Не поднимая головы, своим костлявым подбородком виновато кивнула.

– Ну ничего! – бодро взял ее за плечо. – Там тебя и подлечат!

– Значит, я домой не поеду? – По щечкам ее в красных прожилках слезки побежали.

– Но что ж ты не могла сосредоточиться?! – простонал я.

Наверное, надо было туда ворваться! Отвечать за нее?

Стараясь успокоиться, она надула дряблые щечки мячиком, потом шумно выдохнула, и они сразу обвисли.

Распахнулась дверь, обитая кожей, и вышел Стас. Он шел мимо нас, не глядя. Замучили мы его! Он подошел к фигуристой медсестре, положил на ее стол бумажку. Она прочитала, изумленно глянула на Стаса, потом на нас.

– Оформляйте! – буркнул ей Стас.

Я выпустил руку Нонны. Ну все. Надо отвыкать!

– …На выписку. – Это было сказано хоть и без души, но – в нашу сторону.

– Как? – воскликнул я. Мы с Нонной смотрели друг на друга.

– …А вы зайдите ко мне, – по-прежнему на меня не глядя, произнес он, -…один.

– Стой! – Я снова схватил Нонну за руку.

– Я стою, Веч! – Она радостно кивнула.

В кабинете Стас долго молчал.

– Как я уговорил их?! – воскликнул он наконец, разведя руками.
–

Боюсь, что я несколько преувеличил… ваши способности. Болезнь ее, похоже, сильней.

Я сам, боюсь, их преувеличил… Я этого не сказал – но он прочел это в моем взгляде.

– Комиссия, кстати, еще работает. – Он сделал движение к двери.

Пойти с ним? Но она ждет там, робко улыбаясь. По ней не пройду.

– Понял. – Стас снова сел. Помолчали. – Главное, – он шлепнул по столу ладонью, – дух противоречия в ней не удалось истребить.
–

Когда она говорила комиссии, что ей сорок лет, я заметил в ее глазах… веселые огоньки! Как вы думаете – это она нарочно могла говорить?

– Могла. Из-за любви к веселью она и здесь оказалась, – вздохнул я.

…Когда ее “воспитываешь”, в глазах ее тоже веселые огоньки загораются.

“Ну как? Поняла, что я тебе говорил?” – “Нь-ня!” – весело восклицает она. Хочешь, чтобы другой она стала?.. “Нь-ня!” Такой она мне и нужна.

– Сами разбирайтесь! – Стас ладонью махнул, потом подвинул бланки.
–

Ну что… сильные лекарства выписываем? Будет тихая, но…

Неузнаваемая. Другая.

“Нь-ня!”

– Слабые никакой гарантии вам не дадут… Да и не будет она их принимать! – сорвался Стас. Помолчал, успокаиваясь. – Значит, скоро снова пожалует к нам. Ну что ж… веселитесь. – Стас подал мне бланк, встал. – Я, кстати, тоже стою за сохранение личности, – грустно улыбнулся он.

Мы вышли. “Личность” нетерпеливо ждала нас у входа. Боюсь, что у меня на лице не было того восторга, как у нее. Утвердительно ей кивнул.

– Ур-ря! – она подпрыгнула.

– Ну что ж… пошли собираться, – вздохнул я, обнял костлявые ее плечи, и мы двинулись по коридору.

– Ну что… теперь будешь себя хорошо вести? – несколько запоздало, у самой палаты, попытался “воспитывать” ее. Она радостно на меня глянула.

– Нь-ня! – откинув остренькую челюсть, воскликнула она.

Мы спускались по лестнице. Сколько я мечтал об этом моменте! Но -

“все бывает не так плохо – и не так хорошо, как мы ждем!”. Хоть бы формально сказала: “Я, Венчик, буду слушаться тебя!” Вспорхнула, птичка. Ну ничего! Сейчас ее сдавят в троллейбусе… в метро!..

Обратно запросится! Только тут я вспомнил про Боба. Вряд ли он настолько загорелся идеей сушеного говна, что до сих пор не уехал?

Стоял!

С почтением я оглянулся на светящийся окнами бастион науки.

– Помаши дяденькам ручкой!

Стянув варежку, она помахала. Мы приблизились к джипу.

– Ой, Веча! Это наша машина?

– М-м-м-да.

Высоко влазить, как на самолет. Боб, как и положено уважающему себя водителю, сидел истуканом.

– Ой, здрасьте! – Она слегка удивилась. Серьезно думала – я сяду за руль? Серьезно вообще она никогда не думает!

Боб “мое сокровище” невысоко оценил. Оно верно – на любителя. Лишь в моей голове – и душе – живет еще знание: как она прелестна!.. А так-то вообще трудновато объяснить…

Нас закачало на выбоинах. Нонна не понимала пока, что кто-то может не разделять ее счастья, крутилась на тугом кожаном сиденье, сопя в тепле носиком, разглядывала салон, мигающую разноцветными лампочками приборную доску. Стянув шапочку, помотала головой, вольно раскидав по плечам жидкие грязненькие волосики.

– Вы – друг Валеры? – радостно спросила она. Боб кивнул мрачно. У людей его круга присказка есть: “Таких друзей – за… и в музей!”

– Я рада! – просияла она.

Знала бы она, что нас связывает! Впрочем, она мало что знает! Ее счастье. И еще меньше хочет знать. Лишь то, что ее интересует. А интересует ее… В кулачонке у нее появилась вдруг сигаретка.

– Я закурю, да?! – явно собираясь нас этим осчастливить, проговорила она.

Боб, поборник здоровья и экологии, красноречиво молчал. Но я-то молчать не мог. По новой все начинается – сперва беспорядочное, по первому позыву, курение, потом…