Какая это комната! Пол блестит. Вещи нарядные, как невесты. Пепельница в кружевах! Диван без морщинки. Радугой сверкают подушки. В комнате слегка пахнет нафталином. Крупицын-старший не признавал легкомысленных запахов.

Борька перешагнул узкую прихожую и замер на пороге. У туалета сидел Женька. Он развалился на стуле, курил сигарету и, оттопырив нижнюю губу, потягивал что-то из рюмки. Он не морщился, не закусывал. Он только смотрел в зеркало и принимал красивые позы. На Женьке была удивительная рубаха. А к верхней челюсти он приладил золотистую обёртку от шоколадной медали.

Борька оторопел.

– Что это на тебе?

На Женькиной рубашке пестрели этикетки отелей, вин, проспекты туристских фирм и авиакомпаний.

Женька надменно повёл глазом, налил из графина в рюмку и пыхнул дымом прямо Борьке в лицо.

– Алоха!..

Борька подозрительно понюхал графин. Пахло водопроводом.

– Чего ты воду из рюмки пьёшь - стакана нет?

Женька величественно поднял руку.

– Что понимаешь ты, зародыш атомного века? Я репетирую роскошную жизнь. Сто второй этаж. Электрифицированная пещера. Синкопы и ритмы.

Женька стрельнул окурком в ковёр и тут же побежал поднимать его. Он сдул пепел с диванных подушек.

– Видал того парня? Вот это работа. Утром в порт иностранец пришёл. Он оттянул на животе рубашку.
– И вот пожалуйста. Прямо с тела взяли...

– Скажу твоему батьке, что куришь.

– Кончай, Брысь, не скажешь. У тебя Володькино воспитание. А если и скажешь, наплевать. Во мне бунтует эпидермис!
– Женька засмеялся и опрокинул в рот ещё одну рюмку.

В эту минуту в прихожей заголосил звонок, и Женька бросился открывать дверь. В квартиру вошёл долговязый парень. В синем шерстяном пиджаке с искрой.

Следом за долговязым неуклюже протиснулся Глеб. Под мышкой у него торчали задушенный батон и большой пакет с колбасой.

Долговязый заботливо поправил на Женьке рубашку и, кивнув на Глеба, спросил:

– Кто этот экскаватор?

– Сосед, - преданно хихикнул Женька.

Долговязый подошёл к Глебу, пощупал пакет с колбасой, потянул носом и прищёлкнул языком.

– Кажется, неплохая жвачка в наличии. Составим ансамбль.
– Он вытащил из кармана десятку и протянул её Женьке: - Женя, друг, доставь нам удовольствие, сбегай за коньяком.

– Володькиного отца на "скорой помощи" увезли!
– выкрикнул Борька. Глеб, слышишь?!

Долговязый посмотрел на него сверху, поднял бровь.

– Преставился, что ли? Ну и ладно. Одним больше, одним меньше.

У Борьки вдруг защипало в носу, словно он понюхал нашатыря.

Глеб свободной рукой отбросил Женьку от двери, сунул Борьке пакет и медленно взял парня за лацканы.

Синий с металлическим блеском пиджак жалобно затрещал.

– Осторожно!
– взвизгнул долговязый.
– Я одет...

– Это тебе только кажется, - сквозь зубы проговорил Глеб, открыл дверь, выбросил долговязого на площадку.
– Брысь, в какую больницу Глухова увезли?
– спросил он.

– Не знаю...

5

Соседи возвращались домой кто когда. Женщины прямо с работы бежали по магазинам. Они приходили нагруженные кошёлками и пакетами. Мужчины работали далеко от дома и являлись позже.

Борькино известие соседи восприняли довольно вяло.

– Достукался, - сказала Марья Ильинична и принялась налаживать мясорубку.
– Хоть бы его тряхнуло как следует: может, за ум возьмётся наконец, - ворчала она, пропуская мясо для фрикаделек.

Крупицын резко заметил:

– Следовало ожидать. Насчёт одумается - напрасные мысли. Организм уже привык к потреблению. Теперь никакими лекарствами не вылечишь, разве гипнозом только.

– Ты не рассуждай, - торопила его жена.
– Это не наше дело. Нам ещё по магазинам пройтись нужно.

Борька сидел в закутке и удивлялся: известие, которое он принёс, почему-то не вызывало у соседей скорби.

Мимо него, опустив голову, прошёл Глеб.

– Скончался, - сказал Глеб просто.

Соседи замолчали.

Они смотрели на Глеба, словно он был виноват в этой смерти. Глеб отворачивался. Шея его наливалась багровым цветом.

– Умер... Я в больницу ходил.

Из углов, из щелей выползла тишина, заполнила кухню, нависла на занавесках и на клейких ленточках-мухоловках.

– Вот так эпидермис!
– вдруг выкрикнул Женька.

Все повернулись к нему.

Крупицын схватил сына за ворот и вытолкнул его на середину кухни.

– Щенок!
– закричал он впервые на людях.
– Второгодник! Я для тебя стараюсь. Я для тебя в своём институте место хлопочу, чтобы ты интеллигентным человеком стал. Я по ночам не сплю, технику изучаю, чтоб тебя в люди вывести...
– Крупицын закашлялся.