— Слушай, секс-гигант, тут дела заворачиваются, а ты… Иди вот в кустики и «тихо сам с собою», — огрызнулся Долговязый. — Я так понимаю, выбор невелик: либо нам к черным прислоняться, либо идти на поклон к собачникам. Эра свободного полета закончилась. Житья не будет, — подытожил Лидер.

— Можно на «коробку» пойти, — заметил Хорек.

— Ага. Так тебе ребята из триста пятьдесят второй и отдадут свою тусовку. Без войнушки не обойтись, — сказал Герасим, но все и без него знали, что свою территорию так просто соседи не отдадут, идти же на поклон и объяснять, как их тут прижали, и объединять под одно начало два десятка районных тусовок нереально, для этого нужно время и такой авторитет, которого ни в одной отдельно взятой группировке не наблюдалось.

Хорек кусал первую вылезшую из земли травинку и размышлял. С одной стороны, от черных иногда перепадало кое-что, «корабль» на треть дешевле, чем у рыночных, и чище, с другой, собачники — вот они, они свои, дурные, правда, но свои. Соседи. Вот если бы они были байкерами или диггерами… Одних объединяли мотоциклы, других подземелья, а нас что? «Мариша» да пивко с водочкой на трубах…

Унижаться придется и в том и в другом случае.

Правда, для самого Хорька, умеющего извлекать пользу из любого события, унижением такой шаг не грозил. Мама достала путевку в международный спортивный лагерь «Дюна» на Карельском перешейке. Для этого он даже напрягся и по специальному разрешению департамента среднего образования префектуры заранее сдавал экзамены, чтобы уехать уже в конце апреля. Так что терпеть придется недолго. Факта никто не знал, потому аргументированные доводы в пользу собачников, высказанные Хорьком, рассматривались более чем серьезно.

Решено было идти к Валере.

Валера открыл, как только звонок сыграл первые такты «Матчиша». Уставился на трех подростков, не понимая, чему обязан посещением.

— Ребят, вы че? Макулатуры не держим, ибо неграмотен, — усмехнулся собачник, потом узнал в одном из делегатов Лидера, и лицо его напряглось. Этого парня хорошо запомнил. Один из нападавших на Ольгу Максимовну, которого раздел в лифте.

— Мы с предложением. Говорят, вы организацию хотите создать? У некоторых из нас тоже есть собаки. У кого нет, можно завести.

— И что?

— Дяденька, а сколько тебе лет? — невинно спросила Лолита, навязавшаяся в делегацию сама. Ее разобрало ещё на трубах.

Вопрос Валера игнорировал. Может, в другой момент он и вызвал брезгливое недоумение, но теперь, когда ждал ветеринара, просто не среагировал.

Депутация быстренько оттеснила Лолиту за спины.

— Мы, собственно, как патриоты района, хотели бы присоединиться, — за всех предложил Долговязый и подумал, что надо было взять в депутаты Хорька, ведь именно он протолкнул предложение слиться с собачниками. Но Хорек не пошел, сказавшись занятостью и болезнью матери — аптека и все такое прочее.

Хорьку не нужно было в аптеку. Просто в случае неудачи миссии или неудачи общества в целом оставался в стороне. Не унижался. Не клянчил. А в случае удачи не нужно даже заводить собаку специально. Собака есть. Возьмет у матери напрокат.

— Ошиблись, пацаны. По всем вопросам организации к подполковнику. А лучше к самому маршалу.

— Это кто? — не понял Долговязый.

— А новенький. С мастифом. Иванов, кажется. Теперь у нас новый авторитет. В законе. На площадке остановился лифт.

— Ладно, пацаны, ни пуха. К нам доктор пришел.

Мимо подростков в квартиру проследовал ветеринар со старомодным саквояжем. Дверь захлопнулась.

Николай видел в окно, как совещались о чем-то подростки на пустыре. И он догадывался о чем. Как ни странно, догадка не вызвала у него ни паники, ни особой тревоги. Никто ничего не сможет доказать. Во-первых, у бомжа не было ни родных, ни близких, следовательно — заступников. Во-вторых, поди докажи, чья именно собака нанесла смертельный удар. Кроме того, невозможно найти инициатора. Качок? Да. Пожалуй. Кто с дрыном бежал вслед за животными? Качок. Кто пришел науськивать? Качок. Кто ныл на бугре? Качок. Все лепилось один к одному. А собаки? Собаки — животные неразумные. Значит — несчастный случай.

Несчастный случай не само несчастье. Вот вчера могло произойти несчастье. Иванов попытался объясниться с Матвеем, выяснить его ориентацию. Он целую неделю вынашивал план, обдумывал, взвешивал каждое слово, каждый довод. Обсасывал все возможные ситуации. Отправил из дома Виолетту навестить крестную и полтора часа провел перед зеркалом, выверяя мимику лица и жесты. Он мерил квартиру из конца в конец и монотонно приводил аргументы воображаемому собеседнику. Собеседником был Матвей, старый коллега по работе. После того злополучного разговора в коридоре, когда Матвей обиделся на Иванова за то, что тот завел собаку и ничего не сказал другу, а больше из-за его контактов с Гариком, Иванов как-то произвольно начал избегать Матвея. И такая манера поведения, избранная почти на животном, интуитивном уровне, поставила их давние отношения под определенную угрозу.

Оказывается, все было сделано правильно. Как кино выдерживают в подвальной темноте годами, так их дружбе потребовалось две недели, чтобы проверить прочность, совпадение или различие в сфере человеческих и интимных интересов.

Иванов купил бутылку шампанского. Если надо — предложит себя, естественно предварительно аргументировав свое предложение ссылками на исторические личности. Что там история, когда включить телевизор, и живые примеры. Не надо далеко ходить. Конечно, это первые ласточки. Они вынуждены эпатировать публику. Они жертвуют собой ради идеи. Когда-нибудь человечество поставит им памятник как высшей форме проявления плюрализма, терпимости и уважения к чужой частной жизни. У нас демократия.