Майло оглядел латиноамериканку с ног до головы. Та, не обращая на него внимания, облизала губы. Еще глубже уткнула нос в газету.

Майло начал отворачиваться, и женщина метнула взгляд — молниеносный — в сторону квартиры Мейта.

— Постой-ка, — сказал мне Майло.

Он направился к женщине, и я последовал за ним. Та стиснула газету с такой силой, что бумага начала вибрировать. Поджав губы, латиноамериканка поднесла газету к самому лицу. Когда мы подошли близко, я разглядел, что это вчерашняя газета. Отборочные матчи, новые рабочие места...

Майло подошел к незнакомке.

— Мэм?

Та оторвалась от газеты и приоткрыла рот. Тонкие синеватые губы, потрескавшиеся и сморщенные, белесые по краям. Кожа лица — цвета мускусного ореха. Под глазами мешки. Возраст — между пятьюдесятью и шестьюдесятью; невысокая, полная, с круглым лицом и большими выразительными карими глазами. На ней была голубая летная куртка из полиэстера, надетая поверх белого в синий цветочек платья, доходившего до середины икр. Ткань тонкая, обтягивающая дородную фигуру, прилипающая к выпуклостям. Распухшие щиколотки, нависшие над верхним краем поношенных, но чистых кроссовок «Найк». Белые спущенные носки, открывающие покрытые ссадинами голени. Коротко остриженные ногти. Черные волосы с седыми прядками, заплетенные в косу, спускающуюся ниже талии. Кожа на шее, подбородке и бурундучьих щеках отвисла, но широкий лоб оставался без единой морщинки. Ни косметики, ни украшений. В целом она производила впечатление жительницы глухой фермы.

Работая в педиатрической клинике, я познакомился с несколькими мексиканками, сознательно выбравшими для себя такую непривлекательную внешность. Длинные волосы, неизменно заплетенные в косу, строгие платья, никакой косметики. Истая католичка, преданная супруга.

— Могу ли я вам чем-либо помочь, мэм?

— Вы... вы ведь из полиции, да?

Из сморщенного рта вырвался молодой голос, звонкий и неуверенный. Ни тени акцента; только едва заметное смягчение конечных согласных. Эта женщина запросто могла бы работать в агентстве, оказывающем секс-услуги по телефону.

— Верно, мэм. — Майло показал свой значок. — А вы...

Сунув руку в сумочку, женщина достала красный бумажник из кожзаменителя, выделанного под крокодилью кожу и показала свои документы. Так, как будто ей неоднократно приходилось делать это.

Карточка социального обеспечения. Женщина буквально сунула ее в нос Майло.

— Гиллерма Салсидо, — прочел вслух тот.

— Гиллерма Салсидо Мейт, — с вызовом поправила его она. — Его фамилией я больше не пользуюсь, но это ровным счетом ничего не меняет. Я по-прежнему жена доктора Мейта — то есть его вдова.

Гиллерма Мейт распрямила плечи, словно это признание придало ей силы. Отобрав у Майло свою карточку, она убрала ее в бумажник.

— Вы были замужем за доктором Мейтом? — недоверчиво переспросил Майло.

Ее рука снова нырнула в сумочку и достала другую бумагу. Копия свидетельства о браке, стертая на изгибах, выцветшая до желтизны свежих опилок. Выдана двадцать семь лет назад в городе Сан-Диего. Гиллерма Салсидо де Вега и Элдон Говард Мейт, вступающие в блаженство супружеской жизни.

— Вот, — гордо заявила она.

— Вижу, мэм. Вы живете здесь, в Лос-Анджелесе?

— В Окленде. Как только я услышала о том, что произошло... впрочем, я долго не могла решить, стоит ли мне приезжать. У меня было много работы. Я ухаживаю за выздоравливающими в санатории. Но затем все же подумала, что должна приехать. Элдон посылал мне деньги, свою пенсию. Теперь, когда его не стало, я не знаю, как быть дальше.

Приехав сюда, я не поверила своим глазам. Здесь такая путаница, все улицы перекопаны. Я села в автобус и заблудилась. Мне никогда не приходилось тут бывать.

— В Лос-Анджелесе?

— Нет, в Лос-Анджелесе я бывала. Здесь. — Миссис Мейт ткнула коротким толстым пальцем на двухэтажный дом. — Возможно, это было знамением.

— Знамением?

— Ну, то, что случилось с Элдоном. Я вовсе не хочу сказать, что я пророк. Но когда происходит что-то противоестественное, это означает, что надо решиться на серьезный шаг. Наверное, я должна все выяснить. В первую очередь, кто занимается похоронами. Элдон был неверующим, но хоронить надо всех. Он ведь не хотел, чтобы его кремировали?

— Мне ничего не известно.

— Отлично. Тогда, наверное, я сама этим займусь. Моя церковь мне поможет.

— Когда вы в последний раз видели доктора Мейта? Она поднесла палец к верхней губе.

— Двадцать пять лет и... четыре месяца назад. Как раз когда родился мой сын — его сын. Элдон-младший, но все зовут его Донни. Элдон не любил Донни — он вообще не любил детей. Он честно в этом признался, так и сказал мне в самом начале, но я надеялась, что это одни разговоры, и когда у него самого появится ребенок, он отнесется к нему иначе. Так что я забеременела. И что вы думаете? Элдон меня бросил.