— Мне уже пора, а то поздно будет одной возвращаться, — подошла к смеющейся паре Катя.

После быстрого прощания подруги поспешили к троллейбусу.

— Хорош!

— Это ты о ком?

— О собаке, конечно, — смеясь, ответила Катя. — Давно это у вас?

Ольга Максимовна сделала неопределенный жест, который подсмотрела в «Кабаре» у Лайзы Минелли. Они даже внешне были чем-то похожи.

— Чем занимается? Вид у него, как у премьер-министра.

— Что-то связанное с автомобилями… Дилер, — неопределенно ответила Ольга Максимовна и помахала подруге.

За наспех организованным столом сидело человек десять изрядно подвыпиших мужчин. Это была первая репетиция застолья по поводу купленного автомобиля. В основном собрались коллеги Валерия, а почетные места занимали господа, особо отличившиеся при покупке. Их трое — мастер участка, обеспечивший подмену, Роланд и его брат Семен. Главным в этой троице был Ролик. Именно его профессионализм в автоделе и незаурядные актерские данные позволили быстро выявить недостатки и доказать, что желания продавцов безосновательны. Значение ролика было очевидно для присутствующих даже без осведомленности о заслуге в поисках недостающей тысячи баксов, которые были доставлены к началу сделки братом Семеном, кстати, не только зубным техником, но и большим любителем автомобилей.

— Мы часа на полтора опоздали. Подъезжаем… Ролика машины не видно, а «хонда» стоит. В машине никого. Вдруг выскакивает этот пузан и на меня: как так, мы вас ждем, скоро закрывают. А у самого рожа красная, як буряк, пот в три ручья, как будто мешки таскал, и глаза во такие, — вытаращил веселые глаза рассказывающий Валерий. — Я ему, мол, не волнуйтесь, сейчас Роланд Михайлович ещё тысячу подвезет и пойдем оформлять. Тут его чуть кондратий не хватил, я даже испугался. Заходим в контору, там этот молодой стоит и уговаривает его бабу. Та тоже — впору валерьянкой отпаивать. Стоим, ждем, пузану невтерпеж. Они с молодым машину Ролика встречать вышли. Я эту бабу разговорил, а она мне все, дура, и выложила. Мужик её, оказывается, деньги занял и в строящемся доме купил новую квартиру. А строительство заморозили, старую квартиру пришлось продать по дешевке, цены упали. Здесь срок подошел должок отдавать. Кредиторы ему, мол, пожалуйте бабки и счетчик включили и, чтобы не ерепенился, ласточку его любимую грузовичком поцеловали. А завтра утром часики остановятся… Вот они и запрыгали. Ну я, конечно, утешил её, как мог. Словом, я на улицу, а там Ролик с Семеном подъезжают. Я ему втихаря показываю пятерню…

— Ну а я же не пальцем деланный, — подхватил эстафету самодовольно улыбающийся Ролик. — Сразу усек, а чтобы было правдоподобней, глазки опустил и говорю, мол, извини, друг Валера, только четыреста пятьдесят наскреб, больше нет…

— Я, конечно, на него, в чем, мол, дело, а ещё друганом считаешься, кому же тогда верить, как жить? — вновь начал, перегибаясь от смеха, Валерий. — Извинился, конечно, перед ними и к своей машине, а этот, бедолага, за мной… Умора…

— Давайте выпьем за женщин, — прервал его заливающийся Семен.

За женщин мужчины выпили стоя.

— Кстати, как у тебя с этой?..

— С ЭТОЙ — все нормалек. Каталку купил, теперь она за мной бегать будет… — пьяненько бахвалился Валерий.

Одобрили.

Вернулся домой Валерий не очень поздно и почти трезвый. День, конечно, был прожит не зря и разрешалось расслабиться на всю катушку, но поутру планировалось в ГИБДД ставить машину на учет.

Гигант ждал у двери вечерней прогулки. Хочешь не хочешь, а надо было снова выходить на улицу.

На пустыре никого. Валерий отпустил Геркулеса, который быстро нашел себе товарища из приблудных. Пусть его, пусть порезвится, он, Валерий, не какой-нибудь сноб, и пес у него рабоче-крестьянского нрава, хотя кровей благородных. Ну потреплет слегка, шкуры же с бедолаги не спустит. В сущности, правильно говорят, каков хозяин, такова и собака. А мне-то с кем перемолвиться? Это все погода. Семеныч бы, что ли, выполз, хрен старый, маялся в одиночестве, в не весенней какой-то слезливой погоде Валерий.

Чуть в стороне, там, где между двух берез была вбита импровизированная перекладина, а на земле валялись неизвестно кем привезенные танковые траки, качался мужик из второго подъезда, но к нему Валерий не пошел. Не уважал. Качался тот почти каждый день и в любую погоду. Собака, красивейший боксер, была предоставлена сама себе и постоянно паслась у мусорных баков. За это и не уважал качка Валерий. За собаку.

Спасение пришло неожиданно в лице дворничихи. Чуб её не любил за назойливую болтливость, но среди мусора в пустопорожней болтовне, как воробей в навозе, иногда мог выклевать нечто ценное лично для себя. Вот и сейчас, за неимением более достойного собеседника, можно было кое-что узнать о жилице с шестого, Ольге Максимовне.

Но болтливая дура все говорила и говорила о бомжах, которые мусорят у помойки, а она убирай, о черных, которые сбрасывают строительный мусор и никак не хотят заказать контейнер, делают это по ночам, чтобы утром с них как с гусей, вот и приходится на ночь глядя в такую мерзкую погоду выходить, чтобы за руку поймать. Наконец дошло до подростков…

— Домофоны-та не работают, вот эта шпана-та и сидит по подъездам, а главное-та — почти все не из нашего, из кирпичного, из офицерского-та, — закончила рассказывать очередную страшную историю женщина.

Всякий раз в речь дворничиха вставляла свое «та» для придания достоверности. Так ей думалось. Но истории были на слуху, а главное — на стенах, в разбитых стеклах и брошенных шприцах.

Отсюда, с пустыря, в сумерках дом казался севшим на мель «Титаником», особенно верхней его надстройкой, а редкие жители, которые время от времени то входили, то выходили из его недр, — заблудшими душами погибших пассажиров, которые никак не могут успокоиться после трагедии и все ищут непонятно что — или свои каюты, или оставшихся в живых близких.