папаша, а плохо тебе не станет? - не выдержав, съязвила Милка. Такое натощак, да в больших дозах очень вредно. - О чем это ты? - состряпав невинную физиономию, удивился полковник. Преотличнейшая курица, а приготовлена просто мастерски. Вера Григорьевна, вы прирожденный кулинар. Научите меня вашему искусству. - Запросто, - рассмеялась вдова. - Как только перееду в свой дом, так и начну давать вам уроки. Надеюсь, вы окажетесь способным учеником? - А то нет! - хихикнула Милка. - Жарить куриц - его любимое занятие. - Однако перейдем к делу. - Строго посмотрев на дочь, полковник нахмурил брови. - Вера Григорьевна, в сущности, вопросы у меня к вам незначительные, но если мы их разрешим, то всем нам будет спокойней. - О чем это вы? - насторожилась женщина. - Что за вопросы? - Как вы восприняли тот факт, что вместо старика был похоронен Пломбир? - Как гром среди ясного неба. На опознание трупа меня и Светлану привезли одними из первых. При нас разрыли могилу, при нас вытащили и открыли гроб. - Вы узнаете этого человека? - спросил меня какой-то служивый чин. - Да, - ответила я. - Это мой муж Петр Геннадьевич Арбузов. - А вы? - обратился он к Светлане. - Узнаю, - ответила она. - Это копия моего так называемого брата Петра. - Вы в этом абсолютно уверены? - переспросил он меня. - Конечно, я прожила с ним пять лет. Только почему-то у него начали расти волосы, - удивилась я. - Наверное, после смерти так бывает? - Прошу вас, смотрите внимательно за действиями эксперта, - усмехнулся он. - Хорошо, - ответила я и добросовестно уставилась на руки сизоносого мужика в белом халате. Большим тампоном, смоченным в спирте, он провел по щекам покойника, и я невольно вскрикнула, потому что увидела незнакомые мне черты лица, а потом и куски белого пластилина, наляпанного на лоб, подбородок и щеки. Когда все это отлепили и промыли спиртом, я узнала нашего гостя Пломбира и официально об этом заявила. Светлана сделала то же самое. Ну а потом нас повезли в морг, где показали настоящего старика. Как я поняла позднее, он-то и порешил нашего гостя. Поэтому они мне и не позволяли приблизиться к телу сразу после убийства. - У вас в доме часто бывали гости? Я имею в виду прекрасную половину. - Это как сказать. Ведь общего дома, как такового, у нас не было. По существу, в доме жили три семьи: я со стариком, Геннадий Петрович с женой и сыном и совершенно отдельно от нас Светлана. Так вот, именно у нее этих самых гостей различного пола и возраста было великое множество. Хоть пруд пруди. Геннадий Петрович и Ольга предпочитали принимать гостей в ресторанах или в кафе. Правда, к Ольге днем иногда приходили старые подруги, но очень редко, не чаще одного раза в месяц. Олегу же, в связи с его пристрастием к наркотикам, было строго-настрого запрещено водить друзей в дом. А что же касается нас со стариком, то к нам вообще никто не ходил. Пломбир, которого так иезуитски они убили, был, наверное, нашим единственным гостем за все то время, что я прожила в доме. - Ясно. Вера Григорьевна, а кто из Ольгиных подруг мог достаточно хорошо знать планировку дома? Я имею в виду не только его жилую часть, но и подвал, и ведущий к флигелю тоннель? - Думаю, что никто. Скажите на милость, Алексей Николаевич, кому придет в голову тащить своих гостей в подвал? Но вообще-то я не могу давать никаких гарантий, поскольку сама я прожила здесь не так уж долго. - Понятно. Еще один вопрос. Кто до вас выполнял функции горничной и кухарки? - Еду иногда готовила Ольга, случалось, она привозила уже готовые обеды из ресторана. А чистоту поддерживала какая-то приходящая бабка из дома отдыха. - Вы не помните ее имени? - Кажется, ее звали Мария Филипповна. - Хорошо. И последнее. Как вы думаете, почему вас не посвятили в хитромудрое убийство Пломбира? - Не знаю. Наверное, побоялись, что я сразу обо всем сообщу в милицию. Или же у Геннадия Петровича уже тогда был готов план моего полного отлучения, и он не хотел, чтобы в моих руках был такой серьезный козырь. Сейчас можно только гадать. - Вы правы, и достаточно об этом, - хлопнул в ладоши полковник и потянулся за очередным куском. - Былого не вернешь, а сиюминутные радости жизни упускать негоже. - Папа, в твои годы чрезмерное пресыщение чревато дурными последствиями, - тонко улыбнувшись, заметила Милка. - Не пора ли нам, пожелав Вере Григорьевне доброй ночи, отправляться домой? Мы уже достаточно ее утомили. - Как? - удивилась вдова. - Вы хотите вернуться в город? Но... Но я думала... Мне казалось, что вы приехали с ночевкой... Извините... - Все нормально, Вера Григорьевна, - злобно зыркнув на дочь, улыбнулся Ефимов. - Так оно и есть. Милочка просто шутит. Мы приехали на сутки, чтобы нормально отдохнуть и набраться сил после всего того, что нам пришлось пережить. - Вот и чудесно, - расцвела Кравчук. - Давайте немного посидим в саду, а потом я постелю вам постели. Простите, но за это время я вполне освоилась в вашем доме и, к своему стыду, чувствую себя хозяйкой. - Не рановато ли? - едва слышно проворчала Милка и громко добавила: Ну что вы, милая Вера Григорьевна, какие могут быть вопросы! Живите себе на здоровье. Я так рада, терпеть не могу стелить постели. Судя по всему, полковник ощутимо наступил ей на ногу, потому как, пискнув, Милка замолчала и все последующее застолье просидела тихо как мышь, а после так же безмолвно удалилась спать. Не желая мешать вдруг смутившейся парочке, я ушел в самый дальний угол сада, где под раскидистой яблоней стояла старая раскладушка. Стряхнув с нее пыль, гнилые яблоки и прочее дерьмо, я с удовольствием вытянулся на скрипучих пружинах. Солнце давно зашло, и темно-серая небесная мгла опустилась на открытые участки неухоженного сада. У меня же под яблоней было и того темнее. Готовясь ко сну, сварливо переговаривались пернатые, а колючие ежи только выходили на охоту. Их вкрадчивые шорохи и раздраженное пофыркивание слышались то там, то сям. Наконец-то я остался в полном одиночестве и мог как следует сосредоточиться и зацепить ту мысль, что тревожила меня уже пару недель. Нет, я не имел в виду голос той бабы, что назвала тестя мужчиной. О нем я постоянно думал, сидя за решеткой, и еще тогда понял, что вспомнить мне его не удастся, потому как вместе с уходящим временем затухал и он. На сегодняшний день я забыл даже его тембр. Зачем же напрасно насиловать свои гнилые мозги, если можно найти им другое применение? Зачем удавили Ольгу? Вот что беспокоило меня больше всего. А отсюда полной неразберихой кувыркался ряд вопросов и ощущение какой-то неудовлетворенности и недосказанности. Причем эта самая неудовлетворенность каким-то боком касалась Веры Григорьевны. Почему-то эти две женщины в моих мозгах были связаны между собой какой-то невидимой тонкой паутинкой. Едва на ум приходила одна, как тут же неясным силуэтом маячила другая. Почему в моей голове появляется такая ассоциация? Этого я объяснить не мог. Где, когда и, главное, что я упустил из виду? Что проскользнуло мимо моего внимания? - Давайте-ка, господин Гончаров, начнем все по порядку и, может быть, в конце концов найдем причину вашего беспокойства: скорее всего, она кроется в каком-то контакте Ольги с Верой. С Ольгой вам разговаривать не посчастливилось, значит, будем основываться на рассказах Веры. Начнем с того, что сначала Кравчук была принята в дом в качестве посудомойки, и это обстоятельство не могло не порадовать Ольгу. Тут все ясно, и можно двигаться дальше. А дальше для Ольги получается неприятный оборот: из полотерки Вера превращается в законную жену хозяина дома и тем самым принижает ранг Ольги. Ну и что тут особенного? В жизни всякое бывает. - Нет, Костя, это вы не туда, не в ту степь. По крайней мере, мне это ничего не говорит и ни на что не наталкивает. Думайте дальше. - Попробуем, господин Гончаров. Во время убийства Пломбира они вместе спустились на кухню. Причем Ольга, как известно, знала о предстоящем убийстве. Что вы на это скажите? Тут что-то есть. Ага, когда они поднимались по лестнице с готовым блюдом, то Вера выронила поднос и залила жиром мраморные ступени, что послужило их падению. Тут есть над чем подумать. Скорее всего, чтобы выиграть время, поднос выбила идущая сзади Ольга и, увлекая за собой Веру, искусственно сымитировала падение. Да, вероятно, так оно и было, но все это мало что нам дает. Нет тут чего-то такого, что заставило бы меня напрячься и вздрогнуть. - Ладно, Константин, перейдем к скандалу и начнем с того самого момента, когда Вера Григорьевна вернулась в змеиное гнездо от нас. - Хорошо, попытаемся, я и сам чую, что главное где-то здесь. Итак, когда она пришла к себе домой, то увидела разгул и кощунство - в портрет ее "умершего" мужа плевали жеваными бумажками. Ее тут же принялись оскорблять Светлана и Олег. Сквернословие Олега было настолько изощренно, что Вера не выдержала и лишилась чувств... Как можно прокомментировать этот факт и присутствие на этом шабаше Светланы? - С моей точки зрения, все это выглядит естественно и правдиво. Геннадий, Ольга и Олег празднуют свое освобождение из-под ига Пломбира, а ничего не подозревающая Светлана с удовольствием отмечает смерть своего ненавистного "брата". Уверен, что идея заплевать портрет Арбузова принадлежит именно ей. - Согласен, господин Гончаров, но при чем здесь Ольга? Насколько мне помнится из рассказа