Невский, крепко загазованный, через площадь Восстания, где вокзал, и

– на Старый Невский, в собес. Там тоже загазовано не слабо, но ты же сам надумал ехать туда.

Во дворе была тихая зимняя сказка, деревенская почти, с “конскими яблоками”, – а тут скрип, треск, вой. Снег размазан в грязную кашу.

Гуляй, батя, ты этого хотел! Маршрутку я резко остановил – точней, она резко остановилась: не ожидал, что она встанет среди скопища машин. Сзади загудели, засигналили на все лады. Влазить надо быстро.

Сдвинул многотонную дверцу, запихивал батю туда – но он неожиданно расперся ручками-ножками, как Жихарка, которого в печку суют, кидал на меня через плечо бешеные взгляды: да не туда! Пришлось насилие применять, отрывать от железа руки. Наконец запихнул. Он продолжил и в маршрутке протестовать, но я уже с ним не спорил, свисал с креслица, тяжело дышал. Это еще начало маршрута!

Не признавал он и собес, долго в парадном упирался. Слава богу, что такие рейды нечасто у нас.

Затащил его в темный коридор, усадил в кресло. “Вот тут сиди!” Пару раз вскакивал, буйно протестовал – я не вникал уже, тупо ждал, когда наша очередь подойдет в заветную дверцу. Тут многие себя буйно вели, то и дело кто-то пытался прорваться: активная жизнь у людей уже кончилась, а силы есть. Каждый, видно, считал, что он особенный, рассиживаться ему некогда – пусть старики тут сидят! И я пару раз порывался, но после – уселся… А ты-то кто? Не старик? Дыши ровно.

Вот так.

Всегда какая-то радость нас ждет: инспекторша очень любезная оказалась, сразу в компьютере батю нашла.

– Чем же вы недовольны, Георгий Иваныч? У вас самый высокий пенсионный коэффициент.

– Самый высокий? Зачем только вы сидите тут! – гневно поднялся.
–

Вот! – сберкнижечку свою распахнул.

– Что ж вы плохого в ней видите, Георгий Иваныч?

– Как? – выкатил свои бешеные очи. – По-вашему – это ничего? Вдвое урезали пенсию! Это как?

– Где вы видите это, Георгий Иваныч? – все так же любезно произнесла и даже головкой к его могучему “котлу” прильнула. – Внимательней надо смотреть!

– Что – смотреть? Вот – последняя строчка. Напечатано – тысяча пятьсот. А было – три тысячи! Это как?

– Но тут же есть и /предпоследняя/ строчка. В ней тоже напечатано – тысяча пятьсот тридцать два.

– Так это за прошлый месяц!

– Да нет, Георгий Иваныч, за этот. Смотрите – то же число. Видите?

Просто пенсию вам через два разных банка переводят теперь. Так им удобнее – может быть, налог меньше. Но вас это никак не затрагивает.

Поняли меня?

– Нет! – произнес яростно. Поражения своего не признает никогда.

Но я-то все понял уже: с дурью своей вломились, время отняли у очаровательной женщины!

– Пошли, батя! – потянул его за рукав.

Тут, кстати, и меня маленькая радость ждала. Красавица эта, сама любезность, – как ей сил хватает с такими вздорными людьми говорить?

– без всяких просьб и меня на экране высветила.

– Валерий Георгиевич?

– Да ничего… ладно… мы пойдем! – тянул отца за рукав, тот упирался, хотя тоже все понял, но последнее победное слово должно быть непременно за ним.

– А вот к вам, Валерий Георгиевич, вопросы есть!

Интересно.

– Вы сейчас работаете – или уже уволились?

Неужели так выгляжу, что и работать уже не могу? Но она ж догадалась!

– В смысле – служу ли? – пробормотал.

– Вот именно, – улыбнулась она. – С киностудии вы уволились? Сколько вы проработали там?

Да! эксплуатировался. Было дело. Питались оскорблениями, пили вино обид. Выросли, с друзьями вместе, неплохими специалистами. Уволили год назад – видимо, убоявшись блеска, ссылаясь на пенсионный возраст.

– Уволили в прошлом году, – я признался.

– Вот видите, – она обрадовалась, – а указано, что вы еще работаете!

– И что?

– Неполная пенсия тому идет, кто еще работает. А теперь – полная будет!

Это я удачно зашел.

– Спасибо.

Признал свою ошибку. Полный пенсионер! Но батя свою ошибку нипочем не признает!

– Надежда эта – веч-чно напутает, – с досадою бубнил.

– Это ты напутал, ты! А она, наоборот, все сделала для тебя – хоть и напрасно. Бумаги все для тебя собрала. Стой! Не выкидывай! – (Был сделан такой яростный жест.) – Все. Поехали.

Лютует батя.

– Куда?! – он вытаращился.

– А хотя бы в сберкассу! – я рявкнул. – Пенсию свою получи!

И мне, за труды мои напрасные, немножко дай – бедность уже взяла за горло!

“…воруют все, кому не лень”, – бормотал он еще в коридоре, хотя, как культурный человек, мог бы уже признать, что не прав. Но не признает!

– И-и-и! Верно! Ворують! Делають что хотять! – охотно подхватила бабка, оказавшаяся рядом. Уходим отсюда, пока не поглотил нас недовольный народ, пока не сделались мы неотделимой его частицей. Прочь!