На Карской стороне льды надвинулись на берег, а на берегу, почти рядом со льдами, крупные белые ромашки с оранжевыми серединами. Полярные маки, бледно-жел

На лето в 1905 году я остался в Кармакулах. Промышленники ушли на промысел. В становище остались старики да ребята.

Первой гостьей ко мне пришла старуха Маланья. В нарядной панице из белых камусов, расцвеченной полосками цветного сукна, Маланья села на пол у самой двери.
– - Здравствуй, художник!

– - Здравствуй, Маланья! Проходи, сядь к столу. Маланья, медленно раскачиваясь, затянула что-то мало похожее на песню.
– - Аа... ааа." аа...

– - Маланья, тебе нездоровится? У тебя живот болит?
– - Что ты! Я здорова. Я пою.
– - Пой, пой, я послушаю.
– - А ты что не спросил, что я пою?
– Скажи, пожалуйста, Маланья, о чем ты поешь?
– - Я, Маланья, к художнику в гости пришла. Художник мне чарку нальет. Я выпью, мне весело станет...
– - У меня другая песня есть,-- отвечаю я гостье.
– - Какая у тебя песня? Подражая пенью Маланьи, я запел: -- Ко мне Маланья в гости пришла. У меня самовар кипит. Я заварю чай, буду гостью чаем угощать. Чай с сахаром, с вареньем, с сухарями, с конфетами, а водки у меня нет...
– - Худа у тебя песня.

Обиженная гостья перевалилась через порог и колыхаясь, пошла домой. На мой зов не отозвалась.

Пришел старик Прокопий, муж Маланьи. От чаю отказался. Долго сидел молча, ждал от меня другого угощенья. Не вытерпел -- заговорил: -- Ты что не наливаешь-то?
– - У меня водки нет.

– - Ну как так нет? У нас таких людей не бывало, приезжих. С Большой Земли с водкой приезжают. Налей, я что хоть дам. Все нутро в огне.
– - Понимаю, да нет у меня водки.
– - Налей стакан. Я тебе песца дам. Шкуру медведя дам, гольцов дам, денег дам.

Старик достал золотую монету, протягивает мне.
– - Возьми, только налей стакан.
– - Нет у меня водки. Сам не пью и не взял с собой. Обиделся старик, поднялся и ушел не прощаясь. Дня через три я пришел к старикам. Мне хотелось побывать на птичьем базаре.

Прокопий уже поправился после похмелья. Лечился кислой капустой. Посмотрел хитро и спросил: -- А ты что заплатишь?

Все, что у меня было, мало могло соблазнить старика. Были у меня деньги -- пять серебряных рублей. Я не собирался что-либо покупать на Новой Земле. Решил отдать три рубля. Два останутся на питание в дороге до Архангельска.

Достал три рубля, протянул Прокопию.
– - Вот возьми деньги и свези меня. Взял старик монеты, положил в рот, причмокнул и вынул.
– - Не сладко. Положил монеты на колено.
– - Не тепло.

Прокопий сел на три серебряных рубля, поуминался на стуле.

– - Не мягко. На что мне они? Возьми себе. А на птичий базар я и так свезу.

Явилась мысль -- если бы серебряных рублей у меня было много, очень много, я был бы только сторожем: ни сесть, ни съесть, ни одеться, ни укрыться.

Через два года я второй раз приехал на Новую Землю. Старик Прокопий, здороваясь, погладил меня по лицу. В этом была большая ласка, выражение большой радости,-- во мне не было протеста. Старик говорил:

– - Не только сердце обрадовалось, глазам весело, что ты приехал.

Мне подарили тобоки (полупимы),--их приготовили, чтобы послать мне в Архангельск.
– - За что подарок мне? И за что так встречаете?
– - За то, что ты не винопродавец...

На птичий базар я попал. Для этого не понадобилось ни денег, ни водки. Непуганые птицы не понимали опасности, спокойно сидели на гнездах. Я протянул руку. Гагарка не улетела, она прижалась к руке.

Я не охотник. Успехи моих спутников, бивших птиц на корм собакам, меня не радовали.

На одном птичьем базаре я видел полярную сову. Сова медленно рвала гагарку. Остальные спокойно сидели на гнездах: их много, и опасность быть съеденными не очень велика.

Много раз пришлось побывать на Новой Земле с 1905 года до 1945 года. На птичий базар больше не ездил. Если бы можно было побыть на острове среди птиц без охотни ков, без сборщиков яиц!

травы Цветы и травы засветились, как самоцветы. Свет над ними переливался широкими розовыми радугами И тишина казалась светящейся, как все кругом.

На крутом берегу над морем сидел молодой ненец и что-то пел. Ненец слышал, что я подхожу, но не обернулся, не перестал петь. Он мне доверял. Я сел рядом. Море перед нами золотилось переливчато.

Песня ненца не мешала тишине, казалось -- свет и в песне.

Я долго слушал и спросил: -- Скажи, о чем ты поешь?
– Так, пою о том, что вижу.
– - Скажи мне русскими словами, о чем поешь!
– - Ладно, скажу, слушай.

Ненец запел русскими словами. Его пенье не мешало светлой тишине. Ненец пел: