В девчонкиных глазах дымком прошел вчерашний, еще не остывший страх. Конечно, боялась его, громадного, грязного, качающегося на дороге. Устрашилась его перекошенного лица, заляпанного грязью, ужаснулась хриплого, дикого крика.

– Я ж ведь не пьяный был, - прошептал он.
– Я не пью. Я же тебе кричал, чтобы на тебя опереться. Вчера у меня аппендицит был, приступ то есть. Сейчас прошло...
– Алеша отвел от девчонки глаза, уставился на пустую койку, пристыженный и обманутый болью.
– Страшно мне было. Я в бронетанковое училище поступаю, а тут болезнь. Понимаешь? Если бы вдруг серьезное что...
– Он помолчал и заявил вдруг громким, неуместным в этой белой палате, решительным голосом: - Я сейчас на работу пойду, расчет оформлять.

Спящая женщина проснулась, с каким-то птичьим любопытством уставилась на Алешу. Девчонка вдавила один глаз в подушку, другой глаз прикрыла тонкой рукой. Алеша увидел, как между пальцами ее потекли слезы. Они текли быстро и мокро. Девчонка не прятала худых своих плеч, и в широком вырезе больничной рубашки была видна ее маленькая, приподнятая локтем грудь.

"Не стесняется, - подумал Алеша.
– А тоненькая-то, прямо травинка". Что-то хрупкое шевельнулось в нем, затеплело. Алеша задержал воздух в груди, боясь выдохнуть пробудившийся в нем едва ощутимый аромат лесного цветка.

– Вы того... Вы не думайте. Вы отдыхайте...

Он смотрел на девчонку, жалел ее, худенькую и раскрытую. Ему стало досадно и неловко от того, что он заговорил с ней на "вы", словно оттолкнул ее от себя. Алеша встал, осторожно тронул пальцами девчонкины волосы.

– Слышишь, - сказал.
– Ты не скучай тут одна. Я скоро опять приду. Цветок тебе принесу - майник.
– Он подошел к двери, ступая на цыпочках, и, обернувшись, как бы подтвердил обещание: - Ты того, ладно. Ты не горюй. Я скоро...
– И, уже закрыв дверь, ощутил вдруг непривычную и оттого неловкую свободную радость - мысль ему пришла в голову: "Зинке я цветов не носил..."