Оскар вернулся, молча избил Хасида, так что тот потерял сознание, ударил пару раз Кузьму, вскинул руку и с улыбкой сказал:

— Адью, самоубийцы. Мы знали, что вы вернетесь, и хорошо подготовились. Жаль, что надо уходить, а то я бы с вами еще позабавлялся.

Он ушел.

— Ходя, — позвал Кузьма и услышал неровное дыхание очнувшегося товарища. — Ты жив?

— Еще не знаю, — прохрипел Хасид. — Вот гад, печень отбил… будь у меня пистолет, я бы влепил ему пощечину.

Кузьма оценил юмор ситуации, издал слабый смешок. Хохотнул и Хасид, но тут же зашипел от боли.

— Нам тоже пора выбираться отсюда.

— Похоже, он повредил тебе и голову, а не только печень. Как мы отсюда выберемся?

— Ты же теоретик, вот и думай.

Сквозь гул и шипение солнечных недр донесся отчетливый стеклянный треск. Пол под пленниками вздрогнул.

— Что это? — прислушался Кузьма.

— Метро… они ушли и взорвали метро.

— Зачем ты говорил мне о втором «кроте»? Ведь ясно же, что они нас прослушивали.

— Все нормально, — ухмыльнулся безопасник. — Они должны были услышать что-то важное, чтобы побыстрее смыться отсюда. Но все дело в том, что линия метро «крота» — векторная.

Кузьма с недоверием посмотрел на друга.

— Ты хочешь сказать…

— Наши переориентировали выход.

— Значит, все беглецы во главе с Лапаррой… с этим новым витсом попадут к нашим в руки?

— Надеюсь. Правда, нам с тобой от этого не легче. Реактор «крота» остановлен, пора приниматься за дело. Кстати, там ведь еще осталось «зеркало». Не могли бы мы уйти через него?

— Нет, — с сожалением вздохнул Кузьма. — «Зеркала» всего лишь временные петли и накопители информации. Хотя мы, может быть, открыли далеко не все их свойства. Но это уже другая история. Действительно, пора спасать экспедицию. Так как твои руки сломаны, я попробую развязать тебя, потом Жана, а там что-нибудь придумаем.

Кузьма с трудом подкатился к Хасиду, пристроился к нему таким образом, чтобы кисти рук приблизились к лодыжкам Хасида, стянутым особого рода эластичной лентой. Несколько минут пытался разорвать ленту, перегрызть ее зубами или стащить ее с ног друга, но не смог. Растянулся рядом, тяжело дыша.

— Не поддается, зараза! Нужен нож…

Корпус «крота» поколебал мощный толчок, который не смогли погасить даже инерционные поглотители. Кузьму, Хасида и пилота кинуло к закругленной стене помещения. Гулкий грохот донесся из недр аппарата.

— Дьявольщина! — скрипнул зубами Кузьма. — Что это еще за землетрясение?

— Абиссаль… мы вошли в солнечное ядро…

— Я не о звуках… Эй, Дэв, что случилось? Почему трясется «крот»?

Инк не ответил, продолжая транслировать в зону отдыха звуки солнечных недр, к которым добавились теперь басовитые шлепки и тонкие завывания.

— Дэв, скотина, ты же нас слышишь!

— Он не ответит, — не потерял хладнокровия Хасид. — Толчок, наверное, означает, что Дэв отключил бур. Теперь он начнет по очереди отключать все потребители, пока не закончится запас МК-батарей.

— Тогда нам пора петь за упокой!

— Подождите петь, — раздался осуждающий женский голос, и в коридор из лифта выбежала Катя Лапарра в комбинезоне спецназа, но с выключенной системой маскировки.

Появление внучки Яна Лапарры оказалось столь неожиданным — и для Кузьмы, и для Хасида, — что они не сразу поверили в реальность происходящего и только молча таращились на гостью, с деловитым видом занятую их освобождением.

Продолжая ворчать, Катя ножом спецназовского комплекта разрезала путы, стягивающие руки и ноги пленников, на мгновение прижалась к Кузьме, целуя его в переносицу, и отстранилась.

— Хороши бойцы, нечего сказать! Дали себя захватить какой-то жалкой кучке зомбированных мерзавцев. Вставайте, чего уставились? Начнем спасать цивилизацию.

— У него сломаны руки, — очнулся Кузьма, начиная растирать запястья рук. Встал, начал помогать Хасиду. — Это действительно ты или галлюцинация? Как ты проникла сюда? Ведь метро взорвано!

— Я здесь пряталась все это время.

— Этого не может быть…

— Пошутить нельзя? — притворно рассердилась Катя, поддерживая Кузьму под руку. Она оглядела его бледно-голубую физиономию с коркой подсохшей крови, отметила позу: он держался за бок с осторожностью человека, несущего хрустальную вазу, — и лицо девушки дрогнуло, в глазах промелькнули нежность и любовь, забота и сожаление. И ненависть — к тем, кто избивал Ромашина. Затем все эмоции стерло выражение озабоченности.

— Главное, что я с вами, — продолжала девушка. — Устраивает вас это?