Шрифт:
Московская милиция делилась в то время на три характерные части. Первая - мужчины за пятьдесят, не подлежавшие отправке на фронт; вторая списанные из армии по ранению или контузии; третья и, пожалуй, наибольшая - молодые женщины. Постовой принадлежал к первой. В нем легко было распознать старого солдата. Вероятно, он участвовал еще в русско-японской войне.
Ветеран продолжил обход, а Савва Саввич переминался с ноги на ногу, постепенно приходя в бешенство.
"Вот и делай людям добро! Меценат! Теперь болтайся тут из-за тридцати копеек!"
Прошло десять минут, пятнадцать... Из проходной поодиночке и группами выходили рабочие: окончилась смена. И снова появился милиционер. На этот раз он был преисполнен решимости.
– Предъявите документы, гражданин.
Данилкин привычно полез в карман и обмер: бумажник исчез...
"Неужели забыл на столе? А может, дома?" - лихорадочно соображал он, ощупывая карманы.
– Та-а-к... Нет, значит, документиков? А в чемоданчике-то что?
Данилкин начал путано объяснять, что чемодан не его, а иностранца, ехавшего с ним в трамвае и сейчас разменивающего сторублевку.
Милиционер слушал с недоверием.
– Ишь ты, сто рублей! Стибрил чемоданчик-то, признавайся!
– Да как вы можете!
– задохнулся Савва Саввич.
Из булочной вышел иностранец. Данилкин бросился к нему, схватил за рукав клетчатого пальто.
– Не совестно вам! Из-за тридцати копеек я потерял полчаса, да еще...
– Вы сумасшедший!
– на чистейшем русском языке воскликнул иностранец.
– Что вам от меня нужно, я вас впервые вижу!
– Пройдемте, гражданин, - сказал милиционер Данилкину.
На краю тротуара близ булочной сохранилась с дореволюционных времен чугунная тумба. Когда-то извозчики привязывали к ней лошадей. Савва Саввич обхватил одной рукой тумбу, а другой вцепился в иностранца.
– Пойду только вместе с ним!
– Я атташе посольства, - заявил человек в шотландке.
– На меня распространяется дипломатический иммунитет. Согласно международному праву дипломата нельзя арестовывать.
Вокруг стали скапливаться люди, выходившие из проходной.
– А может, он и не дипломат вовсе, а шпион!
– Разобраться бы надо, - послышались возгласы.
– Пойдемте и вы, гражданин хороший. Видите, что получается, попросил милиционер.
– Я в этом вашем... мунитете не смыслю. В отделении проверят и быстро вас отпустят. Стоит шуметь-то?
– Подчиняюсь насилию, - ледяным тоном проговорил дипломат.
За перегородкой в отделении милиции сидел лейтенант с подвязанной на черной косынке рукой.
– Так что, жулика пымал, товарищ начальник, - вытянувшись в струнку, доложил постовой.
– Чемодан свистнул у кого-то и при задержании гражданину подсунуть хотел, да не на того нарвался. А документов при нем, при жулике-то, нету.
– Ваш паспорт, - обратился лейтенант к иностранцу.
– О, дипломат... союзник... А чего вы со вторым фронтом тянете?
– Я могу быть свободен?
– Товарищ лейтенант, - взмолился Данилкин, - уверяю вас, чемодан его. Может, он действительно дипломат, но скорее всего, документы поддельные. Что понадобилось ему ночью на Бульварном кольце? Смотрите, не упустите диверсанта!
Лейтенант заколебался.
Две девушки в темно-синих беретах и серых гимнастерках, перетянутых ремнями, с любопытством прислушивались.
– Надо открыть чемодан, - предложила одна из них, - и посмотреть, что в нем.
– Ключа-то нет, - сказал лейтенант.
– Взломать что ли?
– Рано взламывать, - возразила девушка-милиционер.
– Если этот тип, она кивнула на Савву Саввича, - увел чемодан, то ключ остался у владельца. Тогда придется ломать. Но прежде, на всякий случай, надо обыскать гражданина дипломата...
Иностранец возмущенно вскочил.
– Я протестую! Вы ответите за нарушение дипломатической неприкосновенности!
Но тут взорвался лейтенант. Он тоже вскочил и ударил кулаком здоровой руки по столу.
– И отвечу. Терять мне нечего, дальше фронта не пошлют!
У дипломата ключа не нашли, он оказался во внутреннем кармане меховой жилетки Данилкина. Уходя, иностранец оглянулся и - Савва Саввич мог поклясться в этом - подмигнул ему.
"Я пропал..." - подумал Данилкин обреченно.
– А вдруг взорвется?
– сказала вторая девушка и отодвинулась.
Лейтенант приложил ухо к чемодану. Внутри было тихо.