Веры, она в тот вечер не была настроена к ней враждебно. - Верно, поехали дальше. Благодаря стараниям Гриценко почти неделю Вера пролежала в горячечном бреду, и ее посещали всевозможные кошмары, основываться на которых было бы нелепо. Поэтому сразу переходим к подвалу, к тому эпизоду, когда она спустилась к своему тайнику, чтобы забрать деньги и навсегда распрощаться с этим сумасшедшим домом. Итак, она при помощи ключа отворачивает пробку отопительного радиатора и, обнаружив пропажу денег, орет благим матом. На крик прибегает Ольга и почему-то начинает ее оскорблять. Стоп, Гончаров! Здесь что-то не так. Нутром чую, что собака зарыта где-то близко. - Конечно, как вы помните, Ольга сначала кричала на Веру, а потом вдруг резко переменилась. Уставилась в одну точку, застыла и схватилась за сердце, а когда Кравчук предложила вызвать врача, она наотрез отказалась. Улыбнулась, погладила ее по спине и велела идти к себе наверх, пообещав не позднее чем через час вернуть пропавшие деньги. Господи, ну разве можно быть таким тупым? Ты меня поражаешь, Гончаров! Если бы не твоя безмозглая голова, то все могло окончиться без кровопролитий. Хотя как знать... Ладно, что было, то сплыло, а теперь нужно действовать. Нарочито громко скрипнув пружинами, покашливая и ругаясь, я поплелся к дому. Полковника и Веру я нашел воркующими в беседке, и, судя по их виду, мое вторжение не принесло голубкам никакой радости. - Что тебе, Костя? - отворачиваясь, спросил тесть. - Да вот решил прогуляться. Не хотите составить мне компанию? - Нет уж, гуляй один, а мы как-нибудь без тебя обойдемся, - облегченно хмыкнул полковник. - Гуляй на здоровье, да смотри не заблудись. - Вы меня не поняли. Я хотел бы проехать к дому Веры Григорьевны. Необходимо кое-что уточнить, а там собачки... Они могут неправильно меня понять. - А до завтра это оставить нельзя? - Можно, - равнодушно согласился я. - Можно вообще все похерить. - Ладно, поехали, - зная, что мой равнодушный тон всегда таит за собой что-то важное, поднялся тесть. - Вы извините, Верочка, но вам тоже придется прокатиться. - С такими отважными кавалерами в любое время хоть на край света, восторженной козой проблеяла вдова. - Я только переоденусь и возьму ключи. Не вздумайте удрать без меня. - Удирать уже поздно, - едко хихикнул я. - Не правда ли, Алексей Николаевич? - Ты еще... - забираясь в машину, выругался полковник. - Мало мне дочери. Чего ты там надумал? Что-нибудь серьезное? - Приедем - увидим. Если мои догадки подтвердятся, то я таиться не стану. Арбузовский дом встретил нас темнотой и тревожным молчанием. И только когда мы через заднюю калитку вошли во двор, раздался восторженный собачий визг. Наверное, псины подумали, что мы явились для внеплановой кормежки. - Вы занимайтесь своими делами, - открывая флигель, заявила Вера, - а я пока покормлю собак. Жалко их. - Нет, Вера Григорьевна, вы нам понадобитесь, а песиков покормите позже, хорошо? Миновав уже знакомый тоннель, мы вновь оказались в проклятом подвале. Теперь мы никого не опасались, и я попросил нашу спутницу включить весь имеющийся здесь свет. - Внимание! - предупредил я, дойдя до центра подвала. - Вера Григорьевна, где находился ваш тайник? В каком радиаторе? - В том, что за АГВ, под правой лестницей в самом углу. - Хорошо. Здесь небольшой слой пыли, но вполне достаточный, чтоб отпечатались следы человека, побывавшего там последним. Поэтому идите за мной, наступая след в след. Задание понятно? - Понятно, - проворчал полковник. - Иди уж, следопыт Кожаный Чулок! Нырнув под лестницу, я пошел, строго придерживаясь стены. Дойдя до газового водонагревателя, я остановился и осветил фонариком небольшое пространство за агрегатом. Неподключенная батарея отопления висела на трех крюках примерно в полуметре от пола. Сам же пол был затоптан множеством следов. Однако очень скоро я увидел, что следы от грубых рабочих ботинок явственно превалировали над остальными. Оконтурив пальцем наиболее четкие, я достал фотокамеру и по нескольку раз отснял каждый след и этим сразу убил двух зайцев, потому что при свете вспышки явственно увидел несколько золотых песчинок. Кажется, мои измышления подтвердились, и теперь можно работать дальше. Уже смело зайдя за агрегат, я подозвал к себе напряженно ждущую Веру, присутствие полковника же ограничилось его просунутой головой. - Ну что у тебя? - нетерпеливо спросил он. - Что ты там фотографировал? - Следы человека, убившего Ольгу и запершего нас в камере. - Откуда такая уверенность? - Стопроцентной уверенности пока нет, но сейчас постараемся ее обрести. Вера Григорьевна, вы здесь хранили свои сбережения? - отворачивая верхнюю заглушку радиатора, спросил я. - Да, именно здесь, - подтвердила женщина, передернув плечами. Противное место - Наверное, так оно и есть. А теперь, будьте добры, покажите мне, как располагались вы и где стояла Ольга в тот момент, когда она сменила гнев на милость и пообещала вам возместить украденные деньги. - Я сидела на полу, прислонившись спиной к батарее, а она стояла напротив. - Очень хорошо. У нее был фонарик? - Нет, но тогда, я хорошо помню, здесь было светло. Да, сверху горела лампочка, а сейчас она почему-то не работает. - Вот как? - удивился я, невольно задирая голову кверху, к пустому патрону. - Она и не будет работать, потому что ее попросту нет. - Кому она понадобилась? Непонятно. - Напротив, очень даже понятно. Итак, вы сидели на полу, прислонившись спиной к батарее, а Ольга стояла напротив и говорила вам всякие гадкие гнусности, а потом вдруг неожиданно замолчала, уставилась в одну точку и схватилась за сердце. - Да, я об этом вам уже говорила. - Конечно, я это очень хорошо помню. Куда, в какую точку уставилась Ольга? - Куда-то в пол. Справа и позади меня. - Это было где-то здесь? - очертив пальцем круг под нижней пробкой батареи, невинно спросил я. - Или я ошибаюсь? - Нет-нет, вы указали точно, настолько точно, словно видели все своими глазами. - А может быть, и видел, - легко отвинчивая заглушку, ухмыльнулся я. Алексей Николаевич, сделайте милость, вырвите из своего блокнота пару чистых листов. - А почему бы тебе не вырвать из своего? - проворчал он, выполняя мою просьбу. - Ваш в два раза больше, а мне как раз требуется лист такой площади. Вера Григорьевна, подержите, пожалуйста, фонарик. Отвинтив до конца пробку, я аккуратно передал ее Вере, а из предложенных мне листов свернул кулек и тонкую двадцатисантиметровую трубочку, которую после недолгих раздумий загнул и растрепал в самом ее конце. Получилось что-то отдаленно напоминающее кисточку. Именно эту кисточку я и вставил в открытую полость радиатора. Потом, подставив кулек под батарею, начал аккуратно сгребать в него все, что могло остаться на дне радиатора. А там оставалось достаточно для того, чтобы сделать заключение, что совсем недавно в этом тайнике хранили золото. Закончив эту ювелирную операцию, я тщательно запечатал кулек, закрутил пробку и, пропустив вперед Веру, выбрался из закутка. - Ну и что ты там наскреб? - понимая удачу, бодро спросил полковник. - Кажется, все то, что нам нужно, - скучающе ответил я. - Ты, Гончаров, не темни, показывай свои трофеи. Не то отберу силком и всю славу присвою себе, - подталкивая меня коленками, резвился тесть. - Я не только вам все покажу, но и расскажу, как, по моему мнению, все происходило, - выбираясь на воздух, пообещал я. - Но только сначала накормим собак, сядем в машину и доедем до дачи. Потом терзайте меня вдоль и поперек, я буду весь ваш. Накормив голодную, но благодарную собачью свору, мы собрались уезжать. Полковник взгромоздился за руль, я расположился на заднем сиденье, и только Вера оставалась стоять перед открытой калиткой в какой-то нерешительности. - В чем дело, Верочка? - высунувшись из окна, спросил Ефимов. - Даже не знаю, что делать, - с болезненной растерянностью ответила она. - Брут у меня не ест, все, что оставляю, он не трогает и уже не встает. - Эка беда, - хрюкнул тесть. - Жрать захочет, так слопает все за милую душу. - Нет, вы не понимаете. Он любимый пес Светланы. После того как ее забрали, собака не желает входить со мной ни в какие контакты. Боюсь я, сдохнет он скоро, а что я потом ей скажу? - Так и скажешь - сдох твой Шарик по причине тоски и отсутствия хозяйской любви, - довольный своей шуткой, заржал полковник. - Нет, так нельзя, - виновато возразила влюбленная в жизнь вдова. Может быть, отвезем его к вам на дачу и там он немного отойдет? - Как хочешь, Верочка. Места на всех хватит. Тащи своего пациента. - Я не смогу одна. Он тяжелый. Может быть, Константин Иванович мне поможет? Шарик оказался здоровенным худым сенбернаром, весящим никак не меньше семидесяти килограммов. С некоторой опаской я взвалил его на плечо и, с трудом дотащив до машины, сгрузил на заднее сиденье. По прибытии на дачу он, несмотря на все наши уговоры, так и продолжал лежать в машине, индифферентно глядя на нас своими печальными глазами. - Черт с ним, - в конце концов решил полковник. - Жить захочет, так вылезет сам, а нет - значит, такая у него судьба. Пойдемте в дом, мне просто не терпится посмотреть наши трофеи и выслушать очередную бредовую версию моего зятя. - Если господин полковник перестанет язвить и с подобающей серьезностью соизволит выслушать то, что, по-моему, произошло со стариковским кладом, то я