Многие прибыли на борт спейсера «Маг» из разных уголков Земли: Аристарх Железовский и Забава Боянова – из Софии, Ратибор Берестов и Анастасия Демидова – из Сибири, Прохор Панкратов – из Брянска, Велизар – с Урала, Ян и Пайол Тоты – из Теотихуакана и Баркович – из Бразилии, остальные – из внеземных цивилизаций. Среди них пока не было Виданы Железовской, она недавно родила сына и находилась в данный момент в бункере Пайола Тота на побережье Антарктиды вместе с мамой. Считалось, что бункер Тота, созданный в качестве секретной базы «Контр-2» еще во времена войны с ФАГом, как и убежище Грехова, является самым надежным местом на содрогающейся от постоянных столкновений с нагуалями Земле.

Ждали Грехова, молча наблюдая в панорамном виоме визинга за агонией родной планеты. Земля давно сошла со своей орбиты и неумолимо приближалась к мощному кусту сросшихся нагуалей, то и дело натыкаясь на более мелкие «шипы» и «колючки», раздиравшие ее тело, как острые когти зверя – кожу и мышцы человека. И хотя Грехов утверждал, что Земля не разрушится полностью, находиться на ней в момент крушения было недопустимо.

Солнечная система уже потеряла Меркурий, Плутон, Уран и Нептун, Луну и десятки крупных спутников планет. По Системе тянулись миллионнокилометровые хвосты из обломков пород, пыли и дыма, напоминающие струи колоссальных пожарищ.

Наконец в зале визинга появились хмурый Ставр Панкратов и бледная озабоченная Видана с коляской-антигравом, в которой спал младенец. Железовский подошел к ним, заглянул в коляску, сказал в горестном удивлении:

– Посмотри-ка, спит! И ничего не подозревает! Где-то ему придется теперь жить?.. Вы твердо решили остаться?

Ставр кивнул. Все было давно решено и обговорено: они должны были дождаться окончательной остановки нового космогонического процесса и переселиться на Землю, если она действительно уцелеет.

– Где Грехов?

Ставр покачал головой:

– Не знаю, я давно его не видел.

– Он обещал быть.

– Обещал – будет.

– Грехова давно нет в Системе, – подошел к ним рассеянный с виду Ян Тот. Присел над коляской и принялся изучать лицо спящего ребенка. – По-моему, он на тебя ни капли не похож, файвер. Вылитая мама.

– Что значит – Габриэля нет в Системе? – осведомился Железовский.

– Я имею в виду его главную составляющую, основное «я». Здесь осталась лишь чисто человеческая сущность.

– Еще неизвестно, какая из них главней…

– Не передергивай, старик. Человек, такой, какой он есть, – ошибка Творца, то бишь Конструкторов, так сказать, «отходы производства», возомнившие, что они – венец творения. Система фундаментальных сущностных координат бытия в нашем домене задана не нами и не для нас. Все закономерно – жизнь, смерть, Игра… Все это происходило бы и без нашего участия.

– Ты становишься циником, Ян.

– Просто я не верю в человечество, хотя сам рожден людьми. Как сказал один философ много лет назад: род человеческий выживет, если будет смело смотреть в лицо будущему, а не держаться за прошлое, если найдет в себе мужество принять перемены, а не оказывать им бесполезное и разрушительное противодействие [39] .

– Это ты о чем?

Ян провел ладонью над лицом ребенка и встал.

– Пора всем признать, что перемены закономерны и что надо принимать мир таким, какой он стал. Игра никогда не кончится. Завершился лишь один из ее вариантов, произошло вырождение Игры в фазу трехмерной стагнации, но эта фаза не длится долго.

– Ты становишься занудой, файвер. Поясни свою мысль.

– Он имеет в виду, что продолжение Игры не за горами, – тихо проговорил Ставр. – Игрокам не нравится, когда Игра предсказуема с самого начала, а когда им становится скучно – срабатывает Закон Перемен.

– Когда он сработает, по-твоему, в очередной раз?

– Может быть, через сто лет, может, через тысячу. Я не вижу будущее так ясно, как Грехов. Пока поврежденную нагуалями часть домена окружают Стенки, Метагалактика имеет возможность развиваться самостоятельно. Однако могут появиться и другие претенденты на власть в домене, взамен ФАГа, которым позарез понадобится пространство резервации. Жизнь человека значима лишь для него самого.

– По-моему, ты обижаешь Творца.

– Если он существует, он не обидится.

процитировал поэта [40] Ян Тот.

К разговаривающим подошел Баркович.

– Прощайте, я ухожу. Не могу смотреть на это!.. – Он кивнул на панораму космоса с окутанной пыльными смерчами и дымами пожарищ, содрогающейся, вздрагивающей от столкновений с «колючками» нагуалей Землей.

– Я тоже ухожу, – отозвался Баренц. – Надеюсь, когда-нибудь увидимся.