Сколько бы тогда ни уверяли предков, что мы самые счастливые, что преимущества нашей общественной системы очевидны и не нуждаются в доказательствах, они бы не поверили, а лишь убедились бы с горьким разочарованием: моральные устои человечества отнюдь не сделались крепче.

И кто знает, не прокляли бы они себя, а заодно и нас?

Сознавал ли это Лен? Думаю, да. Но в нем сочетались две, казалось бы, несовместимые ипостаси: мыслитель, болеющий за судьбы людей, и обыватель, которому "ничто человеческое не чуждо". О первой из них я в то время не подозревал, ее заслонила вторая. Не случись с Леном беды, он, возможно, так и остался бы обывателем...

* * *

Итак, правдами, а скорее, неправдами, отчим обеспечил новобрачных жильем, о чем большинство молодоженов в то время не могли и мечтать. Лен был счастлив, а я...

С самого начала мы с Риной невзлюбили друг друга, и немалую роль в этом сыграла ревность. К тому же меня бесили ее капризы. А Лен, сердцеед и баловень женщин, потакал ей во всем. Я не мог видеть, как он лебезит перед ней, не наделенной ни красотой, ни умом, ни добрым сердцем!

Первое время я изредка навещал их. При моем появлении Рина, поздоровавшись сквозь зубы, уходила в спальню. Если Лен не спешил вслед за ней, то через десяток минут оттуда доносились рыдания.

– Ринуся нездорова, - смущенно говорил Лен и бежал к жене..

Я поневоле выслуживал диалог:

– Ну не надо, р-рыбка, успокойся!

– Ты меня не любишь, злой, нехороший!

– Лоблю!

– Тогда зачем к тебе приходит этот... этот...

– Тише, Р-ринуля, умоляю!

– А я не хочу тише! Обещал ведь, обещал... И снова он!

– Ну не могу же я его выгнать...

Стало ясно, что Лен все больше тяготится общением со МНОЮ. И мы перестали встречаться...

Год спустя Рина родила. Лен забросил занятия. С лунапультой было покончено еще раньше, сразу после женитьбы.

Обо всем этом я узнавал от случая к случаю. Рассказывали, что Лен пошел работать, однако его заработки казались Рине оскорбительно маленькими, и он завербовался в испытатели спасательных капсул: помог опыт лунапультиста. Но при первом же спуске покалечился, к счастью, не сильно.

* * *

Прошло несколько лет. Я с трудом отвыкал от Лена. Замкнул круг, стал работать по специальности - космогонистом в Центре орбитального проектирования, наглухо засекреченном. А Лен... По слухам отчим пристроил его в свою фирму наладчиком импьютеров или кем-то в этом роде.

И все же окончательно забыть друга я не смог. нет-нет и проявлялись в памяти угловатая фигура, вихлявая походка (он словно шел на ходулях и боялся упасть), черные навыкате глаза, блестевшие даже в сумерках. А потом, как только что произносимые, слышались слова: "Да, я лириец и горжусь этим!" или: "Ну не могу же я его выгнать!"

Как-то я встретил одного из "равноправных".

– Привет!

– Привет!

– Как Лен?

"Равноправный" поморщился.

– Знать его не желаю!

– Ты? Лена? Да что случилось?

– Будто не знаешь! Этот ворон оказался врагом Галактики!

– Лен? Врагом? Не может быть!

– Ха-ха!

Почему-то именно это "ха-ха" меня убедило: с Леном несчастье. Но, вопреки обыкновению, я не поверил, что он враг Галактики, хотя память воспроизвела наш диалог: "Ты Его любишь?" - "Конечно, кто же Его не любит!" - "Я, например..."

Любит - не любит... Разве не любить Его - значит быть врагом?

Я сказал с укором:

– А ведь вы были друзьями!

"Равноправный" вздрогнул.

– Я был другом этого вонючего лирийца? По бабам мы с ним шлялись, что верно, то верно. Липли они к нему, заодно и мне перепадало. А дружок у него один - ты!
– Он мерзко ухмыльнулся.
– Может, и с тобой, как с бабой, забавлялся?

Я ударил его изо всех сил. За Лена, за себя и за тех женщин, о которых он сказал: "И мне перепадало".

Отлетев на несколько шагов, "равноправный" вскочил и, грозя кулаком, крикнул:

– Отправляйся к своему дружку на Черную планету! Там тебе место!

Какой подлец! А я? Тоже откажусь от друга? Тем более что есть, чем оправдаться перед совестью: разве не Лен пожертвовал нашей дружбой ради каприза Рины?!

Рина... Жена врага Галактики! От нее же все отвернулись! Каково ей сейчас...

И я поспешил к Рине. По пути обдумывал, что скажу ей. Выходило примерно так:

"Дорогая Рина! Мы не ладили, но сейчас это не имеет значения. Чем я могу помочь?"