согласен в двух словах посвятить вас в курс дела. - Костя, перестань кобениться, ты видишь, что наша дама сгорает от нетерпения. - Что ж, для начала посмотрим, что мне удалось обнаружить в пустотах радиатора. - Поднеся к настольной лампе кулек, я неторопливо его развернул. - Как видите, моя бредовая версия оказалась единственно верной. Сдув пыль и мусор, я обнажил несколько золотых песчинок. - Старик перепрятал свое золото из сейфа в радиатор, где уже находился тайник Веры Григорьевны. Почему он так сделал, нам остается только гадать. Намеренно или случайно? Я склоняюсь к первому варианту. Сделал он это намеренно. Не слишком-то веря в порядочность семьи и предвидя ход событий, который произойдет после его второй смерти, он решил таким вот образом обеспечить безбедное существование своей жены. Вероятно, он когда-то подсмотрел, куда Вера Григорьевна прячет свои сбережения, и решил, что лучшего места ему просто не найти. Даже если бы он скончался скоропостижно, то вдова все равно рано или поздно обнаружила бы его посмертный подарок. Да, Вера Григорьевна, не окажись вы в шоке от подлянки Олега, вы бы спокойно достали свою денежную гирлянду и поневоле обнаружили бы приставшие к ней золотники. Ведь совсем недаром веревка показалась вам липкой. Я уверен, что старик смазал ее чем-то клейким с таким расчетом, чтобы к ней обязательно приклеились крупицы золота. Однако судьба распорядилась иначе. Как оказалось, за вами наблюдал не только старик, но и его внук-наркоман. И однажды, когда у него не было денег, чтобы уколоться, он решил позаимствовать их у вас. Вероятнее всего, это случилось, когда старик перешел на нелегальное положение. Иначе вы бы ему пожаловались и ваш наркоман имел бы бледный вид. Но пойдем дальше. Итак, вы отвинчиваете пробку радиатора, не находите там денег и кричите раненым зверем. На этот крик прибегает Ольга и с истинно садистским удовольствием начинает вас оскорблять, надеясь таким образом ускорить ваш уход из дома. Но что это? Без видимых причин она каменеет и хватается за сердце. Почему? Да потому, что она разглядела то, что не заметили ни Олег, ни вы. Она увидела несколько крупинок золота, которые по неосторожности обронил старик, когда начинял батарею. Баба она совсем не глупая и моментально смекнула, что почем. Она резко меняет тактику поведения и, желая поскорее от вас избавиться, немедленно отправляет вас прочь из опасного места, обещая при этом вернуть отнятые у вас деньги. Так или примерно так закончилась первая часть этой истории. Но, к сожалению, она имеет свое продолжение. Кто-то, кто достаточно хорошо знает планировку и был осведомлен о наличии в доме золота, решается на отчаянный шаг. Он или она - назовем его пока Маэстро - входит в сговор с преступной группировкой Валерия Коробкова. Пообещав, очевидно, золотые горы, Маэстро предлагает им совершить налет на дом Арбузова. Все было рассчитано точно: пока мы отбивали атаку бандитов, он преспокойно, у нас под носом, пробрался в дом и, возможно, проверил стенной сейф, который оказался пустым. Это обстоятельство его очень обидело, и он начал рыскать по дому, пока в гостиной не наткнулся на окаменевшую от страха Ольгу. Накинув ей на шею веревку, он потребовал указать местонахождение клада. Чувствуя, что ей приходит конец, и надеясь на лояльность Маэстро, бедная женщина призналась во всем, после чего была благополучно задушена. В гостиной мы появились буквально через пять минут после акта удушения и сразу же бросились в подвал, где орудовал Маэстро. Очевидно, он еще не довел до конца свой замысел и хитростью заманил нас в ловушку. Потом спокойно завершил свое дело и удалился через тоннель на берег Волги, где его поджидала лодка. Скорее всего, и к дому он добирался именно этим путем. Вот, собственно, и все, мне остается только добавить, что личность это незаурядная и весьма рисковая. По сути дела, он был между двух огней, и, выживи кто-нибудь из банды Коробка, ему было бы несдобровать. - Рассказал ты красиво, - одобрил полковник. - И даже правдиво. - Еще бы знать, кто он, этот Маэстро? - поддакнула Вера. - Кто он? - Вы, Вера Григорьевна, - зевнул я во весь рот. - Шутка, пойдемте спать. - За такие шутки обычно бьют морды, - сурово заметил полковник. - Но мы тебя прощаем за твою интереснейшую информацию, и, как повод к примирению, я предлагаю выпить на сон грядущий. * * * Наутро, проснувшись, я был неприятно удивлен, обнаружив на моем лице брюки. Лишь приглядевшись, я понял, что они принадлежат мне, и попытался вспомнить, почему они оказались в столь неподходящем месте. Воистину, алкоголь - изобретение дьявола. Раскатисто зевнув, я потянулся и только тогда заметил, что на супружеском ложе я пребываю в тоскливом одиночестве. За окном только-только начал сереть рассвет, и соловьиные энтузиасты совсем недавно принялись прочищать похмельные глотки отвратительными, нестройными гаммами. Значит, времени было никак не больше шести часов. Такую вопиющую несправедливость стерпеть не смог бы даже самый добродушный и рогатый лось. Откинув одеяло, я прошлепал на балкон и удивленно заморгал - картинка, увиденная мною, оказалась выше моего понимания. Вчерашний полусдохший сенбернар хлипко сидел на заднице, широко расставив передние лапы. Был он совсем слаб, но помело белого хвоста уже работало исправно. С видимым удовольствием он позволял сидящей на корточках Милке закладывать в его пасть остатки вчерашнего ужина. Я не могу сказать, были ли слезы на собачьей морде, но клянусь, что Милка плакала. - Трогательное единение человека и зверя, - закуривая, прокомментировал я простуженным басом. - Полная гармония. Ты еще титю ему дай. Наверное, зря я это сказал. Потому что собака смутилась, отвернулась и, свернувшись колесом, тяжело улеглась на газон. Что же касается Милки, то тут реакция последовала неадекватная. - Тебе не стыдно? - поднимаясь во весь рост и не скрывая слез, затрепетала ноздрей супруга. - Совести у вас нет. Подобрали собаку на издыхании и, вместо того чтоб ей помочь, напились и завалились спать. Спрашивается, на кой черт вы ее привезли? - Прекрати истерику и продолжай ублажать псину. У тебя это хорошо получается, - отступая в глубь балкона, посоветовал я. - И учти, что его зовут Брутом. Помывшись, побрившись и почистив одежду, я сел в машину, пообещав жене вернуться часика через два. Именно столько времени мне требовалось, чтобы навести справки о Марии Филипповне, работающей в доме отдыха. К закрытым воротам, окрашенным в грязно-зеленый цвет, я подъехал ровно в восемь часов. Крутой охранник бандитской наружности и атлетического телосложения наотрез отказал мне во въезде на территорию вверенного ему объекта. Печально выматерившись, я оставил машину и добрых полкилометра отмахал пешком до административного здания, почему-то расположенного в самом конце территории. Мимо меня то и дело пробегали пузатые дяди на тонких ногах или безгрудые дамы с толстыми ляжками. Как я понял, отдыхающий люд вышел на утреннюю разминку. И нет предела совершенству, с восторгом подумал я, всходя на высокое крыльцо величественного здания администрации, где меня остановил второй заслон дюжих мордоворотов. - Ты куда? - не утруждая себя вежливостью, спросил парень, личность которого предполагала его недавнее освобождение, или, наоборот, он только готовился получить срок по какой-нибудь "мокрой" статье. - Я туда, - кивнул я в глубь вестибюля и, чтобы раз и навсегда поставить на этой утомительной процедуре точку, внимательно посмотрел ему в глаза. - Эге, орелик, что-то твоя физиономия кажется мне знакомой. Давненько ты у нас не бывал. - Проходите, пожалуйста. Я вас не знаю, - стушевался нагловатый лопух и ужом ускользнул в дверь за конторкой. Усмехнувшись, я прошел на второй этаж в надежде разыскать директора или кого-то из начальства. Я не ошибся, на самой представительной двери висела бронзовая табличка с надписью "Приемная". Толкнув се, я спросил у синеглазой дивы, принимает ли она клиентов в столь ранний час. - Нет, - ответила она. - Тамара Ивановна еще не пришла. - Чудо, я же не спрашиваю Тамару Ивановну, я спрашиваю вас - принимаете ли вы? - Я принимаю, - расползлась в улыбке ясноокая луна. - Входите, мужчина, вы по какому вопросу? - По личному я обращусь к вам в другой раз, а сегодня я бы хотел у вас узнать, как мне найти Марию Филипповну. - Мужчина, вы немного опоздали. Мария Филипповна у нас больше не работает. - Тогда дайте ее адрес, и я съезжу к ней домой. - Адрес-то я дать могу, - засмеялась дива, - но боюсь, что вы туда не доедете. Уже год, как Мария Филипповна перебралась на тот свет. - Печально, - вздохнул я, выходя из приемной. - Светлая ей память. * * * Закрадывалось все более устойчивое подозрение, что тесть, наплевав на работу, действительно решил посвятить остатки своих дней отдыху и Верочке. Напялив неизвестно откуда взявшиеся шорты, вальяжно разложив пузо в шезлонге, он нагло сибаритствовал, милостливо разрешая своей пассии доставлять ему маленькие радости в виде пива и шашлыка. Не в силах терпеть такое бесстыдство, Милка с отяжелевшим кобелем уединились за домом и предавались нехитрым собачьим радостям. Похоже, что в эту пастораль я совершенно не вписывался. - Ты где болтался? - размазывая жир по волосатому животу, приветствовал меня тесть. - Присаживайся, сейчас Верунчик презентует тебе палочку