Виктор Потанин
БОЛЬШОЙ ХИТРЕЦ
Рассказ
Старик походил на баптистского проповедника. Не хватало только шляпы и цепочки от часов на лацкане пиджака. А впрочем, я точно не знаю, как выглядят такие проповедники, - просто начитался о них в книгах, а потом увидел в кино. Но я почему-то уверен, что такие люди носят черные суконные костюмы и не снимают их даже в лютую жару. Кстати, именно такой костюм был на нем, именно такой... И он шел в этом тяжелом сукне по августовской жаре. С виду он выглядел лет на восемьдесят, но можно было дать и поменьше. Голова его на длинной жилистой шее держалась прямо и вызывающе, так же гордо и цепко смотрели глаза. А шагал он тяжело, как-то нехотя, с трудом отрывая от земли ноги в таких же тяжелых черных ботинках. Возле меня он остановился и протянул руку:
– Здравствуйте, господин учитель... Вы вздрогнули, я вас напугал?
Он смотрел на меня грустными, осуждающими глазами, точно уличая в чем-то запретном. Глаза у него напряглись, ресницы дрожали. Они то дрожали, то совсем замирали, под ними плавали черные змейки. Это были зрачки, которые нацелились на меня.
– Значит, напугал вас?
– опять повторил он и тяжело вздохнул.
И после этого вздоха я не выдержал:
– Какой же я господин, Николай Поликарпович? Слово-то уж больно лакейское...
Он меня перебил и сразу же перешел на "ты":
– Нынче, миленький, все господа. Задница голая, а дворянин, ну да. И ручку, пожалуйста, не отдергивай, поди не заразный.
Я смутился и, как приговоренный, пожал ему руку. Она была холодная, как кусочек железа.
– Вот хорошо, снизошел!
– На его лице что-то дрогнуло, может улыбка. Запомним этот случай, не забудем до гроба.
– Он немного помолчал, потом посмотрел мне резко в глаза.
– У тебя вроде собачка была? Поди злая, за горло берет?
Я не ответил, не понимая, куда он клонит.
– Завтра привяжешь собачку. Понял? Где-нибудь запиши. Завтра явлюсь к тебе в гости.
Глаза его не отпускали меня, в них явилось темное, злое - и этот огонек разгорался. Я поежился, как в ожидании удара. Да и меня можно понять, ведь этот старик был блаженный. А с таких какой спрос? Мои деревенские называли его просто Коля-дурак, и он не обижался на них, а может, и обижался - кто знает? Но в этот миг он снова заговорил:
– Так что не перепутай. Ожидай меня завтра. Ты понял? Завтра! Последние слова он произнес как приказ и, чуть помедлив, добавил: - А лично к тебе будет просьба. Приготовься, просьба большая. Будешь моим порученцем...
– Как вы сказали?
– А вот так, а не эдак. И нехорошо переспрашивать у дурака.
– Он схохотнул и прикрыл рот ладонью. Когда отвел ладонь от лица, щеки выглянули серые, неживые. Такими же печальными стали глаза. И голос теперь такой же, уставший, больной.
– В общем, коллега, я рад за тебя. Поговорил с дурачком...
– Зачем вы так? Да и какой вы дурачок? Еще недавно были учителем, да и теперь хоть куда...
– Я говорил тихо, как бы про себя, но он хорошо слышал мой голос.
– Не надо меня утешать, это грех...
– Что за грех? Объясните.
Но он молчит, смотрит поверх меня, не отвечая на вопрос. Затем лицо его светлеет и серая пленочка со щек сползает. Мне даже кажется, что он опять улыбнулся. И голос вышел такой же, спокойный, доверчивый:
– Ты, наверно, слышал, что меня недавно поштопали. Я ведь в санатории оказался в кои-то веки. Поспал на белых простынях, похлебал куриного супу. Ну и так, чики-брики, - произвели мелкий ремонт. Даже зубы поправили. Теперь проживу девяносто лет. Поди много, аха?
– Ну что вы! Живите как Бог пошлет.
– А вот это правильно, про Бога-то.
– Он сделал какое-то движение рукой, точно бы хотел дотронуться до меня.
– А ты стал здоровущий! На плечи-то хоть корыто ставь. Такой же дед Василий ваш был. Вот гляжу на тебя, а вижу его - и плечи, и стать. И так же ходил - лбом вперед. Медведи так ходят, да-да... Он же у вас лошадок любил... очень крепко любил. Бывало, ночевал даже с ними. Кошенца бросит под голову - и чем не перина. И с ладони кормил кусочком, и сахаром лакомил. А то сядет на запятки и все глядит, глядит на лошадок. А те - на него, ха-ха! Любуются, понимаешь... Тебе, наверно, смешно. Ну простите, господин учитель. Извиняйте глупого Колю... Могилку-то разыскал деда Василия?
– Пока нет, но стараюсь найти, стараюсь, - соврал я и покраснел, как школьник.
А он шагнул ко мне и вдруг перекрестил несколько раз:
– Старайся, миленький, старайся. И прими мое благословение за это. И вперед живи так же, не оскорбляя никого и не лукавя. И выбирай путь ко спасению.
– Глаза его налились, как крупные сливы, а щеки ввалились.
Я не видел его почти полгода, и за это время он здорово похудел. И всего больше изменилось лицо. На нем даже выросли усы и бородка. Все это кого-то напоминало. И тут я вспомнил, память не подвела: ведь это та же самая бородка клинышком, как у знаменитого Дон Кихота. И усики такие же, продолговатые, как бы ватные, заостренные на конце. И костюм на нем такой же странный, забавный. Погода стояла жаркая, летняя, а он натянул на себя суконный мешок. И это сукно висело на нем, как на палке. Казалось, под одеждой совсем нет живого тела... Господи, как его передернуло! Содрогнулась душа. Он опять заговорил: