Неожиданно меня стряхнув, баба заорала громко и нецензурно. Мне пришлось украдкой показать ей рукоятку пистолета. Правильно оценив ситуацию, она заткнулась и без лишних вопросов конкретно спросила:

– Сколько вы хотите?

– Мильон новыми, - вежливо ответил я.

– Вы что, рехнулись, козлы? Да вы не знаете, с кем вы связались!

– Нет, моя ласточка, - радостно согласился я, - откуда же нам знать.

– Когда узнаете, будет поздно. Я вам все кишки через жопу вытащу. Пока я прошу добром - остановите машину и развяжите кучера. Толян, что это за дела?

– Я не виноват, Татьяна Андреевна, простите меня, пожалуйста, - гнусно заныл Толик, - они прыснули мне газом в нос.

– Быдло! Шоферюга поганый! Я тебе прысну, я тебе прысну, только не в нос, а в твой рот! Обнаглел, голь перекатная, босяк вонючий. Сейчас приедем, я тебе устрою, я тебе такое устрою, что ты у меня забудешь, с какой стороны к бабе подходить. Козлина, чтоб завтра же твоего духу в моем доме не было! Кретины!
– Затем последовало обращение к нам: - Немедленно отвезите меня домой.

– Слушаюсь, моя госпожа, - подобострастно прогудел Макс.
– Только сначала заедем в одно тихое и уютное место.

– В какое еще место?!
– возмутилась санитарка.
– Некогда мне с вами базарить. Я же сказала - домой. Куда ты, к черту, прешь?

– На кладбище, - равнодушно ответил Ухов.
– Ты же сама просила.

– Я просила домой.

– Теперь это и будет твоим новым домом, - успокоил я бушующую бабу.

– Вы, кажется, меня не поняли, - все еще ерепенилась мерзавка.
– Если вы сейчас же не повернете, то у вас будут большие неприятности.

– Да ты не волнуйся, моя госпожа, мы зароем тебя в очень удобном, шикарном месте. Ты ведь так любила все элитное и престижное. К великому нашему сожалению, резного гроба мы для тебя не заготовили, но ничего, твоя роскошная шуба его заменит вполне. А может быть, ты предпочитаешь покоиться в скорбном одиночестве где-нибудь на опушке леса? Скажи, не стесняйся, для нас и это труда не составит. Макс, я правильно говорю?

– Правильно. Да и выстрела там не будет слышно.

– Так-то оно так, а только земля промерзла, долбить несподручно, озабоченно, по-хозяйски посетовал я.

– А мы ее снегом зашвыряем, и порядок. Если до весны собаки не растащат, то будет ментам от нас большой подснежник. Вот здесь и свернем. Заржав, он съехал на второстепенную дорогу, уходившую в лес.

Кажется, мы начали ее доставать. По крайней мере, она перестала вякать и стала тихонько от меня отползать, перемещаясь поближе к левой двери. Пресекая ее попытку самовольно покинуть салон, я взял ее руку в замок, и тут ее развезло.

– Не убивайте меня, я дам вам денег. Столько, сколько вы спросили, размазывая помаду, замешенную на соплях, утробно запричитала баба и в этом естестве стала сама собой.
– Не надо, не везите меня туда, я не хочу.

– Врешь, это ты сейчас говоришь, а как придет время рассчитываться, ты притащишь за собой кодлу ментов. Знаем мы такие штучки.

– Нет, честное слово, не обману.

– Твоим честным словом подтереться и то стремно. Все, приехали! сообщил Ухов, загоняя машину меж трех сосен.
– Вылазь по одному и с вещами.

– Не вылезу... Не надо... Я не хочу... Я не хочу умирать, - почти теряя сознание, запричитала Клыкова.

– Тот старик, которого ты споила своей водкой, тоже не хотел умирать. С перекошенной от злобы физиономией Макс выволок ее из машины и, швырнув на снег, заорал: - Падаль, если ты сию же минуту не скажешь, куда дела Тоньку, тебе хана!
– Для большего устрашения он выхватил ствол, но, на мой взгляд, это было уже лишним, потому что теплый зимний ветерок хлопотливо донес пикантное известие о том, что бабе немного полегчало. Отойдя на безопасное расстояние, Макс продолжил допрос: - Сука старая, где моя Тонька?

– Какая Тонька?
– безнадежно простонала Татьяна Андреевна.
– Откуда мне знать.

– Антонина Зайцева, та двадцатилетняя девушка, которой полтора месяца назад ты обещала Францию.

– Господи, да зачем она вам?

– Не твоего ума дело. Отвечай.

– Боже мой! И из-за такой чепухи вы устроили этот концерт. Какой ужас! Могли все решить проще. Я бы вам все рассказала.

– Вот и рассказывай. Где она?

– Откуда я могу знать. Надо кое-кого спросить, навести справки. А так-то сразу что я могу сказать? Наверное, где-нибудь в Турции.

– Короче, так, падаль вонючая, ты поняла, что шутить я не люблю, значит, и тебе со мной шутить не стоит. Все мои юмористы давно молчат. Я ясно излагаю?

– Ясно, ясно...

– Ну вот и хорошо. Через неделю, максимум через десять дней, Антонина Зайцева должна быть дома. Как ты это сделаешь, не моя забота. Если ее не будет, то сегодняшняя прогулка тебе покажется волшебными грезами. Понятно?

– Понятно, - поспешно согласилась санитарка.
– Нам можно ехать?

– Нет, - резко осадил я.
– Ты нам еще не рассказала, как поживает дорогой Николай Худиш.