шашлыка. - Господин генерал, - вгрызаясь зубами в сочную свинину, недовольно начал я, - мы с вами или работаем, или отдыхаем. За то время, пока вы нежили свои телеса, я узнал, что Мария Филипповна приказала долго жить еще год тому назад. - Это хорошо, земля ей пухом, - цепляя шампуром кольца лука, выразил свое соболезнование тесть. - Значит, одной подозреваемой будет меньше. Что ты предлагаешь? - Я предлагаю вам хоть на час явиться на работу. - Там Макс, и этого достаточно. - Я очень ценю и даже люблю Ухова, но его организаторские способности оставляют желать лучшего. Без вашей корректировки он может завалить фирму, которую вы создали с таким трудом. Если вы к этому стремитесь, то пожалуйста, препятствовать не буду, а на кусок хлеба мы с Милкой как-нибудь заработаем. - Костя, ты явно сгущаешь краски, - с неохотой вываливаясь из шезлонга, пропыхтел полковник. - Но если ты так настаиваешь, то с позволения Веры Григорьевны я отлучусь на пару часиков. - Я понимаю, работа прежде всего, - печальной горлицей пропела Верунчик. - Конечно же поезжайте, коль такая надобность, а мы с Милой займемся хозяйством. - Милка! - Садясь в машину, полковник превентивно потряс кулаком. - Ты поняла?! - Да уж как тут не понять, - не глядя на отца, занятая своим барбосом, откликнулась она. - Все мне, батюшка, понятно. Езжайте спокойно, только не вляпайтесь опять в очередную историю. Скажите хоть ориентировочно ваш маршрут. - Сначала в фирму, - вместо тестя ответил я, - а потом будем искать выход на банду Коробка или на то, что от нее осталось. - И на том спасибо, - через силу рассмеялась жена. - Хоть буду знать, где искать ваши трупы. А если серьезно... Мужики, не лезьте в омут сломя голову. Ни пуха... - Отличную бабу я для тебя воспитал, Гончаров, - уже на выезде из дачного массива пробубнил полковник. - Сколько раз она вытаскивала тебя из всевозможных переделок. А кроме того, стройна, красива... - И блядовита, - добавил я себе под нос, но тут же, устыдившись самого себя, громко воскликнул: - Отличная баба, вам бы такую, тестюшка вы мой неприкаянный. - Не волнуйся, Костя, у меня еще все впереди. - Я вижу, только не тянет Верунчик на полковничиху. - А я ей пока ничего такого и не предлагал, - сыто и утробно заржал он. - Пока она у меня рангом пониже, пока она подполковничиха. - Остроумно, - поморщился я от избитой остроты. - Алексей Николаевич, в вашу фирму я заходить не хочу. Сделаем так: вы проверите все документы, а я тем временем пошепчусь с Максом в машине. Идет? - Как скажешь, начальник, - не задумываясь согласился тесть. - Но только в таком случае останови машину не доезжая метров сто. Следуя его совету, я прижался к обочине и, выпустив тестя, серьезно задумался. То, что я хотел предложить Максу, могло в конце концов обернуться для нас крупной неприятностью. Не лучше ли, пока не поздно, притормозить, а то и дать отбой? Безусловно, обидно останавливаться на полпути, когда цель уже появляется на горизонте, но гораздо обиднее помирать в сорок пять лет. Причем от моей идеи могут пострадать и Милка, и тесть, и Макс вместе со своей женой. Может быть, хватит, господин Гончаров, изображать из себя д'Артаньяна, годы уже не те. Что тебе мешает отойти от всякой уголовщины? Займись выслеживанием блудливых жен или шаловливых мужей. Дело верное, спокойное и довольно денежное. А на досуге можно, подобно Анатолию Васильевичу Мамаеву, разводить плодовитых длинноухих на даче и гнать самогон "Три кролика". Чем тебе не жизнь? И сыт, и пьян, и нос в табаке. Эти мои оптимистические размышления прервал Ухов. - Что, Иваныч, опять проблемы? - забираясь на переднее сиденье, спросил он. - Нет, Максимилиан, - помедлив, ответил я, - почему ты так решил? - Ты давай не темни, говори все как есть. - Поверь, Макс, я просто хотел с тобой повидаться. - Вроде только вчера расстались, - недоверчиво усмехнулся он. - Вроде бы мы с тобой не педерасты, чтобы целоваться наутро. Кроме того, не стал бы полковник отводить меня в сторону и конфиденциально сообщать, что за углом меня ждет Гончаров. - Ладно, чему быть, того не миновать, - решил я и рассказал ему все о наших ночных похождениях и даже в качестве доказательства открыл кулек с золотом. - И что ты предлагаешь? - со вкусом пробуя на зуб самую крупную золотую крупинку, спросил он. - Продолжить наши экзерсисы? Я готов, если за это нам заплатит заинтересованное лицо. - Я пока не совсем уверен, но боюсь, что этим заинтересованным лицом в самое ближайшее время станет полковник Ефимов, - нехотя пробурчал я. - По крайней мере, он настроен именно так. - А я это давно приметил, - от прямой кишки загоготал Ухов и парализовал мое ухо, фальшиво заорав: - "Любви все возрасты покорны, ее порывы благотворны..." - Ухов, пощади мои уши! - взмолился я и показал на испуганно отскочившую бабку. - Видишь, ты травмируешь не только мою психику, но и всяк проходящий люд. - Прошу прощения, - галантно закрывая пасть, извинился он. - Иваныч, так за чем у нас дело встало? Говори конкретно и без вывертов. - Нам нужно найти выходы на остатки банды Коробка, - махнув на все рукой, выпалил я. - В крайнем случае, узнать адреса его друзей. - Иваныч, ты за кого меня держишь? - ухмыльнулся Макс. - Я все узнал давно, еще находясь в камере. Есть у меня пара любопытных адресочков, но они довольно опасные: один принадлежит любовнице Коробкова Евгении Малоховой, а другой - их финансисту, некоему Гаврилову Ивану Степановичу. Решай сам, дело не пустяковое. Можно и без глаз остаться. - А ты-то сам как считаешь? - Я свою точку зрения уже высказал. Тебе решать, командир. - Что собой представляют эти люди? - А то ты не знаешь! Алчны, аки волки, и прилипчивы, как паутина. Евгении Малоховой двадцать два года. Говорят, что она писаная красавица, но это не мешает ей быть отъявленной негодяйкой. По ее наводке бандой сработано несколько дел. Уверен, что она от этого получила хороший куш. В некотором роде она являлась правой рукой и верным помощником покойного Валерки. Несмотря на свои двадцать два года, баба крученая и перекрученная. Однажды вцепившись, уже не отпустит, как паучиха высосет до костей. Лично мне бы не хотелось попадать в ее лапы. Теперь о Гаврилове. Ему сорок лет, имеет жену и двоих детей. Здоровый лось, об его лоб можно бить поросят. Мужик тертый, в авторитете, имеет две "ходки" по пять годков каждая. Первая за "хулиганку", а вторая уже за мошенничество. Официально числится рабочим ЖЭКа, но появляется там раз в месяц, чтобы отдать свою зарплату бухгалтерше. Особо не высовывается, предпочитает держаться в тени. Но не из-за боязни, а из предосторожности: все-таки на нем большая ответственность. Почему именно его Валерка назначил казначеем - для меня до сих пор загадка. Наверное, между ними существовала какая-то скрытая связь. Я бы предпочел поговорить с ним, но теперь, когда банда уничтожена, его "пасет" группировка Лени Мандаринчика, то бишь Леонида Макарова. А этот волчара будет похлеще Валерки Коробкова. Такой вот расклад, Иваныч. Кто из этих мерзавцев тебе более симпатичен? - Оба. Но думаю, что нам с тобой лучше остановиться пока на Гаврилове, почему-то он у меня вызывает меньшее отвращение. - Признаться, у меня тоже. Когда ты желаешь нанести ему визит? - Прямо сейчас. - Тогда рули к "пирамиде", он проживает в доме рядом. "Пирамидой" у нас прозвали жутковатый аляпистый дом с невероятно высокой крышей, выкрашенный в чудный оранжевый цвет. Видимо, "талантливый" зодчий, дабы увековечить свое имя, трудился над этим проектом не один год. Казначей коробковской группировки жил в обычной трехкомнатной квартире и внешне ничем не отличался от обычных людей. - Вам кого? - открывая дверь, немного хмуро спросил он. - Вас, если вы Иван Степанович Гаврилов, - располагающе улыбнулся я. - А кто вы такие и что вам от меня надо? - проявляя некоторые признаки нервозности, спросил он и накинул дверную цепочку. - Вам не кажется, что разговаривать через дверную щель немного неудобно? - сделав жутковато-улыбчивую рожу, не ко времени спросил Макс. - А откуда мне знать, кто вы такие и с какими помыслами ко мне пожаловали? - резонно спросил он. - Может, вы хотите меня ограбить. - Мы бы сделали это ночью, когда ты и твоя семья спите, - теряя терпение ответил я. - Чего тебе бояться? Мы прекрасно знаем, что ты сейчас под контролем и охраной Мандаринчика, но мы совсем посторонние люди, не имеющие отношения ни к нему, ни к твоему бывшему хозяину Коробкову. Просто у нас к тебе есть серьезное дело, и, скорее всего, не бесплатное. - Ладно, заходите, только учтите, если что, я заору, и тогда в квартиру ворвутся два пацана, которых вы видели на скамейке. - Заметано, открывай. Несмотря на то что в руках Гаврилова был сосредоточен весь бандитский капитал, жил он довольно скромно. Типовая мебель не первой свежести, обычная посуда и сама квартира без намека на евроремонт заставляли думать, что Гаврилов либо боится светиться роскошью, либо она ему до одного места. Усадив нас в потертые кресла, он поставил перед нами пепельницу с пачкой сигарет, бутылку минеральной воды и графинчик водки. - Каждый наливает сам себе сколько хочет. Только учтите, здесь чистый спирт, настоянный на золотом корне, - садясь на диван напротив, предупредил он. - Итак, о чем у нас будет разговор? - Разговор довольно серьезный, - проигнорировав