– Ясно. Скажи-ка мне, дитя подземелья, который час?

– У меня часов нет, но думаю, что не меньше пяти.

– Ни хрена себе, - присвистнул я.
– Феноменально, Томусик! Значит, мы с тобой не меньше четырех часов здесь кукуем?

– Это вы, а меня еще утром привезли. Мне холодно, и я хочу есть.

– Согреть тебя я могу в своих объятиях, а вот насчет жратвы дело обстоит хуже. Кроме не доеденного мною сыра, у нас ничего нет. Доешь его, хоть червячка заморишь. Он, должно быть, лежит на сейфе...

– Ничего там не лежит, я его давно оприходовала, а есть все равно хочется.

– Увы, Томусик, ничем больше я тебе помочь не могу. Подождем, может быть, явится Тихон и сострадательно кинет нам кусок хлеба. Ведь обязаны же они заботиться о своих арестантах. Даже работорговцы немного подкармливали своих подопечных.

Поднявшись на пару перекладин, я попробовал открыть люк, но вскоре от этой идеи отказался. Лесенка была жидкая и хилая. При том давлении, которое я хотел на нее оказать, упираясь в крышку горбом, она бы непременно сломалась. Кроме того, и сама прочность запора не давала никаких шансов. Ригель шпингалета толщиною в большой палец надежно входил в отверстие металлического уголка, которым была окантована крышка, плотно пригнанная к лазу. И только щель шириною не более двух миллиметров рисовала белый световой пунктир.

– Ничего не поделаешь, - удрученно сообщил я, - собственными силами нам отсюда не выбраться, остается только ждать и надеяться. А лучше, помолясь, лечь спать, уповая на милосердие и разум победителей.

– А если его не будет?
– едва преодолевая озноб, спросила она.

– Чего?

– Милосердия и разума. Судя по их поведению, таких чувств они лишены.

– Не знаю, что тебе и сказать. Ты как хочешь, а я лягу, голова сильно болит. Наверное, не стоило мне высовываться.

Экономно глотнув из бутылки, я с отвращением зарылся в вонючее барахло и попытался согреться. Когда мне это удалось, я, насилуя больную голову, мысленно прокрутил разговор с Аликом и, сопоставив его с недавними событиями, пришел к интересному выводу и задал себе каверзный вопрос: а почему ты, господин Гончаров, так уверен в том, что Катеньку пришикнул именно Алик? Ты что же, своими глазами видел, как он скручивает ей шею? Или обнаружил его отпечатки? А может быть, ты явственно слышал, как он ее пытал? Черта с два, все это только твои домыслы. Просто ты выбрал его кандидатуру как наиболее подходящую и не желаешь менять удобно расставленных тобой позиций.

Ладно, тогда попробуем рассмотреть вопрос в иной плоскости. Допустим, что брюнет к убийству непричастен, допустим, что он пришел только утром с целью грабежа и заметил, как я покидаю место преступления. Он заходит в дом, видит открытые ящики и конечно же решает, что убийство и грабеж - дело моих рук.

Что ж, вполне возможно, но кто в таком случае настоящий убийца?

– Константин Иванович, мне холодно, - постукивая зубами, опять заныла учительница.

– Выпей водки и залезай ко мне, - безо всякой задней мысли предложил я.
– Вдвоем будет потеплее. Это все, что я могу тебе предложить.

– Да вы что?
– на волне мандража возмутилась Тамара.
– Если Сергей узнает, что я с вами спала, он мне этого никогда не простит. Вы даже не знаете, какой он ревнивый.

– И знать не желаю. А почему, строго говоря, он должен что-то знать? резонно спросил я.
– И как мне следует понимать твое выражение "я с вами спала"?

– Перестаньте хамить. Как у вас еще сил на такое хватает. Кажется, еще немного, и я превращусь в сосульку.

– Это твое личное дело. Не буду же я насильно тащить тебя в постель.

– А я и не прошу. Надо что-то делать! Они же нас убьют.

– В общем-то не должны, - неуверенно успокоил я.
– Но что ты предлагаешь?

– Не знаю. Надо как-то отсюда выбраться.

– Совсем пустячок. Если бы ты рассказала мне как, то я бы незамедлительно воспользовался твоей рекомендацией.

– Но вы же мужчина, вы все должны знать. Вот мой Сергей давно бы нас освободил.

– Ну и катись к своему Сергею, а мне не мешай спать.

– Подвиньтесь, пожалуй, я лягу, только не приставайте.

– Дура, можешь за свою честь быть спокойна. Даже если ты станешь меня провоцировать, то и тогда в таком холоде у нас ничего не получится.

– Это у вас не получится, - дрожа всем телом и закапываясь куда-то под бок, заметила женщина.
– У нашей сестры всегда получается.

– Вот и радуйся, да не трясись ты так, раскладушка развалится.

Перемерзла она основательно. Даже сквозь верхние одежды я почувствовал холод ее дрожащих антарктид. Прижавшись ко мне всем своим естеством, она звонко, словно лошадь по мостовой, застучала зубами. Только через полчаса учитель словесности отогрелась, а еще через час случилось то, что и должно было случиться, причем с моей стороны никаких начинаний и сколько-нибудь активных действий не предпринималось. Инициатива целиком и полностью принадлежала Тамаре. Женщина - существо удивительное, мы еще не успели как следует совершить грех, а она уже почувствовала себя хозяйкой. Заговорила деловой и практичной самкой:

– Костя, надо что-то делать, оставаться здесь опасно. Нам нужно выбираться.

– Вполне с тобой согласен, но как? У меня нет никакого инструмента, даже ножа.

– Зато у меня есть.

– Что?
– удивился я.
– Ты носишь нож?

– Нет, но у меня есть маникюрный набор.

– Это ты здорово придумала, - засмеялся я.
– Только в следующий раз носи с собой слесарный набор, он бы нам пригодился больше.

– Ты не понимаешь - там же пилка, щипчики и кусачки для ногтей. А еще у меня есть медицинский пинцет, я им брови выщипываю.