Шрифт:
«До того, как детище сына было осквернено случайным убийством случайного хореографа. Как будто другого места не нашлось», — мысленно закончил Бычье Сердце.
— А что за странное название — «Такарабунэ»? — На то, чтобы выучить этот бессмысленный набор звуков и произносить его без запинки. Бычье Сердце ухлопал два с половиной часа. И теперь имел полное право поинтересоваться.
— Такарабунэ в переводе с японского — «корабль сокровищ». Его команда состоит из ситификудзин… — Калиствиния Антоновна с сомнением посмотрела на низкий, как у питекантропа, лоб Сиверса. — А впрочем, не буду утомлять вас подробностями…
— Отчего же. Мне интересно, — промямлил Бычье Сердце с обидой в голосе.
Но Антропшина была непреклонна.
— Не думаю, что это относится к делу, которое вы расследуете. Вадим увлекался Японией, это у него от деда. Моего отца.
Он был очень известным востоковедом, крупнейшим специалистом по истории Японии и Китая. Двадцать лет прожил в Харбине, работал в нашем торгпредстве в Токио…
И неплохо работал, судя по всему! Вон сколько антикварного барахла нахапал!
— Коллекция, которую я храню, принадлежит ему.
«А надо, чтобы народу», — с неожиданной злостью подумал Бычье Сердце.
— После моей смерти она перейдет музею этнографии, — Антропшина, похоже, прочла немудреные мыслишки Бычьего Сердца. — Надеюсь, я ответила на все ваши вопросы, молодой человек?
— Почти.
— Что-то еще?
— Скажите, ваш сын курил?
— Нет. Он вел здоровый образ жизни.
Он был спортсменом, я уже вам говорила.
А почему вы спрашиваете?
— Видите ли, в каюте яхты мы нашли пачку из-под сигарет «Вог». Тоненькие такие, женские.
— Я знаю, — неожиданно резко перебила Сиверса Калиствиния Антоновна. — Не нужно мне объяснять. Такие сигареты курила его.., приятельница.
По тому, как было произнесено это слово, Бычье Сердце сразу понял: отношения Антропшиной и «приятельницы» Вадима катастрофически не сложились. По одной простой причине — ночная кукушка дневную перекукует.
— Да. Его приятельница, — с нажимом повторила Антропшина.
Господи ты боже мой, каких только смыслов не вложила она в простенькое словцо! Вернее, смысл был один: «Бикса, шалашовка, развратная девка; потаскуха со Староневского; охотница до чужого добра; паразитка, которой лишь бы глаза залить да голой на столах краковяк отплясывать; пол-Питера оприходовала с грудью наперевес, а то и пол-России, а то и пол-Европы, тьфу, тьфу, изыди, сатана!!!»
— Приятельница? — прикинулся простачком Бычье Сердце. — Близкая подруга?
— Не знаю, насколько близкая, — скрипнула зубами Калиствиния Антоновна. — Я ее пару раз видела, не больше.
Но этого хватило, чтобы запомнить сигареты «Вог». Ничего удивительного, при такой клинической неприязни не то что сигареты запомнишь, но и стрелку на чулке.
И потом это «Я ее пару раз видела, не больше»… Уж не в постели ли с сыном ты их застукала? С хитрыми приспособлениями из ближайшего секс-шопа?
— И как зовут приятельницу? Хотелось бы с ней побеседовать.
— Не помню, — поспешно солгала Антропшина. — То ли Фифа, то ли Эфа, то ли Афа…
— Афа? — Бычье Сердце был поражен. — Что за имя диковинное?
— Какое есть. За что купила, за то и продаю.
— А координаты у вас имеются?
— Нет.
— А у друга вашего сына? Сергея Кулахметова?
— Не знаю. Не думаю.
Судя по едва заметной одобрительной улыбке Калиствинии Антоновны, близкий друг семьи Антропшиных Сергей Кулахметов в порочащих связях замечен не был.
А если и позволял себе расслабиться, то только со стерильными и богопослушными прихожанками баптистского молельного дома.
— Ну что ж, Калиствиния Антоновна, — Бычье Сердце поднялся со стула. — Спасибо за информацию. И извините за беспокойство. Если возникнут какие-нибудь вопросы, я с вами свяжусь.
— Надеюсь, что не возникнут, — вполне искренне ответила Антропшина.
Чаем, на который по привычке надеялся Бычье Сердце, она его так и не напоила.
…Это был тот самый джип.
Черный «Лексус» 2000 года выпуска, номерной знак А0280А.
Джип щурился на солнце и был единственным, кто не проявлял признаков беспокойства: островок стабильности в волнующемся море «Лиллаби». Для того, чтобы понять это, Бычьему Сердцу понадобилось пятнадцать минут. Пятнадцать минут он отирался у «Лексуса». И наблюдал за происходящим в садике у особняка, который занимало сейчас проамериканское гнездо современного балета.
Садик с десятком вычурных чугунных скамеек кишел народом. Народом специфическим и редко встречавшимся в мясницкой карьере Бычьего Сердца. Юноши, похожие на девушек, и девушки, похожие на птиц. На диких птиц. Или на ручных хорьков. Или на бесплотные, висящие на плечиках платья. У Бычьего Сердца рябило в глазах от серебра, воткнутого в уши, пальцы, носы и брови. У Бычьего Сердца чесалось в носу от духов и туалетной воды, растекшихся по запястьям, подмышкам и ключицам. У Бычьего Сердца сосало под ложечкой от тонких упругих балетных рук: сплетающихся, расплетающихся, обвивающих другие руки.