Ох! Зачем он это сказал? Женщин нельзя обижать, даже старух. Такую ошибку не спишешь на молодость - только на глупость. Отсюда мы заключаем, что в житейском смысле студент Аркадий был глуп.

– Беги. Убьют, - прошептал продавец.

Гордость не позволяла Аркадию побежать. Он был защищен сознанием того, что выскакивать из очереди дамы побоятся - если выскочишь, обратно не воткнешься. Дамы качнулись за ним свирепой волной. И откатили назад. И лишь последняя, поскольку терять ей было нечего, оторвалась от очереди, как брызга, догнала Аркадия и уколола его вязальной спицей в локоть.

– Вот тебе, - сказала она.

Задумчивый Аркадий сел на скамейку в сквере. Почесал локоть. К нему подошла старушка, вся в черном, седенькая, сухонькая, в аккуратных темно-коричневых туфельках. Улыбнулась она и спросила:

– Не станете возражать, если я присяду рядом с вами?

Аркадий вскочил.

– Сочту за честь.

– Скорблю, но ненавижу баб, - сказала старушка, усаживаясь.
– Они превратили жизнь в трагический абсурд, а мужчину в шута. Но ведь их тоже пожалеть надо. Вы посмотрите, что они носят, - одежда на них как физическая неполноценность. А где взять?

– Не знаю, - застенчиво сказал Аркадий.
– Моя мама очень много работает. Знаете, она надевает новое платье, чтобы посидеть у телевизора в театр не ходит. Ей не нравится, что там все или орут, или шепчут, и без устали учат жить.
– Аркадия заливал стыд - с чего это он вдруг решил, будто он первый в очереди?

Он попробовал интеллигентизировать свое поведение путем научно-нравственного обоснования.

– Вы знаете, я стремлюсь к любви. Пора. Образ девушки, которая мне, скажем, нравится, я пытаюсь экстраполировать в образ женщины средних лет и в конечном счете - пожилой.

– Ну и как?

Аркадий вздохнул.

– Удручающе...

– Ну, а я вам нравлюсь?
– спросила старушка с нескрываемым интересом.

– Очень, - Аркадий еще раз вздохнул, но уже не тяжелым вздохом, а умиротворенным - с каким набегавшиеся дети пьют молоко.

Аркадий смотрел прямо перед собой. В сквере на гравиевых дорожках играли мальчики и девочки. Для их бегания, падений, кувырканий взрослые устроили хорошо утрамбованную, но все же пыльную пустыню. Дети ползали по ней на коленях и животе, стояли на четвереньках, даже лежали - глядели в небо. "Хорошо бы это делать на травке", - подумал Аркадий и посмотрел на старушку.

Старушки не было. Была девушка в белых брюках и желтой майке.

– Роза?
– спросил Аркадий.

– Роза для нахалов. Для нормальных - Надя.

– Тут старушка сидела...
– Аркадий потерянно завертел головой. Хорошая старушка...

– Моя прабабка - кавалерист-девица.

– Ну что ты мелешь?

– Я мелю?!
– Надя вскочила.
– Она в Первой Конной работала военной сестрой милосердия.

– Конечно мелешь! Она интеллигентная женщина.
– Аркадий тоже вскочил.
– У нее современное мышление.

– Интеллигентная - не спорю. Два высших образования. Мыслит современно - не спорю, это у нее от меня.

– А ты наглая, - сказал Аркадий.

– А ты жмот, - сказала Надя.
– У тебя пуд бананов - мог бы и угостить девушку. Наверно, и прабабка моя слиняла, что ты ее бананом не угостил.

Стыд Аркадия обварил - стыд зависит от желез, вырабатывающих адреналин, и от совести - предмета неосязаемого, но обеспечивающего для адреналина сверхпроводимость.

– Конечно!
– воскликнул Аркадий.
– Ешь сколько хочешь.

– А ты?

– Я равнодушен. Я макароны люблю.

– Твоей жене нужно будет иметь много детей, если ты макароны любишь, иначе ей будет скучно... Девочка!
– Надя остановила пробегавшую мимо девочку с черными коленями.
– Ты бананчики любишь?

– У меня руки грязные, - сказала девочка.

– Ничего. Я тебе очищу.

Вскоре к этой самой Наде выстроилась очередь ребятишек. Она чистила им бананы. Ребятишки посматривали на Аркадия хмуро, опасаясь, что он тоже бананов захочет. А он думал о стоэтажном поле. Ему нравилось о нем думать.

Аркадий позвонил Ольге, которую любил в девятом классе. Правда, теперь она уже была мама - жена офицера. По школьной кличке Дебелая Ольга.

– Здравствуй, - сказала она врастяжку; у нее был низкий, окрашенный в темное голос.
– Хочешь прийти?

– Если можно.

– Купи по дороге хлеба. Мне на улицу выходить лень.

Жила Дебелая Ольга в доме-башне на двенадцатом этаже. Под ее окнами теснились пятиэтажки, похожие на нефтеналивные баржи в полосе отлива. Их плоские асфальтовые крыши были в ржавых пятнах. Асфальтовые тротуары внизу были дырявы. Высохшая, развороченная экскаватором земля была мертвой.