выпивку, начал я. - Как нам известно, вы довольно хорошо знали Валеру Коробкова. - Знал, но не так хорошо, как вы думаете. - Допустим, что это так, но вы, безусловно, в курсе того, что он погиб. - Да, я знаю, но что из этого следует? - Дело в том, что нас не меньше вашего интересует, кто послужил причиной произошедшего инцидента. - А почему вы думаете, что меня этот вопрос волнует? - наливая запотевшую минералку, вкрадчиво спросил он. - Послушай, Гаврилов, не делай из нас дураков, - опять нетактично встрял Ухов. - Нам хорошо известно, какие функции ты выполнял в группировке Коробка. - А вот это уже игра не по правилам, - слегка возмутился казначей. Господа, я вас больше не задерживаю, бывайте здоровы, а когда научитесь разговаривать нормально, то я ничего не имею против нашей следующей встречи, и желательно без этого господина. - Обрубком пальца он указал на Макса. - Вы разговаривайте, - стушевался Макс, - а я посижу на лавочке с теми пацанами. - Ничего не имею против, но только ведите себя с ними осторожно. Я плохо их знаю, но, по слухам, ребята они отчаянные и вместо авторучки в карманах носят совершенно другие вещи. - Спасибо за предупреждение, - вставая, ухмыльнулся Макс. - Я обязательно куплю им по порции пломбира, и они с удовольствием попробуют это мороженое. Макс вышел за дверь, а по побледневшему лицу Галрилова я понял, что ему известно все то, что знаем мы, и даже немного больше. - В каком ключе будем строить разговор? - промокнув салфеткой лоб, спросил он. - В доверительном, - лаконично ответил я. - Иначе у нас с вами получится пустышка, а это не в наших интересах. - Тогда представьтесь и, желательно, покажите ваши документы, а то у нас получается игра в одни ворота. Возможно, вы знаете обо мне многое, а я не знаю о вас совершенно ничего. - Логично. Хорошо, я буду играть в открытую, но и от вас попрошу взаимности. Только обусловимся об одном: если у нас ничего не получится, то мы напрочь забываем друг о друге. - Прекрасное дополнение, и я с ним полностью согласен. Так кто вы? - Можете звать меня Константином, - протягивая удостоверение фирмы "Сокол", ответил я. - Мы работаем частным порядком и никакого отношения к милиции не имеем. - Сыщик, значит, - переваривая информацию, задумчиво произнес Гаврилов. - Частный сыщик, а все частные сыщики раньше служили в органах... - Да, потому что органы были другие. - И чьи же интересы ныне представляет экс-мент Гончаров? - Интересы хозяйки дома, на который ваш знакомый совершил налет... - Вы не по адресу... - Погодите, я не собираюсь обвинять ни вас, ни его, у меня совершенно иная цель. Мне нужно узнать, кто натравил группировку Коробкова на дом Арбузова и при этом сам остался живым и невредимым. Как мне известно, ваши товарищи ничего, кроме смерти, в том доме не нашли, а обещано им было довольно много. Если мы найдем заказчика, то уверяю вас, некоторая компенсация будет вам причитаться. - Из каких денег и в каком объеме вы планируете выплату этой компенсации? - дернув носом, почуявшим поживу, деловито спросил казначей. - Мне придется немного приоткрыть вам занавес, - подумав, со скрипом признался я. - Дело в том, что заказавшая эту акцию особа доподлинно знала, что вся бригада Коробка погибнет. Для нее важна была только кутерьма и переполох перестрелки, что, как вы знаете, и произошло. В то время, когда внимание хозяев дома было направлено исключительно на отражение налета, заказчица нападения преспокойно проникла в дом через черный ход и сделала свое дело. Мне не известно, удалось ли ей за столь короткое время найти тайник, но такая возможность не исключена. Скажу больше, даже если она в ту ночь и не сумела утащить драгоценности, то уж примерное их местонахождение она знает наверняка. Я понимаю, что полученная от меня информация может быть полезна вам одному и вы попросту порвете со мною связь, но предупреждаю, играть в эту игру одному мы вам не позволим, даже если сюда подключится Мандаринчик со всей его гоп-компанией. - Не надо так много говорить, я все давно понял и прошу вас сообщить мне конкретную сумму вознаграждения. - Она будет зависеть от того, на сколько потянет все похищенное той особой добро. Я планирую отдать вам двадцать пять процентов. - Вы не очень умный человек, - разливая спирт, сухо сообщил мне Гаврилов. - Я действительно порываю с вами все отношения и буду действовать исключительно в своих интересах. Выпей и убирайся вон, мент поганый. - Спасибо, - улыбнулся я, поднимая рюмку. - Жалко, что дружеской беседы у нас не получилось. Значит, выпьем прощальную чарку. - Значит, так, - поднимая рюмку, согласился он. - Нет, не так, - возразил я и, набрав полный рот спирта, расчетливой струйкой выплеснул в его паскудные глаза. Он орал и катался по полу так, словно ему ампутируют член вместе с мошонкой без его согласия и анестезии. Невесть откуда выскочила жена и набросилась на меня с кулаками. Это было не страшно, я ожидал сидящих на скамеечке пацанов и уже снял "комбат" с предохранителя, когда увидел Макса. Видимо, плечом он просто-напросто высадил дверь и теперь стоял посреди квартиры, толком не зная, куда бросаться. - Иваныч, какие проблемы? - не решаясь вступить в борьбу с растрепанной женщиной, ошалело спросил он. - Что ты сделал с этим идиотом? - Ничего страшного, - отчаянно отбиваясь от озверевшей стервы, ответил я. - Немного освежил его спиртом. Где пацаны? - Все в порядке. Пацанчики в полной отключке. Я подарил им по две дозы, которые они тут же вкололи. Наркоши из банды Мандаринчика, шваль, а пушечки у них я позаимствовал до лучших времен. Что делать-то? - Да оттащи ты от меня эту суку, не ровен час, она глаза мне выцарапает. - Дык как же я ее? - неловко подступая, глупо спросил Ухов. - Баба все-таки. С какого конца ее брать?.. Был бы мужик... - Идиот! - закрываясь журнальным столиком, заорал я. - Ну, стукни ее чем-нибудь. Или выдерни из-под нее ноги! Макс, она же сдерет всю красоту с моего лица вместе с кожей. - А как же мне ее сподручней? Баба, она и есть баба... Намотав пышные русые волосы на руку, Макс потащил мою обидчицу на диван. Поставив журнальный столик на место, я целиком и полностью занялся Гавриловым. Навалившись на него всем своим немощным телом, перво-наперво я скрутил ему руки и, выхватив "браслеты", ловко защелкнул их на запястьях. После чего стащив одну штанину, удачно завязал ее на цепи наручников. Получившийся смешной комок продолжал выть, жалуясь на отсутствие свободы и зрения. - Тебе, корешок, оно вообще скоро не понадобится, - зловеще утешил я страдальца. - Теперь наш разговор переходит в качественно новую фазу. Теперь мы будем тебя убивать, - пнув его по заднице, торжественно заявит я и заткнул его рот салфеткой. - А на мандариновских пацанов ты даже не надейся. Обколотые, они балдеют под лавкой. Макс, как ты думаешь... его лучше удавить или черепом о стену?.. - По мне, так лучше сначала удавить, а уж потом размозжить голову. Оно вернее будет, - придерживая застывшую от ужаса женщину, обстоятельно и со вкусом разложил кровожадный замысел Макс. - А бабу потом подвесим в ванной. Вроде бы как она убила своего мужа и от горя повесилась сама. Красиво получится. Комар носу не подточит. - Бу-бу-бу, - опротестовал наше решение Гаврилов, и я вытащил из его пасти кляп. - Ну что, будем говорить или по-прежнему строить глазки? - Я скажу все, что знаю, но только от выручки вы заплатите мне сорок процентов. - Проехали. Теперь ни цента. Или ты говоришь, или сдыхаешь, вытаскивая ремень, сурово заявил я. - За тобой право выбора. - Я выбираю жизнь, - отплевавшись, официально заявил Гаврилов. - Но где гарантия того, что, получив информацию, вы меня не удавите? - А где гарантия, что, выдав нам информацию, ты не нашлешь на нас мандариновскую бригаду? - в тон ему спросил я. - Даю вам честное слово... - Свое честное слово заткни себе в задницу. Мы уже имели счастье столкнуться с твоей порядочностью, и нам этого хватило за глаза. Как зовут твою жену? - Виктория, а что? - А то, что сейчас твоя прекрасная "победа" сядет в нашу машину и проедет в одно укромное место. Живой ты ее получишь только после того, как мы провернем операцию. Другого выхода я не нахожу, но если ты с этим не согласен... - Согласен, согласен, - торопливо пролепетал он. - Вика, ты тоже согласна? - Конечно согласна, - мгновенно оправившись, кокетливо ответила она, адресуясь к Максу. Надо полагать, прижал он ее достаточно откровенно. - Эти парни, в отличие от тебя, действительно похожи на мужиков. Господа, я к вашим услугам. - Не гони коней, дамочка, - удобно усаживая свою жертву на диван, приостановил ее порыв Ухов. - Сперва мы должны выслушать твоего муженька. Докладывай, дебил. - Особенно многого сказать мне нечего, но могу сообщить, что Валерку подписала какая-то деревенская баба по имени Люба. - "О боже! Стены, задрожав, обрушились вокруг, и небо стиснуло мой лоб, как раскаленный круг"! - невольно воскликнул я словами Оскара Уайльда. Ну какой же я глупец! Разгадка лежала на самой поверхности, а у меня не хватило сообразительности, чтобы просто поднять и взять ее голыми руками! Чертова головоломка наконец-то начала приобретать реальные контуры. - В машину ее, Макс, - привязывая хозяина к кронштейну отопительной батареи, распорядился я. - Пришвартуй ее наручниками к сиденью, а я покуда положу этому ублюдку