Граф отвернулся.
– Значит, мне суждено ее потерять?
– спросил он.

– Пока она смутно помнит о своем эльфийском прошлом, она никогда не будет принадлежать тебе всецело и полностью. Эльфийские напевы, что приносит на крыльях ветер, станут тревожить ее слух; в канун середины лета она станет уходить в эльфийский хоровод, к своему племени; а однажды она может и не вернуться с буйного празднества. И даже если всякий раз она будет возвращаться к тебе, когда бы ты не заглянул в ее глаза, ты прочтешь в них отчужденность, словно мыслями она не с тобой.

– Неужели нет никакого способа завоевать ее?
– воскликнул Аларик в отчаянии.
– Неужели я так и не смогу заставить ее позабыть об эльфийском племени?

– Только одним способом, - отвечала Магда, - смертный может завоевать эльфийскую деву, а именно: полюбить ее любовью столь совершенной, чтобы в мыслях у нее не осталось места воспоминаниям об иной жизни. Когда любовь твоя к леди Кэтрин станет воистину совершенной, леди Кэтрин напрочь позабудет о том, кем некогда была и откуда родом; тогда и только тогда эльфийские напевы умолкнут для нее навсегда и перестанут бередить ей душу, и пропадет желание танцевать под эту музыку; только тогда заглянешь ты ей в глаза и увидишь, что думает она только о тебе, и о себе, и о вашей жизни вдвоем.

– Но я люблю ее совершенной любовью, - настаивал Аларик.
– Я люблю ее всем сердцем. Я даю ей все, чего бы она не пожелала; если понадобится, я стану работать на нее в поте лица или сражусь за нее с мечом в руках; вся моя жизнь принадлежит ей. О, Магда, я готов умереть за нее.

Магда покачала головой.
– Видимо, чего-то все же недостает. Если бы ты любил ее совершенной любовью, она принадлежала бы тебе всецело и полностью.

– Так что же мне делать?
– спросил Аларик.

– Друг мой, - отвечала Магда мягко, - этого мне не дано знать. Загляни в свое сердце, спроси его, в чем ты неправ; я-то не могу прочесть твою душу.

– Сильнее, чем я люблю ее, любить невозможно. Если она не принадлежит мне до конца сейчас, значит, этому никогда не сбыться.

– Не отчаивайся, - посоветовала Магда.
– Ступай домой и подожди; может быть, время подскажет лекарство.

Аларик вскочил в седло и направил коня через вереск. Магда немного проводила гостя: гордо вскинув голову, широким, размашистым шагом шла она рядом с белым конем, не отставая. Когда вдали показался замок, ведунья остановилась.
– Прощай, и удачи тебе, Аларик, - сказала она.
– Я буду думать о тебе.
– И Магда повернула назад.

Граф Аларик возвратился в замок, и с того времени стал еще предупредительнее к жене, ежели, конечно, такое возможно. Он рассылал гонцов во все края за богатыми дарами, желая порадовать Кэтрин; не проходило дня, чтобы граф не предоставил ей нового доказательства своей верности и преданности, словно надеясь, что таким образом любовь его наконец достигнет необходимой степени совершенства. Но хотя леди Кэтрин казалась счастливой и беспечной, всякий раз, когда Аларик заглядывал ей в глаза, он видел, что мысли Кэтрин по-прежнему далеко; и теперь, когда граф знал, о чем Кэтрин думает, он с каждым часом становился все печальнее, хотя умело скрывал свое горе.

Дни шли за днями, и складывались в месяцы. Пришла зима, а за нею весна, и вот переливы золота и белизны вспыхнули и погасли, весна миновала, и возвратилось лето. И в канун середины лета, едва сгустились сумерки, госпожа графа Аларика, одетая в платье синего бархата, выскользнула из замковых врат и побежала в поля; и чем дальше удалялась она от замка, тем громче звучали в ее ушах эльфийские напевы. Но граф Аларик не спускал с жены глаз и проследил ее уход; он перепоясался мечом, сел на коня, и последовал за Кэтрин.

Добравшись до луга, Аларик снова услышал музыку и снова увидел танцующих эльфов в развевающихся зеленых одеждах. И госпожа его тоже кружилась в эльфийском хороводе на росной траве, ножки ее были босы, как у прочих, а светлые, словно сотканные из бледных лучей волосы окутывали плечи подобно вуали, наброшенной на синий бархат, что в свете луны казался серым.

Граф оставил лошадь у кустов лещины на краю поля и, стараясь ступать как можно тише и по возможности держаться в тени, приблизился к танцующим. Аларик не сводил глаз с той, кого он звал Кэтрин: она самозабвенно кружилась в эльфийском хороводе и громко смеялась от радости, и молодой лорд чувствовал, что сердце у него разрывается.
– Она будет моей, - шептал он.
– Я отниму ее у эльфов, чего бы мне это не стоило.
– И Аларик обнажил меч, и вступил в круг танцующих, и схватил жену за руку.

Эльфы прянули в разные стороны и снова сошлись в некотором отдалении, словно сухие листья, гонимые ветром; золотисто-зеленые пронзительные глаза на бледных лицах пристально следили за чужаком. Госпожа графа Аларика последовала бы за эльфами, однако Аларик крепко держал ее за руку. Кэтрин, это я, Аларик, твой муж. Я пришел увести тебя домой.
– Но она только вырывалась, и обращала лицо к эльфам, и умоляла мужа отпустить ее. Эльфы простирали к ней руки, подобные бледным лунным лучам, и взывали:"Вернись к нам, сестрица".