– Когда можно подъехать? – прямо спросил я.

Место уже знакомое: теща померла там. Надоело кривляться. У меня тоже нервы есть!

– Собирайся!

– Куда? – Теперь и лицо ее дрожало.

– В больницу! Здесь ты всех сведешь с ума… включая себя.

– Я… не пойду! Не пойду! Убей лучше меня здесь! – Она схватила узбекский ножик. – Или я тебя убью!

Улыбаясь, я выставил руку.

– Немножко погоди… А… извините – вы машину не пришлете?

Состояние… не совсем транспортабельное, – сообщил в трубку я.

За тещей присылали!

– Это я слышу, – сухо сказал Стас. – Но, к сожалению, транспортом не располагаем. Время приемки – до двенадцати. Жду вас!

Убежала куда-то. Теперь ищи! Дрожала в кладовке, вместе с ножом.

– Я не поеду, Веча. Не подходи!

Я сел за стол, уронив лицо на ладони. Ведь не может же быть, чтоб ужас конца не имел! Попробую друга Кузю подключить к этому счастью.

Занято! Хорошо устроился.

Строго глянув, прошел мимо отец. Видимо, рассчитывает на завтрак.

Оптимист. Твердокаменный оптимист, я бы отметил. И в аду потребует завтрак. “А?.. Что?!. Почему это – нельзя?” Брякнул задвижкой ванной. Водные процедуры? Это умно. Но боюсь, что сегодня будет не совсем обыкновенный день.

– Алло! – Кузя наконец прорезался.

– Салют! – весело произнес я. Нельзя отпугивать. – Ты прокатиться не хочешь сейчас?

Самое мерзкое – не в самом отчаянии, а в том, что его надо скрывать!

– На чем прокатиться?

– А на авто!

– Странная у тебя какая-то игривость с утра! И куда ж?

Нелегко игривость эта дается!

– А… Надо женку в больницу отвезти! – произнес легкомысленно.

Долгая пауза. Давал, видимо, понять. Судя по длительности – много чего. И прежде всего давал понять неуместность такого тона! В следующий раз буду рыдать. Тогда-то он точно испугается и сбежит. А сейчас, что ли, не точно? Если б хотел – таких пауз бы не устраивал!

– Извини… но она – согласна?

Вон какую высокую ноту взял! Решил отказать не просто так, а по причине своего благородства. Умно.

– Ты же знаешь конвенцию… За которую и мы с тобой, кстати, сражались: в психушку нельзя сажать без согласия клиента. Кроме… -

Кузя произнес.

– Кроме? – спросил.

– …Ну, я не помню, старик!

Измотал я его с утра непомерными своими требованиями: конвенцию наизусть знать… Но главное он четко усвоил. И я за это стоял. В общечеловеческом смысле! Но – не в таком!

Объяснить ему разницу? Впрочем, понял бы, если хотел!

– Ну, извини. Подзабыл немножко. Подучу, созвонимся. Извини.

Трубку положил.

Я на часы глянул. Пешком не дойдем. А в транспорте будет за всех цепляться – боюсь, что не хватит моих сил.

Бобу, может, звонить? Его вроде бы принципы не мучают в такой степени, как интеллигента Кузю, – боюсь, что многие в таких конкретных делах услугами беспринципных пользуются, не то замучаешься.

– На связи! – Голос Боба совсем рядом возник.

– Хелло! Это я. Твой тренер по этике.

– А-а.

– Встретиться хотелось бы…

– Голяк лепишь. Что надо-то?

– Да тут… женку в больницу закинуть!

Тут какой-то нарастающий грохот в трубке нас перебил.

– Что это? – закричал я.

– Сукодробилка врубилась! – заорал он ликующе. – Приезжай! Напишешь

– денег дам!

– Позвоню. – Я положил трубку и с гулких просторов вернулся в свою тесную квартирку. Да. Это не его масштаб. Это – твой масштаб. Ты и действуй. Никто не сделает вместо тебя. И желательно – в темпе. Как правильно тот же Кузя говорит, лучше сразу действовать жестко, чтобы потом не пришлось действовать жестоко. Вот только боюсь, что стадию жесткости я давно пропустил – осталась только стадия жестокости.

В кладовке не оказалось ее! Убежала? Но я не слышал, чтобы хлопала дверь! Но она могла и не хлопать. На бегу в спальню заглянул – и затормозил резко: она плашмя на кровати лежала. Вытер пот. И душу вдруг защемило. И облегчение, и жалость, и любовь: не оказывает яростного сопротивления! Она вообще, бедная, на сопротивление не способна.

– Собирайся, – мягко ей сказал.

Хорошо, что как бы в шутку “сбирайся” не произнес. Так мать ее говорила, что в свое время (или с опозданием даже) “сбиралась” по тому же маршруту, что Нонна теперь. Лучше не напоминать.