Первой моей наживой оказалась заляпанная клейкая бутылка из-под вина. Она трогательно высунула мне голову из кустарника живой изгороди. Я закинул ее к товаркам в авоську и с превосходством предводителя банды поглядел на конкурентов. Но у одного типа, со злобным взглядом хорька, их было по меньшей мере штук десять, и он в ответ лишь хрюкнул презрительно. А другому до меня вообще дела не было. Глубокомысленно и задумчиво шел он каким-то одному ему ведомым зигзагом и находил эти сволочные пузыри как грибы после дождя. Он внимательно разглядывал очередную находку, потом задирал кверху подбородок, о чем-то сосредоточенно думая или просчитывая денежную сумму, затем, плавно опустив тару в большую спортивную сумку, шел совершать зигзаг дальше. Я прозвал его Гамлетом, размышляющим - быть или не быть... Шишковатился старый большой рюкзак.

А злобный хорек, как я его нарек сразу же, тем временем увел у меня из-под носа бутылку из-под "Пшеничной"; хрустально чистая, она бессильно лежала у меня под носом в трех шагах. Я уже был готов ее поднять, когда с шипением ястреба тот налетел и унес ее в своих когтях, буквально чиркнув по мне курткой.

Теперь я понял, чего мне не хватало. Мне не хватало их запаха. Стойкого, едкого запаха мочи, пота, перегара и каких-то характерных нечистот.

– Отдай пузырь, хорек, - не выдержал я такого хамства.

– А ты вообще линяй отсюда.
– Хорек присел, словно готовясь к прыжку.
– Это наше место, мы с поэтом его уже год обслуживаем. Понял?

Похоже, что они-то мне и нужны. Я продолжал завязывать узелок:

– Да уж год... Здесь Сашка с Натальей Александровной работали, еще весной.

– Не знаешь, так не ври. Они как в Ташкент по осени слиняли, так и сгинули. Мотай отсюда, а то получишь - родная мама не узнает.

Вот такая содержательная у нас вышла беседа ранним солнечным утром на городском газоне у дома Кротова. Не знаю как собеседнику, а мне она понравилась. Сразу попасть в яблочко удается не часто. Поэтому я, стремясь снивелировать конфликт, протянул ему пачку сигарет.

Пытаясь выщипнуть сигаретину из полной еще пачки, хорек умудрился их перещупать все и был очень удивлен, когда я предложил:

– Да бери все.

– А сам что сосать будешь?

– Да есть еще. Вчера наварился с России-матушки.

– А-а-а, молчу. Вопросы - это дело прокурора. Принимал вчера?
– Он сочувственно покачал головой.

– А что, видно?

– Еще бы, рожа як гарный бурак.

– Да, подлечиться бы не мешало.

Он удрученно чмокнул губами.

– Ломбард только в десять открывается, еще два часа терпеть. Эй, галстук, сколько на твоих "котлах"?
– окликнул он случайного прохожего.

– Что?
– не понял тот, останавливаясь.

– Натикало сколько, спрашиваю.

И, переварив ответ, хорек уныло заворчал:

– Восемь, восемь. Без тебя вижу, что восемь. Канай дальше.
– И, уже уныло апеллируя ко мне, констатировал: - Восемь часов.

– Ну и что?

– Так ломбард открывается в десять, "меха" заложить надо.
– Он кивнул на сумку с пустыми бутылками.

– Потом сдашь. У меня бабки есть. Где только бухнем? Я ведь, кроме Натальи Александровны да Сашки, никого здесь не знаю.

– Найдем, - лаконично ответил скунс, он же хорек.
– Поэт, завязывай, на сегодня все. Корешок вот угощает. Тебя как звать-то?

– Костя.

– Кот, значит. А это - поэт, а меня можно просто Коля. Что брать-то будем?

– Сначала дойдем, а потом посмотрим, выберем.

– Нет, надо здесь решить. Если у тебя много бабок, то в эту сторону. Там дешевая водяра в "комке". А если мало, то магазин в другой стороне, но до него топать надо.

Все это время поэт отчужденно стоял в стороне, в разговор не вмешиваясь, будто его он и не касался вовсе. Стоял и сосредоточенно разглядывал небольшую стайку голубей. Как все произошло, я не заметил. Откуда в его руках взялся этот сложенный обруч наподобие сачка, остается только догадываться. Но четыре глупые птицы уже бились в сетке, навсегда лишенные свободы и, должно быть, жизни.

– Пойдем, что ли, - поторопил я хорька, чтоб не присутствовать при отрывании безмозглых голубиных голов.

– Догоняй, мы на "хлопушке" будем, дома ощипаем, - распорядился хорек, стараясь не отстать.
– Ну вот и пожрать сегодня будет. Я с поэтом нормально живу, он у меня трудолюбивый и послушный.

Мне начинала надоедать его болтовня. Хотелось скорее получить информацию об убитом бомже и его подруге. Но форсировать события было опасно. Бродяжка мог замкнуться.

– Вот здесь они жили, наверху.

Мы проходили мимо дома Кротова, и я вроде случайно вспомнил о его чердачных жильцах.

– Было дело. Да только как в конце сентября в Ташкент отвалили, так и с концами. Синяк один знакомый оттуда говорит, что там их не встречал. А ты откуда их знаешь?

– Было дело, - многозначительно ответил я, оценивающе глядя на хорька, словно взвешивая, стоит ли доверять ему нашу тайну, но в нужный момент он перебил меня:

– Это ваши дела, мне ни к чему. Пришли уже. Бери сам угощение.

Я взял две бутылки дешевой водки в стиле Василия Ивановича Васина, и мы, поджидая появившегося вдали поэта, закурили.