пожрать. И еще, если у тебя осталось, то дай тем оглоедам по паре доз, может быть, они окочурятся. Словом, включаемся в работу. - Слушаюсь, начальник, - увлекаемый Викторией, бодро ответил Макс. - Ты ему еды-то побольше оставь, видал, какая кобылка, с ней за ночь не управишься. - Кончай болтологию, - открыв холодильник, отрезал я, - работаем аккуратно и гуманно. Вика, что любит твой супруг: копченую колбасу или сырые сосиски? - Не беспокойтесь, он жрет все подряд. Ваня - он и есть Ваня. Когда будете выходить, захлопните дверь, ключи я взяла. Кинув неразумному казначею палку колбасы, я было пошел к выходу. Невесть откуда взявшийся спаниель смешал мои карты. Ночным ворюгой он выскочил у меня из-за спины и вцепился зубами в свободный конец колбасы. Началась натуральная драчка, связанный Гаврилов никак не хотел уступить свою долю озверевшему псу и потому яростно отстаивал положенный ему харч. - На досуге разберетесь, - захлопывая дверь, сказал я. - По-моему, спаниель немного порядочней своего хозяина. По дороге в Излучино мы завезли наше нежданное приобретение на дачу и сдали ее из рук в руки презлющей Милке. - Моя помощь нужна? - вылепился в оконном проеме тесть. - Господин полковник, оставьте свою неуемную энергию для Верунчика, она ей еще может пригодиться. - Осел! - обозвал меня полковник и захлопнул окно. * * * Три дедка из деревни Излучино сидели в той же самой позе, что я их оставил три недели назад. Отсалютовав сигналом дернувшимся мне навстречу старичкам, я проехал дальше, в глубь деревни, до дома Екатерины Геннадьевны. И здесь все было по-старому - старуха мучила очередную гильзу "Беломора" и советовала дочери, как выгодней подкапывать молодую картошку. Работая в классической ракообразной стойке, Люба отбрехивалась и якобы ненароком отбрасывала в мать только что вырытые клубни. Увидев нас, старуха сплюнула окурок и, вытянув длинную шею из грузного тела, выжидательно уставилась на меня. - Бог мой, да это же наш старый знакомый. Любонька, немедленно ставь чайник, - вытирая седые усики, разволновалась бабка. - Как дела, сердешный? - Хуже не придумаешь, родная, - в тон ей ответил я. - Получается, что ваш брат вместе с тем мужиком, по имени Синицкий, померли. - Ой, да как же так? - навалившись могучей грудью на костыль, заохала старуха. - Не иначе как аспид Петька все это устроил и сам лег рядом, чтоб земля округ него горела змеиным пламенем. Старухе я не верил и потому решит действовать исподволь. Отдав ее на растерзание Максу, я вплотную подошел к теме. - А вы, уважаемая Любовь, отлично выглядите, - проходя следом за женщиной на летнюю кухню и поднимая только что сброшенный рабочий ботинок, отпустил я лживый комплимент. - Куда там! Вы мне льстите, мужчина, - зажигая конфорку, грустно ответила она. - Уже больше десятка лет хожу чистенькая. Кому я нужна?! Ты посмотри на мою морду! Нос валенком, щеки мочалом, а глаза плывуном. Сисек нет, жопа как холодильник... Таких, как я, только солдатам на потребу отдают... А ведь я баба, я хочу жить. Мне скоро шестьдесят, но, кроме своего мужа, дебильного дядюшки да десятка алкашей, я никого и не видела. Я знаю, зачем вы приехали сюда. - Зачем же? - не зная, то ли удивляться, то ли прикинуться всезнайкой, спросил я. - А это уж от тебя зависит, как ты поведешь наш разговор. Может так получиться, что я все забыла напрочь. - Такого не получится. - Повертев у ее носа ботинком, я сразу же отрезал ей все пути к отступлению. - Касатка, ты так наследила в подвале, что и дураку станет ясно, что ты была там! А кроме того, раскололся один из членов банды Коробкова. Зажата ты железно, а против лома нет приема... - Супротив другого лома, - смеясь, ответила она и выплеснула мне в морду еще не закипевший чайник. Чисто машинально я взял ее на болевой прием. - Отпусти, дурачина! - больно куснув меня, вскрикнула она. - Если ты так хочешь, я все тебе расскажу, только, чур, мамане ни слова. Она у меня крутая. - Ладно, - ослабляя замок, в котором находилась ее шея, снисходительно разрешил я. - Рассказывай, но только учти, что убийство Ольги тебе так просто не пройдет. Я многое могу простить, многое, но не убийство. - Сама знаю, что убийство самый страшный грех, но у меня не было другого выхода. Ольга была вооружена, и если бы я не убила ее, то она бы прикончила меня. Придавив ее, я выдернула у нее из рук пистолет с глушителем и только потом начала с ней говорить за жизнь. Там, в подвале, я преспокойно могла бы вас пристрелить, однако я этого не сделала. - Врешь ты все, Любаня. Хочешь, чтобы я видел тебя простой деревенской бабой, глупой и доброй, а не получится. На рожу ты проста и наивна, но, видно, сидит в тебе сам черт, он-то и заставляет тебя бесноваться. Однако я не психолог и не шаман, так что изгонять из твоего нутра бесов не входит в мою компетенцию. - Значит, усадить хочешь? Законопатить шестидесятилетнюю старуху по "мокрой"? Что же, твоя воля, я согласна, но только объясни мне такой коверкот: почему Светка хоть что-то имела от моего говнистого дядьки, а мы с матерью, кроме горя и несчастья, ничего от него не получали? Ты будешь самогон? - неожиданно спросила она. - Нет. - А я выпью, так мне будет легче, выпью и расскажу, как оно все получилось. Ты не смотри, что я такая страшная, - дерболызнув стакан самогону, закусывая огурчиком, предупредила Любаня. - В пятьдесят шестом, когда приехал дядя Петро, я была o-го-го! В пятнадцать лет да в самом соку. Вызрела я рано, еще до его приезда. Накрыл он меня в бане, когда мать уже помылась и ушла, а я, ничего не подозревая, томилась в бочке. Он зашел нагишом, я до сих пор помню его огромадную жилу, при виде которой я замерла то ли от ужаса, то ли от охватившего меня желания. За ноги выдернув меня из бочки, он расщеперил мои ноги и тут же, на краю кадки, отдраил по первое число. Да я и не сопротивлялась, мужика я давно хотела. Только уж больно грубо он меня взял. Домой я пришла враскоряку, как на ходулях. Мамка сразу это подметила и впоследствии старалась не оставлять нас наедине. Только проку было мало, утроба требовала своего, и я частенько прибегала на сеновал, где он ночевал. Больше года мы играли с ним в "голопузика", но, как и положено, всему бывает конец. Однажды нас застукал дед, его папаша, и тут же все рассказал моей матери. А что там рассказывать, когда мама сама все знала! К зиме я почуяла неладное, а через месяц поняла, что случилось непоправимое. Я забеременела, забеременела от редкого дядьки. Представляешь положение? Это сейчас тринадцатилетние девчонки, посмеиваясь, идут на аборт, тогда же, в пятьдесят восьмом, это было великим преступлением. Однако другого выхода у меня не было. Я соображала, что от смешивания крови может родиться идиот. Так вот, этих самых подпольных абортов у меня было не меньше полутора десятков. В конце концов меня выскребли так, что я, уже будучи замужем, никак не могла забеременеть. "Доигралась, стервоза" - так охарактеризовал меня муж, и через год мы с ним разошлись. Дальше все покатилось по старым, давно накатанным рельсам. Я отдавалась дядьке где только ему угодно - в бане, на сеновале, в курятнике. Лишь только он подморгнет, как я тут же послушно раздвигаю ноги. Потом начал подрастать наш подкидыш, Светка. Его внимание ко мне заметно упало. Он начал дарить ей дорогие презенты, а однажды ночью, после ее дня рождения, я имела удовольствие видеть, как он ее насилует в деревенском саду. Вы думаете, мне стало ее жалко? Да ничуть. Я даже с некоторой радостью смотрела, как он ломает и рвет ее тельце. Обхохочешься! Выждав два дня, я рассказала об увиденном матери, надеясь, что это тоже ее позабавит, но она отнеслась к этому курьезу совсем наоборот. Отхлестав меня по щекам, она схватила одеяло и тут же побежала выручать нашего выкормыша. После того случая Петруха ко мне долго не подходил. Вскоре у него родился сын Генка. Не выдержав его издевательств, тетя Галя через пару лет повесилась. Когда я выходила замуж, во время свадьбы он шепнул мне на ушко о том, что меня ожидает богатый подарок. Сдуру-то я и поверила ему, даже в щечку поцеловала. Стукнуло мне тогда тридцать лет. После того как гости разошлись, я развязала его пакет и вытащила черную бархатную коробочку, "Наверное, перстенек", - подумала я, открывая шкатулочку. Однако он поступил хитрее и извращеннее. На атласной подушечке лежал использованный презерватив. Мерзавец! Как я тогда не сошла с ума от обиды и злости, известно одному Богу. Сначала я думала, что Петр самолично придумал такую злую каверзу, но в дальнейшем выяснилось, что это устроила Светлана, и вот тогда-то я возненавидела ее всерьез. Шли годы, текло время. Петр вместе со Светланой и сыном Генкой в восьмидесятом переехали в город, но моя рана не заживала. С мужем, последним алкашом, я разошлась, на все махнула рукой и стала первостепенной деревенской проституткой, но обида за такой "презент" жгла, и с каждым годом мне становилась больнее и жестче. Себе я поклялась, что до конца своей жизни я должна ей отомстить. Но как? В конце концов я придумала, тайком от матери нанялась к своему дядьке и бывшему любовнику в кухарки, и у меня появилась масса возможностей поквитаться с ненавистной "родственницей". Я трижды пыталась облить ее кипящим маслом, дважды подкладывала в ее тарелку отраву, но всякий раз ей удавалось избежать моего