Ангел смотрел на нее со шпиля и улыбался. "Мы бесполые, - говорил он.
– Иначе небеса давно бы превратились в птицефабрику".

– Он меня любит?
– спросила Лидия Павловна.

– Он тебя любит, - ответил ангел.

Невзирая на радость, вдруг охватившую ее всю, превратившую океан ее забот в молоко, Лидия Павловна ощутила какой-то совсем иной интерес к себе со стороны мужиков, какой-то пристально-задумчивый и грустный. И почувствовала в сердце своем ответное щемление. Была она неглупая, образованная, многое уже поняла от Леонтия, но того еще не понимала, что женщину готовы полюбить навек и сотни мужиков, и тысячи, когда ее действительно полюбит один.

Леонтий пришел к Лидии Павловне через неделю. Прямо с работы.

– У нас заказы давали, - сказал он.
– Я принес. Сплошные банки. Мясо чешское, деликатесное. Зеленый горошек. Компот. Кофе растворимый. Шпроты. Из-за шпротов взял. Я долгое время думал, что шпроты - технология. Оказалось, есть такая рыбка - шпрот балтийский. Давай поедим, а?

Лидия Павловна пошла на кухню. Леонтий поплелся за ней.

– Давай поедим макарошек с чешским мясом. Давай я буду называть тебя Хрюша. Это ласкательно. Всякая хрюшка имеет брюшко.

– Перестань. Чтобы я никаких Хрюш не слышала. Почему ты так долго не приходил?

Леонтий обнял ее. Оказалось - болел. Вернее, упал и ударился головой о поребрик. Он хвастал. Мол, удар пришелся по какой-то там точке на черепе, а в эту точку карандашом ткнуть достаточно, чтобы ввести человека в длительное забытье, которое у иных, даже очень на голову тренированных, переходит в окоченение всех членов. А он ничего. За неделю выкарабкался.

– У меня голова крепкая, - говорил он.
– У меня голова кудрявая. Я тружусь! Надо нам нажимать. Японцы прямо изо рта выхватывают. Ребята принесли книжонок, чтобы я, пока контуженный, пару сумасшедших идей наработал. Ты не думай - в профессии я секу. Давай твою квартиру и мою комнату обменяем - может, даже на трехкомнатную. Моя комната в цене. В таком месте - центр ленинградской архитектурной красоты. Ну и доплатим...

Лидия Павловна думала о жене Леонтия - была ли? Если была, то кто? За что прогнала? Что Леонтий прогнанный, она не сомневалась. Наверное, серьезная женщина. А вдруг у Леонтия дети есть, может быть двое - мальчик и девочка.

– У тебя дети есть?
– спросила она.

– Нету... Мы с твоей мамочкой, помню, о варягах толковали. У норвежцев в просторечье сохранилось слово "варьг", что означает волк или бродяга. В русском языке есть слово, похожее по звучанию и близкое по смыслу, - варнак. Метатеза варьгу - враг. Метатеза варнаку - вран... рана... Что-то злое...

– Что ты этим хочешь сказать?
– спросила Лидия Павловна.

– Только то, что сказал. Мысль работает. Путь из варяг в греки так и назывался "из варяг в греки", а не "из словен в греки" и не "из грек в варяги". Язык, он точен, как лекало, и не следует кроить историю по выбору хотенья. Путем владели варяги, они и Киев основали на Днепре. Кёнегард. И Полоцк. Нужны же им были укрепленные стоянки. Еще когда они начали свой большой путь в первом тысячелетии.

– О господи! Зачем запутывать! Киев основал Кий, князь полян перевозчик, - сказала Лидия Павловна строго.

– Не было у полян князей. Были хоканы - на еврейский манер.

– Кто была твоя жена?

– Дура. Только ненормальная могла уйти от такого мужика.
– Леонтий засмеялся, привалился к Лидии Павловне.
– Я же всегда готов...

Лидия Павловна пожелала рассердиться. Но не закипело волной ее безбрежное море, ее теплое море, только ее море. Лидия Павловна остро чувствовала, что в этом море пульсирует спиралька жизни. И теперь она вся, со своими любимыми духами, грустью, инструментальной музыкой, желанием пойти под душ или принять ванну, - всего лишь питательный бульон для жадного зародыша. Они будут расти и развиваться вместе - он в ребенка, она - во всепостигающую, всепрощающую мать. А папа им не нужен. К черту папу. Под музыку Вивальди...

– Над чем ты трудишься на работе?
– спросила Лидия Павловна.

– Над фильтрами. Фильтрация сейчас важна. Не меньше, чем дробление. А ты над чем?

– Над ретрансляторами. Чтобы без помех. Время такое.

Леонтий положил вилку и настороженно посмотрел на Лидию Павловну. Она так же настороженно глядела на него. Потом они оба разом опустили глаза.

– В Эстонии бардак, - вздохнул Леонтий.

Тут зазвонил телефон. Подруга, та, что выгнала любовника за громкий смех, сказала ей в трубку: "Терпи. Все терпи - одной худо. Папаша нам не нужен - это правда. Но и без дурака в доме одиноко. Какую бы чушь ни городил - терпи. Лишь бы не ржал, как лошадь. А насчет политики - как заведет - вали".

– Куда валить?

– В постель.

Больше всего Лидия Павловна боялась разговора о работе. "Тогда конец надеждам, - думала она.
– Если он начнет мне объяснять, что по фильтрам мы на тридцатом месте в мире, - выгоню.
– Она всхлипнула.
– По ретрансляторам мы на семнадцатом".

– Твоя мать заблуждается, - сказал Леонтий.

– В чем?
– Лидия Павловна вытерла глаза. Понюхала платочек - запах "Клима". Ее потянуло вдруг на соленые огурцы. "Рано еще. А впрочем, мне к сорока. К тому же перестройка. Нервы. Сейчас все странно..."