За спиной скрипнула дверь. Сергей обернулся. Появившаяся в проеме голова старшей медсестры свирепо вращала глазами.

— Вы еще долго рассиживать собираетесь?! — спросила сестра брюзжащим голосом.

— Недолго, — коротко ответил Сергей и отвернулся.

— Ну-ну! — дверь с силой захлопнулась.

"Стоило рваться в увольнение, чтобы, кроме упреков, недомолвок и тычков, ничего не получить?! За что?" — недоумевал Сергей. Все словно ополчились против него. "Хорошо еще, что Люба здорова, жива. А что Люба? Холодна как лед". Он осторожно взял ее за руку. Рука была теплой, почти горячей.

Улица плыла навстречу. Ног под собой Люба не чувствовала, будто их не было, а асфальт сам по себе катился вперед и нес ее. Временами она натыкалась на прохожих и, забывая извиняться, шла дальше. Вслед ей смотрели укоризненно, ругая, как повелось, "всю эту невоспитанную современную молодежь". Люба не слышала ругани за своей спиной. Старалась забыть об утреннем звонке, собраться перед решающим разговором. Давалось это с трудом. Не так просто было переключиться — мысли неподвластны нам именно тогда, когда хочется отвязаться от них.

— Ой, Любка! — раздался голос сбоку.

Люба очнулась, повела глазами: рядом с ней стояла сокурсница, и не то чтобы подруга, а так из тех, с кем имеют шапочное знакомство. Пустые глаза, легкое платьишко, сумка через плечо. Любе она показалась девчонкой, совсем девочкой — столько в ней было неприкрытой наивности, плещущего через край счастья.

— Ты откуда? — изумилась знакомая.

— Спроси лучше, куда, — сухо ответила Люба.

— Куда? — покорно повторила та за ней.

— Туда, где море блещет синевой! — съязвила Люба и пошла своей дорогой, не оглянулась даже, оставив девчонку в полнейшем недоумении.

Секретарша Анечка долго таращилась на нее, будто вспоминая. Потом выдохнула с липовым восторгом:

— Ну ты даешь, мать!

Люба сдержалась- не хватало еще тратить нервы на всякую мелочь. Однако Анечкин тон задел ее, отозвался глухим недобрым скрежетом где-то в затылке.

— Ладно, садись. Придется обождать малость — старик занят.

Худшего Люба представить не могла: ждать теперь, когда есть настрой к драке! Ждать, пока перегорит все и останется одно желание — побыстрее покончить со всем? Нет, ее это не устраивало. Но что делать? Лезть нахально, без приглашения — означало загубить все в зародыше.

Люба вздохнула, бросила на Анечку недовольный взгляд и опустилась на стул.

В приемную декана просунулась сквозь щель в дверях голова. Она принадлежала Мишке Квасцову. Анечка на своем месте вся подобралась, засветилась:

— Заходи, заходи, Квасцов.

Мишка зашел.

— Минуты через две пойдешь, — сказала ему секретарша. Обратясь к Любе, добавила: — Он еще раньше занимал. Старик ставит на тех, кто не все потерял, а такие, как ты… она махнула рукой, давая понять, что со Смирновой вопрос решен, — отрезанный ломоть, мать!

— Не пугай ее, Анют, — заулыбался Мишка. — И, кстати, я могу даму вне очереди пропустить. Ежели она попросит, конечно, ежели уважит словом добрым.

— Спасибо, не надо! — отрезала Люба и отвернулась к окну, словно говоря — разговор окончен.

С Мишкой декан провозился минут десять. И вышел тот из-за заветных дверей непривычно возбужденным, таким, что и невозможно было определить: со щитом или на щите.

Воспользовавшись образовавшейся паузой. Люба проскользнула к декану, успев краем глаза заметить, как перекосилось от досады Анечкино лицо. Но досадовать было поздно — дверь за ней захлопнулась.

— Смирнова? — отрывая голову от бумаг, спросил декан.

"И откуда он помнит всех в свои семьдесят шесть?" подумала Люба. Встреча с Мишкой влила в ее кровь дополнительную порцию злости. Уж теперь-го — стоять на своем вопреки всему!

— Если вы за документами, так можно было в секретариате решить все вопросы.

— Нет, я не за документами, Григорий Львович.

— Интересно?! А зачем же?

— Я хочу учиться…

— У вас была такая возможность. Сами все пути себе отрезали, дорогуша. Вы ведь себя в прошлый раз ках вели?

— Я виновата, простите! Ну что вы так смотрите?!

— Здесь не ясли и не детский сад, сколько же еще нянчиться с вами? Идите на производство, там узнаете что почем, a через годик-два к нам. С радостью примем.

— Я догоню всех, Григорий Львович, поверьте! — почти выкрикнула Люба. — Дайте мне последнюю возможность.

— А что у вас сдано в эту сессию?

Люба молчала.

— А за прошлую? — Декан нацепил на нос очки с толстенными стеклами и принялся перелистывать какую-то амбарную книгу. — Мы же вам давали время. А нынче все сроки, дорогуша, истекли. Так что ничем не могу!