возмездия. Наконец я не выдержала, подкараулила ее возле ее пристройки и набросилась с ножом, но тут, как назло, появилась Генкина жена Ольга. Она вырвала у меня ножик и прогнала из дома. Таким образом у меня появился еще один враг. Что мне оставалось делать? Да ничего, просто сидеть и ждать у моря погоды. И я дождалась. Петр умер! Я пришла на похороны и от ужаса чуть было не бухнулась рядом - в гробу лежал незнакомый мне человек. Это я поняла, когда увидела кисти его рук. У дядьки не было никаких наколок, а у лежащего в гробу человека их было множество; затертые и замазанные, они все равно выступали сквозь штукатурку. Мне большого труда стоило, чтобы тут же, на кладбище, не устроить им скандала. Но я вовремя спохватилась и поняла, что на этом можно заработать большие деньги. Незаметно улизнув с похорон, не сказав матери ни слова, я начала готовиться к выполнению своего плана. А именно: чтобы и Светке с Ольгой насолить, и деньжатами подразжиться. - Откуда вы знаете Пломбира? Как вы с ним познакомились? - Первый раз я увидела его в семьдесят пятом году. Он только недавно освободился и приехал к нам в деревню, требуя or Петра свою долю. Я помню, что дядька тогда здорово испугался и лепетал какие-то слова оправдания. А второй раз он приехал к нам совсем недавно. Не знаю, но, наверное, сам черт свел меня с ним, с этим самым Иваном Думаковым. Освободившись после очередной отсидки, он заявился к нам и потребовал новый адрес Петра. Был он не один, приехал в сопровождении головорезов Валеры Коробкова. Именно тогда я с ними и познакомилась. Как это водится на Руси, проводила их в горницу, напоила чаем и накормила всю ораву пельменями. Бегая от печи к столу, я краем уха уловила, что им требуется от Петрухи, и тогда-то мне в голову пришла шальная мысль: а почему бы мне самой не поживиться его сбережениями? Ты, легавый, глубоко ошибаешься, если думаешь, что в суде я повторю эти показания. Конечно же нет. Не такая уж я и дура, слишком многого я бы лишилась. Я угодила в дерьмо, но еще не поздно оттуда выбраться. - Постарайся. Выбраться из дерьма никогда не поздно, только учти - все твое будущее зависит от того, насколько правдиво будут звучать твои показания. - Почему я должна верить вашим обещаниям? - Этого и не требуется, мы и без тебя достаточно хорошо осведомлены обо всем случившемся. Просто если ты чистосердечно все расскажешь, то суд обязательно примет во внимание твое раскаяние и, как следствие, назначит тебе меньшую меру наказания. Решай сама: или я, собрав свою волю в кулак, терпеливо тебя слушаю, или мы просто грузим тебя в машину и отвозим в соответствующие органы, с которыми тебе, так или иначе, придется познакомиться, но уже на качественно ином уровне. - Да что там рассказывать, я уже почти все выложила. - Нет, не все. Например, мне совсем неизвестно, почему ты решила, что у твоего дядюшки имеется "закладка"? Откуда ты о ней узнала? - После моего развода с мужем и до женитьбы на Верке Кравчук старый хрыч изредка, по ночам, продолжал меня навещать. А иногда я и сама ныряла к нему в постель. Я тогда как раз работала у них подтиралкой. Это же можно сойти с ума! Собственный дядюшка почти тридцать лет спал со своей племянницей, перемежая ее с названой сестрой... - Мы отвлекаемся от темы, - прервал я каскад ее словоизлияний. Конкретней, госпожа Арбузова, у нас очень мало времени. - А если конкретнее, то дело было так. Однажды в девяностом году семидесятилетний старик пригласил меня в ресторан "Парус". К слову сказать, мужиком он был крепким, не каждый парень может похвалиться такой потенцией. Отужинав, мы вернулись домой, и он, сославшись на усталость, вдруг робко предложил мне идти спать. Это мне-то, сорокавосьмилетней бабе, согласной на огонь, воду и медные трубы. В меня точно бес вселился. Я начала играть с ним как кошка с мышью и завела его до умопомрачения. И вот во время этих игр он раскололся и рассказал про маленький тайничок у себя в кабинете. Разговорился старый кот, удержу никакого в нем не было. Начал молоть всякую глупость, мол, про содержание того тайничка знают немногие, но если я буду хорошо себя вести, то и мне может кое-что перепасть. Тогда, понимая, что это лишь первая ступенька в моей лестнице, я рассмеялась и все, что он хотел, ему позволила. Правильно в народе говорят: нет такой бабы, хоть она и племянница, чтоб всерьез не растормошить старика. Так было и у нас. При следующей встрече, не очень-то доверяя его щедрости, я все же напомнила ему про его обещание. К моему великому удивлению, он отцепил ключ от связки и заявил, что находящееся в тайнике он оставляет мне и моей матери. Не веря своему счастью, рано утром, когда спали собаки и хозяева, я прокралась в кабинет и отомкнула тайник. Он оказался пустым, как моя истерзанная чистками утроба. Тогда-то я обозлилась еще больше. Во время следующей нашей встречи я заявила ему, что он старый лгун и обманщик, потому что тайник пуст. Он только хитро хихикнул и сказал, что перед своей смертью даст понять, где мне искать спрятанное добро. Шли годы, а дядька упорно не хотел умирать. Более того, в последнее время он старался уклоняться от наших встреч, и это меня бесило. В конце концов я поняла, что он просто-напросто водит меня за нос. Я от злости потеряла голову, и это явилось одной из причин моего нападения на Ольгу. К приезду Пломбира я была первым врагом своего дядьки. Понимая, чем все это закончится, я с большим удовольствием сообщила ему адрес Петра, но при этом поставила условие - четверть всей добычи он отдает мне. Наглый зек рассмеялся и предложил мне ограничить свой аппетит одним процентом. Но я-то знала, каких собачек разводит Светлана, и потому засмеялась тоже. - Бог вам в помощь, - с трудом скрывая торжество, заявила я. - Адрес своего дядюшки я конечно же дам. Но не вините меня, если вы там потеряете штаны, а может, и головы. За это я не в ответе. - Не боись, бабка, все будет тип-топ, - оскалился Коробков, надеясь на авторитет Пломбира и неустрашимость своей братии. Он был глуп, как пустая тыква, и все его бахвальство на деле оказалось лишь словами. Прошло всего пару дней, когда он вновь явился ко мне, но уже без той самоуверенности, что когда-то украшала его и его бандитскую бригаду. Совершенно подавленный, он пришел к нам во двор и пролепетал: - Тетя Люба, вы были правы, все случилось почти так, как вы предсказали. Сегодня Пломбир не явился на стрелку, и мы узнали, что он погиб. Завтра его должны хоронить. - Дураки, - принимая от них несколько тысяч рублей, рассмеялась я. Пломбир умереть так просто не может. Скорее всего, тут очередной его финт ушами. Я могу и дальше, словно баранов, вести вас по лопушиному следу, но уж больно маленькую сумму вы мне предложили. Положите в два раза больше, и тогда я найду для вас кое-какие концы. Но это будет не раньше чем через неделю. На том мы и порешили. Добавив мне еще немного денег, они пообещали заехать через пять-семь дней. И мне этого срока хватило вполне. На следующий день, укутавшись мумией во всевозможные черные тряпки, я сказала матери, что иду на похороны своего лучшего друга. Мамка у меня подозрительная. Не могу понять, то ли до нее что донеслось, то ли она сама, собственным носом что-то почуяла... Результат один. Она долго не выпускала меня из дому, так что мне пришлось воспользоваться окном. Наняв какой-то растрепанный "жигуль", я добралась до кладбища, когда на нем только-только появилась траурная процессия. Тогда я еще только догадывалась, хотя почти была уверена в том, что похороны, скорее всего, хитрая афера. Когда перед захоронением открыли гроб, чтоб мы все достойно простились с покойным, как я уже рассказывала, я чуть было не описалась. На месте покойного Петруши лежал чей-то чужой труп. Только приглядевшись внимательнее, я поняла, что в гробу уже знакомый мне Пломбир. И лежал он, скрючив татуированные ручонки на своей старческой груди. Всего одну минуту мне понадобилось, чтобы различить этих двух мерзопакостных стариков. Не скрою, был момент, когда я чуть было не заявила об этом во всеуслышание, но вовремя себя остановила. Примерно через десять дней или около того ко мне явился этот дурак Коробков и принялся довольно примитивно наводить справки о том, как живет дом Арбузова, каково его расположение и как ему достать самого хозяина. Притворившись полной дурой и не собираясь ему сообщать о наличии специально обученных Светкиных собак, я достаточно подробно обрисовала ему все слабые стороны дома, но забыла сказать о том, что на Светкином пульте всегда высвечиваются мониторы. Лох, он настолько поверил в легкость выдуманного, что прямо спросил, когда удобнее на них напасть. Примерно подсчитав, сколько времени мне потребуется для приготовления, я назначила число и час. Сама же занялась снаряжением весельной лодки с моторным движком. К железным мосткам я подплыла загодя. Примерно за час до того, как там у вас началась стрельба и взрывы. И только после того, как все это стихло, я привязала лодку и отправилась наверх. Пока вы там маячили в стеклянной Светкиной будке, я по железным мосткам спокойно поднялась наверх, перелезла через забор, краем глаза успев заметить множество трупов, и в их числе труп старика, его сына и внука. Сообразив, что больше мне ничего не грозит, вошла во флигель и угрем проскользнула в тоннель. Что