Ливень обрушился внезапно, ливень бил точно. Гнулись кусты.

– Быстро! У кого что под рукой - хватайте!
– приказала Наташа и ринулась в дом.

Шумные, вымокшие, все внезапно оказались в доме, где на стенке тихо тикали ходики, кот вытянулся в плюшевом кресле, и было тихо, покойно, высохшие цветы стояли в хрустальной вазочке.

– Это называется божье знамение.
– Писатель отряхивал воду с длинных кудрей.

– А вы что не стрижетесь?
– спросил офицер.
– Под хиппи работаете, что ли? Зарос весь волосами, понимаешь, а считает себя интеллигентным человеком.

– Зря стараешься, - писатель смотрел весело.
– Зря стараешься. Ни ты, ни я ей не нужны.

– Это в каком смысле?
– насторожился офицер.

– А впрочем, может быть, и не зря. Такие, как ты, то есть вы, вы всегда победители. Понял? Не понял? А давай-ка лучше выпьем, брат, что ли? Эх, загулял, загулял, загулял!..

Офицер побагровел, но выпил.

– Оленька! Оленька!
– кричала в это время Наташа, бродя по комнатам и скрипя половицами.
– Куда ты спряталась, чертовка?

И наткнулась на доктора. Доктор прижался лбом к оконному стеклу. И дышал на стекло. Снаружи стекали мутные дождевые струи.

– Сережа, что с тобой?
– прошептала Наташа. Доктор молчал.

– Сережа, ну что, что с тобой?
– крикнула Наташа.

– Отстань, надоела, - сказал Сережа, не оборачиваясь. Наташа закурила сигарету.

– Олька такая противная стала, - пожаловалась она.
– Слова ей не скажи.

И тут засияло солнце. И мокрая тьма рассеялась. Открылась дверь, и на пороге появилась маленькая сгорбленная старушка.

И что-то странное, жутковатое было во всем ее облике. Клянусь! Маленькая сгорбленная старушка с палочкой, промокшая до нитки, покрытая рогожным мешком. Поклонилась в пояс и сказала:

– Я старушка-побирушка. Подайте копеечку, добрые люди, а я вас уму-разуму научу.

И вдруг сбросила мешок, расхохоталась и кинулась к Наташе:

– Мама, а здорово я вас разыграла? Ну, мам, ну, мам, правда, здорово? Ведь, правда, здорово?

Потом Наташа много плакала, а офицер велел растереть девочку махровым полотенцем и научил, как, а писатель все глотал и глотал водку, а доктор все молчал и молчал. И было еще довольно светло.