Ему поверили, штурм прекратился. До следующей остановки он уже успел пристроиться поудобнее, стоял, размышлял. "Светка, так-с, гнездышко, ага! Новый образ жизни, так-так, что же еще, ага - заимка!
– Получался ералаш какой-то, путаница.
– Ладно, со Светкой пора..." Точки он не поставил, а как-то взял и отвел сам вопрос в сторонку. Все прочее - заимки, гнездышки и новые, спартанские образы жизни - как бы они ни выглядели прекрасно в воображении, просто-напросто выкинул прочь из головы и решил к ним больше не возвращаться. А со Светкой? Со Светкой - там видно будет.

У метро он выскочил одним из первых. Быстренько достиг эскалатора, пока еще возле того не образовалась пробка. И впервые в жизни не стоял на движущейся вниз ленте, а бежал по ней, ловко огибая иных крупногабаритных пассажиров на своем пути. Так, почти с разбегу, и влетел в вагон.

Ему посчастливилось, на только что освободившееся место ринулись было двое, справа и слева, но Сашка, выставив локти на их пути, извернулся, исхитрился и опередил конкурентов. Это придало ему дополнительный заряд бодрости. Сашка с умеренно скрываемым торжеством поглядел снизу вверх на конкурентов-неудачников. Те смотрели в неопределенную даль, но на лицах их было все отражено. "Что же еще, ага, начальничек ключик-чайничек, так-с, ведь заметил все-таки, стало быть... что стало быть?! Так-так, что-то очень знакомое, ну, еще немного, напряги, напряги память... Нет! Ну да ладно, повышать ведь собрался, это дело". Мысли оставались по-прежнему бессвязными, одно путалось с другим.

Только теперь Сашка заметил стоящую перед ним пожилую, если не сказать, совсем старенькую, женщину, державшую за руку мальчонку лет пяти. "Нехорошо, - подумал он, - совсем нехорошо". Мальчонка жевал варежку и глядел прямо на Сашку, в глаза.

– В садик, с бабушкой?
– ласково спросил Сашка и протянул руку, пытаясь отвести варежку от лица малыша.

Тот отпрянул, уткнулся бабушке в пальто, лишь одним глазом с любопытством и недоверием посверкивал на Сашку.

"Нехорошо, - еще раз промелькнуло у того в голове, - непорядок". Он принялся высматривать жертву. На это ушло совсем мало времени. Рядышком сидел паренек в черной кроличьей шапке с опущенными ушами и старомодных, дедовских очках. По отвисшей нижней челюсти и запрокинутой голове было видно паренек задремал в пути, ничего не видит, ничего не слышит. "Годится". Сашка легонько саданул локтем в бок. И уставился в лицо парню. Теперь он разглядел его получше: примерно ровесник, чуть помоложе и наверняка тоже из мелкой чиновной братии, на работягу не похож. Сашка смотрел на него пристально, с укоризной, вытянув шею вбок, чуть покачивая головой. Парень, разумеется, не выдержал. Встал.

– Садитесь, пожалуйста, - сказал он старушке с малышом.

– Большое вам спасибо, - ответила та. Но обращалась она к Сашке.
– Я вам очень признательна.

– Ну что вы, это мой долг.
– Малышу он шутливо погрозил пальцем: - Варежку сосать нельзя. На-ка вот тебе!
– он нащупал в кармане куртки конфету-ледяшку, невесть когда полученную на сдачу в ларьке, протянул ее.

Теперь оба, и бабушка, и ее внук, были покорены окончательно. Про недогадливого парня все забыли, тем более что того что-то не было видно, должно быть, вышел на своей остановке. Правда, бабушка тут же отобрала конфету у малыша, дескать, после завтрака съешь, нечего сейчас аппетит перебивать. Но все равно еще раз заглянула в глаза Сашке - одновременно с признательностью и как бы прося прощения, что перехватила подарок, предназначенный внуку. Сашка разрозовелся. Он был готов и дальше заниматься благотворительскими делами... но пора было выходить.

На подступах к конторе его нагнал Толик. Он был запыхавшийся, малость взвинченный, как, впрочем, и всегда по утрам. Сашка даже удивился: и откуда это в людях, ведь ни одного еще на его памяти не выставили из конторы, ни одного не расстреляли и не сослали на Колыму, так откуда этот вечный страх опоздать даже тогда, когда совсем не опаздываешь? Ну и ну, народец пошел! Он как-то отделил себя от этого "народца" и снова глядел сверху и со стороны, но уже иначе, никого не осуждая, никого не порицая, а так, сожалея немного, совсем капельку сочувствуя.

– Ну что, старичок, пишешь?
– спросил Толик на ходу.

– Что пишешь?

– Заявление, что ж еще, хе-хе.
– Толик начинал приходить в себя.
– Пора, брат, пора!

Сашка ему ничего не ответил. Впереди показалась фигура начальника, шедшего навстречу. Сашка чуть склонил голову, приподнимая свободной рукой на полсантиметра над головой шапку. Начальник приметил его, кивнул в ответ.

– Погоди-ка, - Сашка придержал Толика рукой, - потом...

Он ускорил шаг и почти у самого подъезда нагнал начальника.

– Доброе утро, Николай Семенович!

– Доброе, доброе, - ответил тот и тут же озабоченно спросил: - Сколько на ваших, не опаздываем?

– С опережением идем, Николай Семенович, - сказал Сашка, придерживаясь на полшага позади, с должным для подчиненного почтением.

– И это самое главное, - важно заключил начальник, - сейчас, сами знаете, никаких послаблений. Перестраиваться надо начинать с самого утра - вот что во главе угла!

Сашка закивал головой. Разумеется, он полностью разделял взгляды своего руководителя. Чуть забежав вперед, но без тени услужливости, он распахнул дверь, пропустил Николая Семеновича.

– Конечно, с утра. Утро - оно мудренее, - проговорил он почти про себя, как бы размышляя вслух.
– Николай Семенович, вы знаете, я вчера даже растерялся как-то, не ожидал, честно говоря...
– голос его приобрел оттенок смущенности, вполне искренней. Сашка говорил медленно, словно с трудом подбирая слова.

– А что такое?
– Начальник явно понял, о чем речь, но все же переспросил.

– Спасибо вам, Николай Семенович, за хлопоты.

Они миновали вахтера, шли в раздевалку, на ходу расстегиваясь, отвечая на приветствия, улыбаясь встречным. Толик Синьков плелся позади, прислушиваясь.