вы там кричали, мне было абсолютно безразлично. Я понимала, что в этой катавасии вам не до меня. Я пробралась в кабинет Петра и отворила сейф. Он по-прежнему, как и в прошлый раз, был пуст. Вне себя от бешенства, я заметалась по комнатам, надеясь в этой суматохе найти Ольгу и как следует с ней поговорить. Долго искать мне ее не пришлось. Осатаневшей ведьмой, с пистолетом в руках, она тоже носилась по дому, не зная, что делать. Подкравшись сзади, ни слова не говоря, я накинула на ее жирную шею веревку и потребовала указать место, где старик хранил свои деньги и золото. Постепенно затягивая удавку, я вновь и вновь повторяла свой вопрос, а когда она начинала хрипеть, я немного ослабляла петлю и все начинала сызнова. Наверное, прошло не меньше пяти минут, прежде чем она мне ответила: - Там... Внизу... В подвале... В неработающей батарее за АГВ. Наверное, от радости, что мне удалось так быстро ее расколоть, я затянула веревку слишком сильно и опрометью бросилась в подвал. Ну а про все остальное вы знаете сами. Хочу только добавить, что убийство Ольги не входило в мои планы. Это произошло само собой, потому, наверное, что веревка оказалась мокрой. Хотя мне помнится, что она была сухая и должна была ослабиться сама по себе. Что-то тут не так, не могла я ее удавить. А вы одни приехали? - подозрительно подходя к комоду, как-то напряженно спросила она. - Не волнуйтесь, матушка, ваши приемы мы знаем наперед, - усмехнулся Макс и, следуя ее взгляду, подошел и вытащил из-за комода пистолет с глушителем, видимо ранее принадлежавший Ольге. - Одни мы не ходим. Только с подстраховкой. Пойдем, болезная, пора. - Никуда я с вами не пойду. Хоть вы меня на месте пристрелите, а только из дому я и шагу не сделаю, - тупо уперлась Любаня. - Но ты же не хочешь, чтобы вся деревня видела, как мы тебя выносим? - А мне плевать, теперь мне на все плевать. Хотите - несите, хотите стреляйте, воля ваша, но слово я свое сказала. - Это куда вы ее нести собираетесь? - сунула нос бабуля. - Уж не в ЗАГС ли? Так чего же ты, дуреха, отказываешься? - В ЗАГС! Держи карман шире. В тюрягу они хотят меня закатать, маманя. - Господи! Да за что ж ее в тюрягу-то! - возмутилась маманя. - За то, что она удушила Ольгу Арбузову, - из-за ее спины торжественно изрек Ухов. - За то, что она присвоила золото вашего брата Петра Геннадьевича Арбузова. - Что ты такое мелешь, обезьяна ты бесхвостая, - не на шутку разошлась старуха. - Мы этого Петьку уже сто лет как не видели, чтоб он в гробу перевернулся. - Мамань, это правда, я Ольгу удавила. Я не хотела, но так получилось, - отрешенно глядя в пол, призналась Любаня. - И золото я у них забрала. Оно у меня под кроватью, на дне сундучка лежит. Прости меня, маманя, не от жадности я, а от обиды. Обидела меня Ольга сильно, вот я и отомстила... Ну не молчи... Чего молчишь? Скажи хоть что-нибудь. Мамка, мне самой противно, а что теперь поделаешь? Ну скажи, что мне делать? Я уж вся исказилась, да только сделанного уже не воротишь. Золото-то я Верке отдам, а Ольгу уже не вернешь. Мамочка, не молчи, скажи хоть словечко. - Ты сама его сказала, - жестко ответила старуха и скрылась в избе. Плетями опустив избитые работой руки, Любаня беспомощно смотрела на нас, и по ее обветренным щекам катились крупные прозрачные слезы. - Господи, да что же я наделала? - с надрывом и как-то по-детски спросила она меня. - Сама себе крест выстроила. Погодите, я сейчас вынесу вам все то, что я взяла, а потом уж везите меня куда надо и делайте со мной все, что хотите. - Ну, вот так-то будет лучше. - Закуривая предложенную Максом сигарету, я вышел на крыльцо, чтобы хоть как-то сбросить с себя тяжелую хмарь, вдруг навалившуюся на мои плечи. Чертовски трудная эта работа - приносить в дом и без того обездоленных людей несчастье. - Что, Иваныч, не по себе? - положил мне на плечо свою тяжелую руку Макс. - Мне тоже скверно, а что поделаешь, жизнь такая. Пойдем к машине, выпьем по глотку, а то совсем раскиснем. Молча выпив, мы снова закурили. Каждый думал о своем, и, возможно, об одном и том же. Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем Макс с тревогой заметил: - Что-то долго нет нашей Любани. - Оставь, наверное, с матерью прощается, прощения у нее просит. Эх, и за каким чертом мы довели все это дело до конца. Оказывается, иногда полезно, а может, и правильно останавливаться на полпути. - А вот и мамаша! - заметив старуху, тяжело спускающуюся по ступеням крыльца, воскликнул он. - Что это она там несет? - Это вам, - протягивая тяжелый тряпичный мешочек, проскрипела она. Здесь золото. Передадите Верке или еще куда... Не знаю, прощайте. - Э-э-э, так дело не пойдет, - преградил ей путь Ухов. - А где же Любаня? - Нету больше Любани, - строго посмотрела на нас бабка, и вдруг по морщинистым ее щекам покатились слезы. - Повесилась Любаня... И зачем вы только приехали?.. Всего секунду, переваривая услышанное, мы оставались на месте, а потом, опережая старуху, кинулись в избу. Мать уже успела перерезать веревку и освободить захват петли, но поднять свою дочку с пола у нее не хватило сил. Любаня лежала на домотканом половичке посредине своей крохотной комнатки, занимая своим грузным телом практически все пространство. * * * Мы с Максом сидели на даче под яблоней и ждали, когда подъедет Вера Григорьевна в сопровождении полковника. Он, да и вообще никто еще не знал о том, для чего она нам понадобилась, как не знали они и о драме, произошедшей в деревне Излучино. Тяжелый тряпичный мешочек с золотом хранился у Макса за пазухой, и это мешало ему обдирать низкорастущий кустарник вишни. Милка с видимой неохотой накрывала стол для встречи отцовской подруги. За ней из-за кустов укоризненно наблюдал ее громадный приемыш Брут. Весь его обиженный вид красноречиво говорил о том, что она занимается совсем не тем, чем положено бы заниматься хозяйке добропорядочного пса. Видеть всю эту картину упорядоченного покоя после того, что случилось в деревне, не было никаких сил. Откинувшись на спину, я закрыл глаза и вскоре забылся тяжелым, почти полуобморочным сном. Меня обступали какие-то удавленники с гнилыми веревками на шеях. Чередой, как на параде, они проходили мимо меня и, уплывая вдаль, призывно манили руками. Все они были разными, совершенно непохожими друг на друга, и только два знакомых лица повторялись с завидным постоянством. Одно из них было Ольгино, а другое принадлежало Любе. Потом словно шепот ветра пронесся надо мною, в котором постепенно я начал различать слова. "Бредет, шатаясь, через двор дурацкий маскарад, тяжелых ног и бритых лбов изысканный парад..." И вдруг, перекрывая этот шум ветра, неистово закричала Любаня: "Но ведь не каждый принял смерть за то, что он убил!" - Проснись, да проснись же ты, скаженный! - шлепая меня по щекам, прямо в ухо кричала Милка. - Господи, всех соседей на уши поставил. Ты чего кричишь? - Нет, ничего, - стряхивая наваждение, затряс я головой. - Так, муть приснилась. - Иди умойся и садись к столу. Все уже собрались. Действительно, вся компания была в сборе, не хватало только господина Гончарова. Кое-как ополоснув мятую морду, я присоединился к пирующим. - Об чем речь? - выпивая штрафную, подключился я к разговору. - Речь о соединении двух одиноких сердец, - усмехнулась Милка, глазами показывая на счастливую пару. - Майн фатер и айн фрау того... - Не вижу тут ничего дурного. Любви все возрасты покорны, как справедливо заметил классик и недавно повторил наш друг Ухов. А у нас с Максом для молодых готов подарок. Максимилиан, прошу тебя, вручи подобающим образом. - Да чего там... Я не умею... Вот, держите. - Вытащив из-за пазухи килограммовый мешочек, Ухов положил его между Верой и полковником. - Что это? - встрепенулась Вера. - Можно посмотреть? - Для этого он вам и даден. - Господи, Алексей, ты посмотри, да это же золото! - Точно, золото, - зачем-то понюхав песок, подтвердил тесть. - Откуда? Костя, неужели вам удалось докопаться до самого дна истины? - А то как же! - скромно ответил я. - Значит, вы знаете, кто задушил Ольгу? - Конечно. - И кто же этот Маэстро? - Любаня Арбузова, племянница Петра Геннадьевича. К сожалению, ее больше нет в живых. Когда мы приперли ее к стенке, она зашла в избу, чтобы собраться, а вместо этого взяла и повесилась. - Вот как! Интересно. Расскажите-ка нам все подробно. Выполняя просьбу полковника, мы тщательно, во всех деталях пересказали все то, что нам довелось увидеть. Все то, чему мы были свидетелями. - Печальная история, - вздохнув, констатировал полковник. - И подарок печальный. Наверное, мы с Верой от него откажемся. - Но почему, Алексей? - живо возразила молодая. - Подарок - он и есть подарок. - Как знаешь, но я бы от него отказался. - Правильно, папаша, - тихо, но внятно прошипела Милка. - Зато от моего подарка ты не откажешься. Будешь хранить его до самой смерти. Держи. - И через весь стол она швырнула небольшой прозрачный пакетик. - Что это? - разворачивая полиэтилен, удивился тесть. - Какие-то волосы? - Ты не ошибся, отец, - нервно захохотала Милка. - Это действительно волосы, а теперь сравни их с волосами своей невесты. - Ну и что? Тут и гадать не приходится, это волосы Верочки. Только я не понимаю твоего юмора, зачем и как ты их отрезала? - Я их не отрезала. Я их вытащила из узла веревки, которой была задушена Ольга Арбузова.