Глухарь долго вслушивался в предательское безмолвие леса. Андрей шмыгнул носом, достал платок и услышал первый щелчок. Сейчас он зачастит, потом перейдет на "косу", можно сморкаться. Глухарь перескочил на "косу"темп песни стал нарастать, казалось, сейчас сорвется, даст петуха. Андрей выхватил платок, высморкался и замер, прислушиваясь, - вокруг была такая тишина, что Андрей подумал: "Либо я оглох, либо все бесповоротно испортил своим сморканием". И тут он услышал слабое попискивание. Ему показалось, что это у него в ушах. Он настолько привык к тому единственному существующему в этот час звуку, ритму его возникновения и затухания, что забыл о существовании других птиц. Их робкая заявка выглядела как оскорбительное, карикатурное подражание. Словно все эти невидимые пичужки хотели принизить мощную, ни на что не похожую песню владыки этого бескрайнего леса, примазаться к чужой славе, обратить внимание слушателей на себя. Общей тишины эта робкая проба голоса не нарушила, по-прежнему был слышен малейший шорох, и неизбежное трение рукава о куртку воспринималось как шум прошедшего в отдалении поезда.

Свою последнюю песню глухарь начал неожиданно. Андрей решил сделать три обязательных прыжка - "под скрип петель" до светлеющей полянки впереди, где был их провожатый Николай. Но в самый неподходящий момент мальчик услышал там какое-то жутко постороннее всему происходившему здесь металлическое звяканье и замер в недоумении. Раздался шумный всплеск, словно что-то большое упало в воду, в то же мгновение впереди на высокой ели, в темной ее вершине, кто-то завозился, будто выпутываясь из больших невидимых сетей.

"Меня увидел", - подумал Андрей с ужасом и обидой, что все так быстро и безрезультатно кончается.

В утренней тишине вдруг раздались вверху вызывающе гулкие хлопки, как бывает при начале аплодисментов на концертах. Андрей завертел головой, услышал частые удары крыльев, что-то большое и темное с равномерным шуханьем крыльев мелькнуло над его головой в сторону, где находился его отец. "Вот же он, стреляй", - Андрей поднял и опустил свое ружье. Поздно. И тут сзади прямо у него над ухом грохнуло. "Отец не промахнется", - с восторгом и ужасом подумал Андрей.

Шум крыльев оборвался, и что-то тяжелое, пробивая сплетение голых ветвей, стало падать вниз.

– Папка, попал!
– завопил Андрей. Ему показалось, что в его щеки и в глаза впилась невидимая ледяная колючка.

Между тонких стволов на сером снегу билась темная большая птица, она дергала толстой длинной шеей с куриной головкой, с крепким, книзу загнутым клювом, ярко-красным гребешком и маленькой розовой бровью. Глухарь лежал на правом боку, его левый глаз затягивало серое, полупрозрачное веко - он дернулся и замер.

"Все", - с ужасом подумал Андрей. Ему стало невыносимо страшно и захотелось все исправить, чтобы все вернулось назад, как было за минуту до выстрела. Но он отогнал эти детские представления, все эти чурики-жмурики. Ты на охоте, ты не малыш. Кончен бал, как говорила бабушка, отлетела душа в рай. Жалко: такой большой, свободный.

– Готов, - с трудом разлепляя губы, сказал Андрей подошедшему отцу и смахнул ледяную слезу со щеки. Знал точно: слеза от холодного воздуха.- А здоровый, да, пап?

– Да, брат, не ожидал.
– Назаров говорил без интонации, будто за кем-то повторял слова.
– Не ожидал, что так получится. Вот уж действительно на ловца и зверь.
– Андрей слышал, что отец старается унять охватившее его возбуждение.
– Настоящий косач, матерый...

"Несчастная птица, - думал он, - зачем ты полетела в эту сторону". Понятно - к большому лесу, в укрытие. Думал, парень послушает песню, посмотрит, как к нему подходят... С другой стороны, что жалеть, дело сделано. Не с пустыми руками домой вернемся, и то хорошо".

Шумно шаркая сапогами по остаткам крупного и сырого снега, к ним в густом ельнике подбежал Николай. Стал возбужденно рассказывать, как он подошел к косачу вплотную, но не мог различить его в темноте ветвей и решил бить на звук, а ружье дало осечку. Он показал патрон - день занимался, пологие лучи прошивали чащу леса, и хотелось выйти на простор - след от бойка в миллиметре от капсюля. Ружье у него было дедовское, тот обращался с ним как бог на душу положит. Потом вообще приклад отломал, а казенную часть забросил на чердак. Николай из дубовой чурки вырезал ложе, и несколько лет подряд он использует один и тот же латунный патрон - этот вот самый. Осмотрели глухаря: он был убит в сердце навылет.

После того как гордая, смелая птица траурным платком легла у их ног, лес потерял для Андрея свою загадочность и притягательность, стал неинтересен. Минут пять он путался, не зная, как правильно закрепить трофей на веревке, - за шею было страшно, за лапы - тяжелые крылья постоянно выскальзывали и раскрывались. наконец ему помогли, и они двинули к дому.

О глухаре больше не вспоминали. Ни Андрей, ни его отец на охоту с тех пор не ходили.